Читать книгу Роман «Арбат». Часть I . Соприкосновение - Андрей Санрегрэ - Страница 10

Гарик Чернуха. «Залаз» на Гончарах.

За летние месяцы Андрей обзавелся большим количеством знакомых на Арбате. Среди них были такие необычные художники, как Сабир, Пашка «Дали», Донна Роза, скульпторы Володя Павинский, Олег Ромашкин, Андрей Калашов, искромётный шаржист «Зелёный» и замечательный портретист Алик Загоян, вокруг которых собирались целые толпы зрителей. Друзьями ребят со Стены были мимы-акробаты, брэйк-дэнсеры, поэты и музыканты, приходившие на Арбат, чтобы исполнить свои произведения. С этими людьми было интересно и легко общаться – потому, что если они и приходили сюда ради денег, то это была не только продажа того или иного произведения, но и общение между творческими личностями.

Но постепенно на Арбате стали появляться и люди сугубо меркантильные: перекупщики, продавцы прикладного искусства, сувениров, антиквариата. Одним из таких людей, с которым Андрея свела судьба на Арбате, был Нос – продавец икон. Это был долговязый худой парень лет тридцати. Кличку ему дали за тонкий и длинный нос, которым он постоянно шмыгал. По образованию реставратор, он хорошо разбирался в технике иконописи и истории иконографии. Не в состоянии найти работу по профессии, Нос работал на группу каких-то барыг, постоянно привозивших старинные иконы на Арбат. Царевич, который неплохо разбирался в иконописи, часто вместе с Андреем приходил к нему посмотреть на вновь появлявшиеся редкости. Он постоянно удивлялся, откуда берутся такие диковинные иконы, и предупреждал Носа:

– Старик, ты же сам реставратор. Лучше меня знаешь: нельзя старинными иконами торговать! Они – намоленные, в них такая энергия, аж скручивает! Плохо это кончится…

Однако Нос, по всей видимости, находился в какой-то зависимости от хмурых парней, на которых работал. Судя по всему, не от хорошей жизни он взялся за это дело. И вынужден был продолжать свой неправедный «бизнес». Он уже не боялся не только абстрактной «кары божьей», но даже бандитов, не раз подходивших к нему, «ментов» и конкретной буквы уголовного кодекса. Каждый день в помощь Носу хозяева икон присылали двух-трёх парней, которые помогали ему расставлять иконы около магазина «Самоцветы», куда часто захаживали иностранные туристы. В течение дня они охраняли своего продавца-искусствоведа и драгоценный товар, а вечером помогали отнести иконы на квартиру, которую снимали для хранения.

Однажды Нос познакомил художников с ещё одним колоритным типом – Гариком, который был «чёрным археологом» и иногда приносил на продажу антикварную утварь с подземных раскопов. Термина «диггер» тогда ещё толком не знали и поэтому за глаза его называли «чёрный человек» или попросту: «Чернуха». Несмотря на своё зловещее прозвище, Гарик Чернуха был достаточно весёлым, спортивного сложения парнем. Копна непокорных тёмных волос была связана сзади тугими резинками в косу. Прямой, чуть с горбинкой нос, густые брови и глубоко посаженные карие глаза с демоническим блеском выдавали в нём натуру романтическую и увлечённую. Его некогда ультрамариновая ветровка и джинсы настолько впитали в себя грязь и пыль подземелий, что превратились в нечто бурое, засаленное на локтях и коленях. Кожаные армейские сапоги хранили следы въевшейся белёсой пыли.

Гарик был подвинут на «залазах» – самодеятельных экспедициях в катакомбы Москвы. Подобные погружения под землю, зная место и время, в те годы можно было осуществить практически в любом районе центра столицы. По его словам, как всякая импровизация, «залаз» должен быть хорошо продуман заранее. Самое главное – запастись болотными сапогами и одеждой, не боящейся сырости и грязи. И обязательно – взять побольше бухала и закуси…

По словам Гарика, Москва обладала самыми глубокими подземельями из всех существующих городов мира.

