Читать книгу Прелести - Андрей Школин - Страница 2

1992 год. Конец марта.

Я спрыгнул с верхней полки, вышел из купе и уставился в окно. Солнце пыталось обогнать вагон. Облака безнадёжно отставали. К поезду стремительно приближался славный город Екатеринбург. Через открытую дверь купе было слышно, как Марина терпеливо объясняет дочери содержание книжки. Детская сказка вызывала у ребёнка нагромождение нелепых, на взгляд взрослого человека, вопросов. Причём вопросы эти рождали соответствующие ответы, и создавалось впечатление, что ребёнок играет сам с собой, складывая из виртуальных кубиков условно-прозрачные замки. Я улыбнулся Марине, накинул на плечи куртку и направился к выходу.

Город своим перроном почти поравнялся с поездом. Я сделал шаг и внезапно шестым, девятым, семнадцатым чувством уловил значимость события, которое непременно должно было произойти в следующий момент. Даже живот скрутило. Даже ноги стали ватными.

Я сделал ещё шаг и увидел идущего навстречу мужчину со стаканом чая в стандартном подстаканнике в руке. Ещё шаг – пакетик начинает окрашивать в знакомый цвет жидкость, поезд медленно останавливается, расстояние между нами сокращается. Ещё шаг – мужчина поднимает глаза, и в этот миг стакан с глухим треском лопается. Вода, осколки стекла и следом подстаканник медленно, медленно, медленно летят на пол. Срабатывает реакция – я отскакиваю, и мы долго глядим друг на друга. Время останавливается. У мужчины коричневые глаза, о таких людях обычно говорят – кареглазые. Я совершенно уверен, что уже видел эти глаза, они мне хорошо знакомы. Но где и когда?

Всё это длится несколько секунд, и через минуту я, наконец, дышу относительно свежим воздухом вокзала Екатеринбурга. Инстинкт – так объяснили бы учёные то, что только что испытал, выходя из купе. Многие животные чувствуют приближение опасности или встречу с неординарным событием. Некоторые люди тоже. Причём, как правило, увязывается подобное «безобразие» с уровнем цивилизованности данного субъекта. А что, в таком случае, есть – ци-ви-ли-за-ция? Нет, ребята, это не инстинкт.

Размышляя подобным образом, я пинал мокрый мартовский снег и следил за медленно падающим вниз солнцем. Светило из последних сил старалось ухватиться пальцами за непослушные облака, но было понятно, что оно не удержится и в очередной раз иммигрирует на обратную сторону своего любимого спутника.

– Пожалуй, в Америку, – подумалось вслух.

– Пожалуй, – раздалось за спиной. – Что, завидно?

Я развернулся на сто восемьдесят градусов, лицом к незнакомцу. В том, что это был тот самый, я не сомневался ни на отрезок секунды. Он, глядя мимо меня, продолжал провожать глазами огненный красный шар.

– Что?

– Что, что? – переспросил мужчина.

– Завидовать чему?

В ответ он только пожал плечами. Удивительно, но глаза, которые я запомнил как карие, теперь были совсем другого цвета. Серые или даже голубые, как у сиамского кота, с красными точками заката в зрачках.

– Я вас нигде раньше не видел?

– А может быть там? – он засмеялся и кивнул головой исчезающему за горизонтом огромному блину.

– А-а-а… – «естественно» согласился я. – Тогда, конечно, вспомнил.

– Замечательно, – усмехнулся сине-кареглазый. – В Москву двигаетесь, юноша?

– Пока да.

– Я сойду раньше, – и просто протянул ладонь. – Александр. Если будет скучно, заходи, поговорим.

– Если честно, особого желания нет, – «вежливо» ответил рукопожатием. – Меня Андреем зовут. Чего это у тебя гранёные стаканы в руках лопаются? Не каждый день такое увидишь.

– Правильно мыслишь, в нужную сторону, – довольно странно объяснил он и в упор посмотрел, точно гири швырнул. Я выдержал взгляд, и гири отлетели в сторону поезда.