– Отвечаю, я месяца два назад встречался с одним из лидеров московских диггеров Вадиком Михайловым. Он авторитет в этой области. Его ребята были в США, Западной Европе, сейчас собираются побить рекорд по подземной проходке – едут в Адлер. Там, говорят, самая глубокая пещера в мире – Воронья. Вадик туда спускался. Только тогда у них не было аппаратуры и международных представителей, чтобы зарегистрировать мировой рекорд. Так вот он говорит, что в Москве насчитывается двенадцать основных уровней, Лондоне – восемь, Нью-Йорке – семь, Питере – пять, Париже – четыре. В Москве наши «диггеры» спускались до отметки в семьсот двадцать метров.

Однажды его рассказы о таинственных подземельях, секретных станциях «Метро-2» и привидениях всё-таки возымели действие на художников. Как-то раз, распивая пиво во дворике на бывшей «собачьей площадке», они решили вместе с Чернухой исследовать холм у Гончарной набережной, что на Таганке. Особенно настойчиво хотел присоединиться к диггерам Царевич, любивший всякую чертовщину и страстно желавший увидеть подземные привидения. Горби и Цыган понимающе кивали головой. Они уже здорово выпили, и им вообще уже было всё равно: прыгать на спор с крыши на крышу на Арбате или пойти отбивать девчонок у бродячих музыкантов. И то, и другое они уже проделывали не раз, но в катакомбы ещё не спускались. Вождь и Андрей колебались. Но когда Гарик стал рассказывать о Белой Даме, огромном Чёрном Коте, колдуне Якове Брюсе и других привидениях, которых можно повстречать в подземельях Москвы, заинтригованные, они, наконец, согласились пойти с Чернухой.

На вопрос, нельзя ли пригласить девчонок на подземную экскурсию, Гарик, немного посомневавшись, всё-таки допустил такую возможность:

– Ну, если они сами захотят и если крыс не боятся – то на «Гончары» слазить можно. Там есть что показать, им понравится. Главное, чтоб под землёй не визжали и не скулили…

Вернувшись в мастерскую, ребята весь вечер возбуждённо обсуждали подготовку к путешествию. Девчонки в один голос согласились. Пришедшая в гости к Синяку на чай Петровна, услышав краем уха их разговоры, всплеснула руками:

– Да бог с вами, куда вас несёт!

В ответ на пересказы монологов Чернухи о подземных привидениях Петровна запротестовала:

– Да врёт всё ваш Гарик! Не мог он Брюса видеть в подземелье. Брюс – летает, а не по подземельям мается.

– Как это, летает? – узкие глаза Вождя расширились от удивления и стали доверчиво-большими, как у лошади.

– А так, летает! Мне мать моя из первых уст, что называется, со слов академика Щусева, рассказывала. Ну… Алексей Викторович Щусев, который архитектор, он ещё Казанский вокзал построил, мавзолей Ленину… Он же здесь, на Арбате, в Гагаринском переулке жил… Мать у него в услужении домработницей была при Сталине.

– И чего она тебе рассказывала? – c пренебрежением, но заинтересованно процедил Царевич, раскуривая сигарету.

– А то, что этот самый Яков Брюс храм Василия Блаженного спас! – выпалила Петровна, улавливая заинтересованные взгляды молодёжи, собравшейся у стола под оранжевым абажуром.

Яков Вилимович Брюс был одним из сподвижников Петра Первого. Юный царь часто советовался с ним и поручал самые щепетильные задачи, в том числе расправиться с Донной Луной, колдуньей из окружения Софьи. Брюсы были потомками шотландских королей. Приехав в Москву, они обустроили «Брюсову слободу» (ныне – Брюсов переулок, выходящий на Тверскую – напротив Елисеевского гастронома), где заложили англиканскую церковь. Сам же загадочный граф и генерал-аншеф Яков Брюс, переводчик, астролог, физик, математик, дипломат, «русский Фауст», слывший колдуном и чернокнижником, снискал себе славу самого могущественного эзотерика, когда-либо жившего в Москве.

Он очень любил Москву и часто говорил, что его дух будет охранять первопрестольную после его смерти. Так оно и случилось. Не раз его дух в облике крупного чёрного орла являлся в ответственные моменты истории государства российского – и в дни подхода Наполеона к Москве, и во время массового сноса храмов и церквей в Москве при «Советах».

В тридцатых годах ХХ века, после сноса Сухаревой башни (которая являлась «обителью» чернокнижника), Брюс снова появился в городе в образе живого орла.

Сталин уже собирался подписать приказ о взрыве храма Василия Блаженного, как к нему пришёл архитектор А. Щусев, принёсший письмо с подписями И. Грабаря и целого ряда других академиков с просьбой не делать этого. Но вождь был непреклонен. Он намерен был реализовать грандиозный план реконструкции Красной площади и набережной Москвы-реки, предполагавший снос всех старинных и церковных построек. Вдруг у окна его кабинета послышался шум крыльев и скрежет когтей по карнизу. Сталин отодвинул портьеру и увидел огромную чёрную птицу. Несколько секунд он, как загипнотизированный, смотрел на орла, который не улетал, сверля вождя немигающим взглядом… Подверженный мистике, Сталин был под сильным впечатлением от этого символического знака и в тот же день отменил приказ о сносе Покровского собора.

Несмотря на все уговоры, художники всё же договорились идти в подземелья на Гончарной слободе. Был конец июня, и в городе стояла жуткая жара. Прихватив водку и продукты, ребята прибыли к одиннадцати утра на Таганку. Встретившись у цветочного магазина с Гариком, они прошли дворами к Гончарной улице. За металлическими гаражами между раскидистых тополей был удобный для «залаза» колодец. По команде Чернухи все начали облачаться в принесённую рабочую одежду. Гарик извинился перед девчонками и отозвал ребят в сторону.

– По нашей традиции, первым делом надо махнуть по сто и обоссать какой-нибудь ствол.

– А этот подойдёт? – Царевич, докурив бычок, деловито метнул его в сторону одного из тополей.

– Да, годится!

Ловким движением откупорив бутылку водки, Вождь протянул её Гарику для первого глотка. Чернуха был не промах. По тому, как аккуратно он отпил ровно по метке, обозначенной его большим пальцем правой руки, в которой была зажата бутылка, чтобы столько же осталось остальным пятерым начинающим спелестологам7, и при этом даже не поморщился, было понятно, что парень умеет пить и знает норму. Ребята пустили бутылку по кругу. Цыган протянул колечко солёного огурца Гарику с ножа. Ритуал диггеров был соблюден безукоризненно, и девчонки грохнули от хохота, когда мальчишки окружили толстый тополь, по снайперски направляя молодецкие струи, чтоб не окатить друг друга.

Первым в «залаз» полез Гарик. Следом спустили девчонок. Последним шёл Цыган, который должен был аккуратно закрыть за собой тяжёлый люк. Спустившись по железным скобам колодца, они попали в длинный сухой тоннель. Включили фонари. Разбились на пары. Впереди быстро продвигался Гарик, у которого фонарь был вмонтирован в оранжевый горняцкий шлем, расписанный диггерским граффити.

Сначала, как он выразился, шла сплошная «техногенка» – городские коммуникации, подвалы зданий, иногда многоуровневые. В них нужно было вести себя тихо, чтобы не напороться на м`онтера (так на диггерском языке назывались их злейшие враги – обходчики). Некоторые боковые отводы были забутованы8 или забраны крепкими решётками. Они вели к подвалам и погребам магазинов или частных учреждений, которые в тот период, арендуя здания, уже планировали их дальнейшую приватизацию и поэтому моментально «прихватывали» всё, что можно было «освоить» не только на поверхности, прилегавшей к зданиям, но и под землёй.

Спустившись по просторному вентиляционному грибку ещё на один уровень вниз, они попали в довольно современную теплосеть. Трубы шли по правой стороне, а в потолке время от времени попадались лампочки ватт по сорок, еле освещавшие путепровод. Дойдя до очередного вентиляционного грибка, друзья обнаружили просторное бетонное помещение, в котором пересекались несколько теплопроводов. Между переплетениями труб были разбросаны грязные матрацы и прочее имущество бомжей. На трубах сушилась одежда и носки постояльцев, отлучившихся наверх.