В составе меняли электровоз. Поезд дёргался, и мужики в грязных оранжевых спецовках цепляли шланги, закачивая воду.

На сколько же лет он меня старше? Лет на пятнадцать, наверное. Мне двадцать четыре, а ему где-то под сорок, хотя седина в волосах – белый пух в крыле ворона.

– Один едешь? – Александр играл продетой сквозь пальцы цепочкой из белого металла. – Девушка и ребёнок не с тобой?

– Не со мной. Марина домой возвращается. Дочку к какой-то бабке-знахарке в Сибирь возила. Девочка не видит, вот она и пыталась вылечить её «нетрадиционным» методом.

– За деньги?

– Да Бог их знает. Скорее всего. Факт, что результата никакого. Старушка, правда, наказала по лету ещё приезжать – «долечит».

– А ребёнку сколько лет?

– Лет шесть – семь.

– С рождения не видит?

– Вроде нет. Как Марина рассказывает, в два года чего-то или кого-то испугалась, а до этого, мол, всё было в порядке. Вот …

Я огляделся. На город медленно, словно на гигантском парашюте, спускались сумерки. Загорались, кое-где уцелевшие, привокзальные фонари. Суетливые пассажиры, точно муравьи вдали от родного муравейника, в спешке разыскивали вовсе не нужные им поезда. Молодая женщина – проводник нашего вагона, вальяжно куря заморскую сигарету, поправляла белокурые волосы и изображала деловую озабоченность. Мы одновременно посмотрели в её сторону и растворились в струе вязкого сигаретного дыма. Мне она чем-то нравилась. Мне вообще нравились женщины с нетипичным выражением лица.

– Как тебе наша хозяйка? – нарочно громко поинтересовался Александр.

– Она мне чай не дала, – так же громко ответил я.

– А мне дала.

– Везёт, – и театрально вздохнул. Женщина состроила серьёзное лицо:

– Зайди, тебе тоже дам.

– Дашь? Зайду.

Пока я отсутствовал, в купе не произошло ничего нового, за исключением начала очередной части сериала-разговора на «созидательно-философские» темы. Суть их сводилась к следующему:

Четвёртый мой попутчик – Юрий Николаевич Пушкин, однофамилец великого русского поэта – всю свою сознательную жизнь проработал в одном из колхозов Дальнего Востока. Год назад взял в аренду восемьдесят гектаров земли и занимался бы её возделыванием на благо себе и сельскому хозяйству в целом, но какой-то вредитель внушил ему мысль, что талант к фермерству не единственный дар Юрия Николаевича. Вот тут-то всё и началось… Пушкин вдруг «осознал» себя ни больше, ни меньше, а именно – Избранником Божьим с выдающимися экстрасенсорными способностями. Не долго думая, он выдумал псевдоним – «Белый», забросил сельское хозяйство и «ушёл в народ», ёк…

В настоящее время Пушкин-Белый объяснял Марине в чём суть и различия ведущих направлений то ли паро-, то ли психо-, какой-то матери, терапии.

– Эта целительница, у которой вы лечились, является чёрным магом. Она забирает энергию. Я белый маг. Я энергию даю. Ваше счастье, что встретили именно меня. Те, к кому Вы до сих пор обращались, могли проникнуть только в первый слой тонких полевых структур. Поэтому лечение не приносило видимых результатов, – и далее в том же духе…

Марина слушала «экстрасенса» и молча гладила Ирочку по голове. Ребёнок вглядывался пустыми глазёнками в величие проплывавшего мимо неё чужого времени. Времени, которое ассоциируется у нас, прежде всего, со сменой дня и ночи, сменой красок времён года – элементами, составляющими в жизни большинства людей само понятие времени и которые напрочь отсутствовали в жизни этой девчушки. Ирина полулежала возле матери и совсем не обращала внимания на уверенные доводы новоиспечённого целителя.

– Главная беда в том, что я не могу убедить людей верить мне, – продолжал Пушкин-Белый. – Порой мне просто не хватает слов. Вижу, что могу помочь, но как донести это до остальных? Люди в массе своей невежественны, многие боятся лечиться, обзывают колдуном. Многие смеются и не понимают, что я вижу гораздо дальше, чем они, гораздо глубже…

– А ты поглядел бы лучше в окно!..

Стоп. В этом месте я собирался зевнуть, но так и остался сидеть с открытым ртом. «Разумеется», в дверях появился мой новый знакомый. И это именно он, самым наглым образом, перебив Пушкина, заставил невольно действительно поглядеть в сторону окна. Впоследствии я вообще забыл про зевоту. Какая уж тут зевота… Сразу и не перескажешь всего того, что произнес вошедший. Заумно больно. Наслушаешься в этих поездах, блин, всякого…

– Погляди в окно, – Александр опёрся плечом о дверной косяк, – погляди, погляди. Даже твоё отражение пытается предстать истиной в конечной инстанции. Ты настолько уверен в правоте своих слов, что не можешь допустить мысли о каких-нибудь, пусть даже мелких, ошибках. В погоне за вечным ты не замечаешь обыденного и, тем более, того, что за спиной остаётся пустота, а это уже трагедия, – он немного смягчил голос. – Ты разбираешься в устройстве двигателя внутреннего сгорания?

– Да, в общем-то, разбираюсь, – промямлил опешивший фермер-экстрасенс.

– Вот как только начнёшь объяснять его устройство, люди проникнутся к тебе доверием, и все проблемы отпадут сами собой. Уловил мою мысль? – и, не дав Пушкину ответить, повернулся к Марине. – Я к Андрюхе в гости. Мы с ним давние товарищи…

В продолжение этой сцены меня больше интересовало не то, что плел этот мужик (плёл он, разумеется, чушь кошачью), интересно было поведение Ирочки. Ребёнок смотрел на вошедшего, будто видел его. Не просто в его сторону, а именно на Александра. Гость, между тем, присел рядом с фермером-экстрасенсом, а когда тот, сконфуженно закашлявшись, ушел в тамбур «покурить», бесцеремонно занял освободившееся место и повернулся к девочке. Ирина продолжала глазами следовать за всеми его передвижениями.

– Ну и как этого цыплёнка зовут?

– Я не цыплёнок, меня Ирой зовут. А тебя?

– Меня? Меня… – Александр состроил рожу и посмотрел в потолок. – Меня, пожалуй, Сашей.

– Дядей Сашей, – на ухо дочке прошептала Марина.

– Ага, ещё дедом назовите, – гость покачал головой, – я же сказал, меня зовут Сашей. Если хотите, Александром.

– Ага, вы его ещё дедом назовите, – повторила Ирина. – Саша, так Саша.

– Я чувствую, мы с тобой найдём общий язык, – усмехнулся тот.

– Что найдём?

– Я в смысле, про взаимопонимание. Люди ведь так редко до конца понимают друг друга. Им кажется, что, вроде, всё яснее ясного, всё проще простого, а на самом деле…

– А на самом деле?

– А на самом деле всё не так, – теперь Александр рассмеялся. – На самом деле всё яснее ясного и проще простого. Вот такие дела. Ну-ка давай немного поработаем, – он вдруг протянул руку и закрыл ребёнку глаза. Затем отвел ладонь примерно на тридцать сантиметров в сторону и, точно маятником, провёл рукой влево-вправо. Ирина также, не открывая глаз, поворачивала голову влево вправо, вслед за рукой мужчины.

– Теперь попробуем по-другому, – Александр осторожно ладонью открыл глаза девочке и, вновь отодвинув на тридцать сантиметров, поднял и опустил руку вверх-вниз, вверх-вниз. Ребёнок повторил головой все движения. Я в это время наблюдал, как Марина ошалело следит за всеми манипуляциями. Появившийся в дверном проёме фермер-экстрасенс тоже замер и, не моргая, торчал в проходе.

Александр в третий раз приложил ладонь к глазам Ирочки и, подержав немного, убрал её.

Тук-тук, тук-тук, тук-тук… Колёса отплясывали по рельсам, и эта дробь разбавляла тишину болтавшейся в петле паузы.