Свернув метров через сорок направо и упершись в очередную забутовку, Гарик несколькими ударами ноги выбил нижние кирпичи и принялся разбирать кладку. Это был его личный «залаз», который, по словам Чернухи, он открыл два года назад. После того, как все проползли в образовавшуюся узкую щель, он аккуратно изнутри поставил кирпичи на место, восстановив кладку. Ветхая теплосеть вела куда-то вниз, и вскоре Чернуха открыл очередной проход в одном из левых «карманов». В сыром тоннеле, где они очутились, стоял затхлый запах сероводорода и плесени.

– Тут надо немного потерпеть, – обратился он к девчонкам, – пройдём по канализационным стокам до четвертого уровня, но потом будет клёво!

Что в понимании Чернухи было «клёво», никто не знал, но Вождь первый начал канючить:

– Старик, мы девчонкам с твоих слов так всё расписали. Но чтоб говно месить, мы не договаривались…

– Да нет, – проглатывая слова от волнения, начал оправдываться Гарик, – здесь только водопроводные стоки. Только запах. А первый зал – уже недалеко. Минут через двадцать будем на месте.

Двинулись дальше. Уже на первой развилке тоннеля впереди послышался визг Ляльки, ухватившейся за Вождя. В обезвоженном байпасе9, уходившем направо, пробежало несколько здоровенных крыс. Ольга, державшаяся за Андрея, только крепче сжала его руку, но не издала ни звука. Далее запах усилился, и Гарик, достав какой-то прибор, долго рассматривал движение его стрелок в слабом свете фонаря. Содержание метана было в норме, и они пошли вперёд быстрее. Девчонки держали у лиц платочки, стараясь не кричать при виде крыс, которые попадались всё чаще.

Впереди отчётливо послышался звук низвергающейся воды. Шум нарастал, и вскоре они достигли пролома в кирпичной кладке, сквозь который справа можно было видеть поток воды, уносившийся куда-то вниз под канализационный тоннель, по которому они шли.

Окутанные клубами липкого тумана, они прошли по металлической платформе, представлявшей собой нечто вроде моста над подземной рекой. Метров через двести в правом тоннеле Гарик наконец-то обнаружил каменную лестницу, о которой он несколько раз говорил во время пути. Сложенная не из кирпича, а из тёсаного камня лестница была узкая и крутая, поэтому они шли гуськом. Андрей видел перед собой только ноги Ольги в чёрных джинсах и закатанных болотных сапогах. Потянуло сухим воздухом, и наконец они очутились в сводчатом помещении, напоминавшем старинные купеческие погреба.

По почерневшей, местами покрытой мхом кладке сочилась влага. В стенах были аккуратные прямоугольные ниши, заполненные песком, в которых видны были осколки разбитых бутылок.

– Это бывшие винные погреба. Бутылки с вином должны лежать в нишах под определенным углом. Каждые полгода их поворачивали, чтобы сохранить «тело вина», – с учёным видом комментировал Гарик. Пройдя по галерее винных погребов, они спустились по такой же узкой лестнице вниз. На этот раз спуск был намного дольше. Он время от времени прерывался выходом на горизонтальные площадки. Пройдя по камерным тоннелям метров двадцать, Гарик вновь находил очередную лестницу, уводившую вниз.

Наконец утомительный спуск закончился, и ребята оцепенели от восторга. Они очутились в огромной каменоломне высотой метров десять. С одной стороны стены и потолок были выложены белым камнем, потемневшим от времени и местами закопченным от факелов, которые прикреплялись в нескольких местах к стенам. Частично белокаменная кладка внизу дополнялась кирпичной, более поздней. Кирпич тоже различался по форме и цвету. Старинный, более узкий, был темным и закопчённым. Более поздняя кладка – темно-красного цвета, и кирпич покрупнее, как современный. Дальняя необорудованная часть каменоломни больше походила на пещеру, уходившую куда-то вниз. Для укрепления потолков проходчики оставляли посредине штольни невыработанную породу, наподобие колонн, которые подпирали своды.

Девчонки захлопали в ладоши от восхищения и стали рассматривать надписи на стенах. Некоторые из них принадлежали недалёким предшественникам: «Пётр и Роман зимовали здесь. 1924 г.»; «Александр + Анастасия = Любовь. 1962 г.». Надписи раннего периода, сделанные самими рудокопами, были более лаконичными: «Ермил. 1897»; «Тобольск. 1834». Многочисленные же наскальные тексты и рисунки современников, в основном генитального свойства, несколько портили общее романтическое впечатление от увиденного.

В каменоломне жило эхо, которое трудолюбиво повторяло каждое слово и шорох гостей. Особенно забавно было улавливать слова тех, кто ушёл в нижнюю часть пещеры и переговаривался между собой полушёпотом: наверху всё было слышно до мелочей. Девчонки отправились туда для того, чтобы привести себя в порядок. Ребята, раскрутив три лёгких спальника, принесённых Чернухой, повалились на них перекурить.

Гарик, не зная отдыха, как заведённый, гоношился около миниатюрной печки с сухим топливом, поставив на неё котелок с водой. Ребята достали пластиковые бутыли с питьевой водой, которой они заранее запаслись по просьбе Чернухи. Цыган бережно вынул из рюкзака бутылки водки. По указанию Гарика он стал расставлять их одну за другой на ровной каменной плите, которая, по всей видимости, не один год служила посетителям этого зала пиршественным столом.

Для Чернухи пятачок, на котором они расположились, был любимым местом, и он знал каждую нишу в стенах и валунах. Удалившись на несколько минут, он принёс пять сплющенных гильз от снарядов, служивших обитателям пещеры со времён войны керосиновыми светильниками. Фитили были в сохранности, Гарик долил в гильзы керосину, и вскоре ребята могли уже выключить свои фонари. Пространство вокруг их застолья было романтически освещено чуть подрагивавшим пламенем импровизированных светильников, стоявших на разных уровнях вокруг каменного стола. От этого острые ниши стен штольни и сводчатые потолки ожили, отражая колебания пламени.

Девчонки нарезали колбаску, хлеб и овощи. Стаканов не было, поэтому бутылку водки пускали по кругу, как трубку мира. Почувствовав себя хозяином положения, Гарик принялся рассказывать о пещерах и подземельях, в которых ему довелось побывать.

– Самое разнообразное по рельефу и неожиданности место – это Сретенка… Сретенский холм. – буквально изобилует старинными подвалами и подземельями… Вот там-то я душу отвёл…

– В смысле своей «чёрной археологии»? – ухмыльнулся Цыган, сладко затягиваясь сигаретой и поправляя котелок на спиртовке.

– И в этом смысле тоже. Пожалуй, там мы нашли самые интересные вещи.

– Например? – поинтересовалась быстро захмелевшая Ляля, прижимаясь к Васильеву.

– Много разного, – уклончиво ответил Чернуха, потупившись на пламя светильника, стоявшего по центру каменного стола, – я тогда салагой был, мне мало что перепало, а вот ребята с месяц что-то таскали. В общем, нельзя мне об этом рассказывать, слово дал.

– А что там за подземелья? – настаивал Царевич.

– Особенно ближе к бывшей Сухаревской башне… там такое творится…

– Ну не томи, рассказывай, – толкнула его локтём Ольга, сидевшая между Гариком и Андреем.

– Там нормальному человеку делать нечего… труба… крышу мигом снесёт. То сгустки такие серые вдоль проходов летают, колются, всё тело от них наэлектризовывается… Или видения приходят: то в одном углу высветятся, то в другом… А однажды со мной разговаривал старец. Ребята говорят: это сам Брюс мне явился…

– Да брехня это всё, Брюс птицей оборачивается, он в подземельях не бывает, – авторитетно заявил Вождь, оглядывая всех хитрым взглядом.

– А вот и неправда! Это в простонародье так принято считать. Он – дух и может принять любое обличье. Он там свою подземную мастерскую охраняет. Отпугивает лохов. А меня научили: духов не надо бояться, тем более бежать… Тогда в Кащенко сто пудов попадёшь. Нужно смело им в глаза заглянуть и спокойно спросить: мол, кто ты, чего от меня хочешь? Он либо растворится, либо в доверительный контакт с тобой войдёт… А это – лучше любого клада!