– Вы… Вы врач, Александр? – первой прервала молчание Марина.

– Я? Нет, что Вы, – поднял и опустил брови тот, – я бы никогда не взвалил на себя подобную ответственность – лечить людей.

– Но тогда…Тогда как?.. – Марина, не договорив, повернулась к дочери и недоверчиво перевела взгляд с неё на гостя. – Не понимаю…

– По-видимому, её карма не… – начал было из дверей Пушкин-Белый, но Александр не дал докончить мысль:

– А ты что, уже накурился? Так быстро? Тогда ложись, наверное, спать, – и, усмехнувшись, вновь обратился к Марине. – Ох уж мне эти экстрасенсы. У них на любой вопрос ответ готов. Всю жизнь по полочкам разложили, никаких белых пятен. Скучные ребята. Одним словом – экстрасенсы, – гость на секунду повернулся к чёрной пропасти окна, в которой растворялись летящие навстречу скорому поезду заблудившиеся огни. – Я вижу, ребенок засыпает. Укладывайтесь, Марина. Мы с Андреем выйдем ненадолго, – и словно предвосхищая вопрос, сразу ответил: – А на тему, которая вас интересует, поговорим позже. Хорошо?

В коридоре никого не было. В начале вагона нарисовалась проводница, взглянула на нас томно и, кокетливо развернувшись, скрылась в своём служебном помещении.

– Горазд ты, однако, фокусы показывать, – я проводил взглядом женщину и остановился рядом с Александром. – Честно говоря, даже не по себе стало.

– Фокусы? – «не понял» он. – Ты о чём?

– Ну…О чём? Об этом вот, – поводил руками, имитируя движения, которые только что производил мой собеседник. – Только не говори, что девчонка действительно видела тебя.

– А как ты это объясняешь?

Я объяснить и не пытался. Я, чёрт побери, наоборот, хотел услышать объяснения.

– Не знаю, – и честно пожал плечами. – Может быть… Хотя, если она действительно болеет с детства…

– А с чего ты взял, что она болеет? – Александр прервал моё «быканье-мыканье», но своим вопросом озадачил ещё больше.

– Не понял. А что, разве нет?

– Мы, кажется, говорим о разном. К тому же, многое девчонка видит даже лучше, чем ты. – Мне показалось, он усмехается.

– Бр-р-р… Опять ничего не понял. Расшифруй.

– Пусть тебе лучше твой сосед по полке расшифровывает. Эти крестьяне-самородки всё, что хочешь, расшифровать смогут. Любой кроссворд. Ты обрати внимание, сколько развелось всяких целителей, а сельское хозяйство в упадке, – Александр ещё раз оглянулся на моё купе, а затем махнул рукой вдоль коридора. – Выпить хочешь? Пойдём ко мне.

– Да там уже все спят, наверное?

– Не спят. Я один еду, – он подошёл к соседней двери и, открыв её, шагнул вовнутрь.

В гости идти не хотелось, однако – ЛЮБОПЫТСТВО… Через пару секунд мы сидели в пустом купе за столом.

– Ты, кстати, не куришь? – он оторвался от какой-то сумки, в которой не то что-то искал, не то прятал.

– Нет, не курю.

– Здоровье бережёшь?

Я пропустил остроту мимо ушей.

– Так бережёшь или нет? – не услышав ответа, поднял на меня глаза.

Александр, и опять пара гирь чуть не пробила мой лоб.

– Берегу.

– Я тоже, – и гири тут же расплавились.

Расслабился, вытянул ноги и оглядел помещение. Вспомнилось, как на одной из станций к нашей проводнице подходили разные люди, предлагали значительные суммы за проезд (видимо, в кассах не было билетов), но она всем отказала. И вот теперь это пустое купе.

– Слышь, Саша, а ты давно здесь едешь?

– Это ты по поводу наличия свободных мест? Не забивай голову, лучше выпей. Коньяк, вроде, неплохой. – Он разлил по рюмкам содержимое бутылки с нерусскими буквами на этикетке. – Ну, будь здоров!