– Так он с тобой в контакт и вошёл? – недоверчиво спросил Вождь.

– Представь себе, вошёл, – зло огрызнулся в ответ Васильеву диггер, – но только себя он так и не назвал, его кто то другой из темноты позвал: то ли Архипом то ли Агрипом…

– Агриппа? – воскликнул Царевич, и глаза его осветились вспышкой неимоверной догадки.

– Да, вроде Агриппой, – оживился Чернуха, – а ты откуда знаешь?

– А собака, такая чёрная, была с ним?

– Да и не собака это была вовсе, а тот самый сгусток тёмный возле него всё висел… А с чего ты взял, что собака должна была быть с ним?

– Так, из сказок друидов, – уклонился от ответа Царевич, делая глубокую затяжку и выпуская дым из носа. – А всё-таки, о чём он тебе говорил?

– Молитве одной научил…

– А какой? – в один голос вопросили девчонки.

– Не скажу! Нельзя! – отрезал Гарик, и в пещере повисло тягостное молчание. Андрей по-прежнему хранил молчание, обнимая за плечи Ольгу и оглядывая своды пещеры.

– Ну ладно, расскажи чего-нибудь ещё, – впервые вошёл в разговор Горбачёв.

– Да там столько всего, что и за месяц не расскажешь… Один раз мы пробили кладку примерно в середине Большой Лубянки и попали в гигантский колодец. Такой вони я в жизни не помню. Оказалось – подземное кладбище Лубянской тюрьмы. Там скелетами этот колодец забит до половины. Метров сто глубиной. Представляешь, сколько людей загубили? Причём, наверное, не самых плохих людей, старик!

– А вас там кэгэбэшники не сцапали? У них за такую находку – сам туда упасть можешь, – выдохнул Горби.

– Да что колодец, мы там один раз вообще через какую-то вентиляцию попали в подземный переход между домом номер два (Старое здание КГБ на Любянской площади) и домом номер четыре (новое здание, такое чёрное, рядом с «Детским миром»). В щель смотрим: а там люди в галстуках ходят с папочками красными. Вот тогда мы конкретно обосрались, рады были, что ноги унесли…

Ребята долго ещё травили байки о секретных линиях «Метро-2», «Д-6» и спецметро, уходивших до Раменок и Домодедова. На некоторых Гарику удалось побывать самому, о других, «законсервированных», таких как Советская Площадь, Волоколамская – ему рассказывали более опытные спелестологи.

– Некоторые станции – как обычные, только на них платформы без облицовки. По другим линиям спецметро вместо поездов с рельсами ходят троллейбусы. Платформ там нет, просто большие площадки. На некоторых – какие-то склады. Постоянно чего-то возят и перегружают. Склады охраняются собаками. Поэтому мы постоянно таскали с собой НЗ – колбасу или сыр, чтобы с ними разойтись по-хорошему. Главное – их не бояться. Тогда тут же станешь своим.

Андрей смотрел на Гарика, а сам продолжал думать о его рассказе про встречу со старцем. Внутренне он верил диггеру. По интонации голоса и лицу рассказчика чувствовалось, что тот говорил правду.

Пора было собираться в путь. Чернуха обещал вывести другим путём – через стоки к Москве-реке. Продолжив спуск по каменоломне вниз, они прошли ещё два-три зала и попали в тоннель с узкоколейкой. Через несколько минут упёрлись в кирпичную стену.

Справа под насыпью был лаз, и пришлось проползти метров двадцать по-пластунски. Острые камни резали локти, пыль забивала ноздри, но все, наконец-таки выбравшись в просторный тоннель, весело отряхивались и шутили.

Помогая Ольге стряхнуть белёсую пыль с ветровки, Андрей невольно вновь ощутил её упругое тело под свитером. Она не сопротивлялась, стояла в полумраке и лишь проводила руками по его волосам. Затем неожиданно прижалась к нему всем телом, обхватив шею. Остальные ребята уходили по тоннелю всё дальше, а они замерли, слившись в долгом поцелуе…