Против такого редкого тоста я не устоял и принялся медленно цедить вязкую пахучую жидкость. Цедил и ждал – чем ещё удивит меня попутчик? И он удивил:

– Ты как к тестам относишься?

– Никак, – здесь я абсолютно не врал.

– Никак, – медленно повторил Александр, жестом чемпиона мира по игре в карточного дурака извлёк из сумки и бросил на стол четыре фотографии, – значит, положительно. Взгляни.

Четыре снимка, четыре мужских лица на этих снимках. Куда смотреть-то?

– И что? – я отодвинул рюмку в сторону, дабы не залить фотокарточки.

– Сможешь охарактеризовать всех четверых? Только выпьем, давай, сначала.

Я допил содержимое, а он швырнул коньяк в горло залпом, даже не поморщился. Затем опять разлил по рюмкам.

– Главное – не думай, иначе собьёшь себя с толку. Говори сразу первое, что придёт в голову. Ну!

Скользнул по глазам каждого:

– Ну, все четверо не негры, это точно.

– И всё?

– И всё.

– Не густо, – мой новый знакомый выразительно щелкнул языком и усмехнулся. – Ладно, можешь считать, что тестирование ты провалил. Блестяще провалил. Задачу с четырьмя королями решил в пользу отбоя.

– Что ж ты мне королей подсовываешь, – постарался поддержать шутливый тон. – Вот если бы тузов…

– Вот возьми их себе и обзывай, как хочешь. На, держи!

Зашибися… Типа, как бы, хорошо тому живётся, у кого одна нога. Ему пенсия даётся и не надо сапога…

– Они твои знакомые? – я не спешил взять пакет в руки.

– Как тебе сказать? Скорее да, чем нет. Познакомься с ними сам.

– Ну, здравствуй, Маша, Дед Мороз приехал. Мне-то это зачем?

– Вдруг пригодятся. Хотя, как хочешь, – и тут же рассмеялся, собрал со стола фотокарточки и, сунув их в пакет, поднял очередную рюмку. – Давай…

Обмороженные, заснеженные полустанки короткими островками света проносились мимо засыпающего поезда. Какой-то пьяный великан зажимал в своих горячих ладонях и раскачивал наш маленький вагон. Летучими мышами проскальзывали неслышные и шумные встречные поезда. Мы сидели и молча пили коньяк…

В конце концов, я не выдержал:

– Ну, ты хоть поясни, что к чему. А то говоришь загадками – «вдруг», да «хотя», «кажется», да «думаю».

– Вот я и думаю, что мне кажется, будто ты уже пьян. Наслаждайся тишиной, Андрюха. Тишина – то немногое положительное из всего, что имеем в нашей замкнутой жизни. К тому же – задаром.

– А-а-а… Ну, спасибо, хоть что-то пояснил. Я, пожалуй, к себе пойду.

– Спать?

– Тишиной наслаждаться. Ты где выходишь-то, кстати?

– Скоро уже.

– Ладно, если усну, толкни, провожу, – и, пожав его руку, встал из-за стола. Выходя, оглянулся.

Александр как-то резко изменился, ушёл в себя и даже немного постарел. Отрешённый взгляд упирался в стену справа от меня и, как показалось, глаза вновь были коричневого цвета. Карие. Пустые. Жёсткие.

– Андрей, ты пока будешь в Москве находиться, пообщайся с Мариной, пообщайся… Хорошо?

– Хорошо, – неопределённо ответил я. – Счастливо. Может, когда и свидимся ещё раз.

– Счастливо тебе.

Я вышел и оставил его сидящим в тёмной неопределённости купе. Марина ещё не спала, но разговаривать не хотелось. Хотелось лечь и уснуть. Правда, что ли, опьянел?

Снился какой-то зверь. Крупный зверь. Ему сейчас было явно не до показательных ролей. Актёрская игра в моём сне зверю, похоже, осточертела. Плевать ему было на меня, как на зрителя. Не до этого…

Крупного хищника окружила стая. Окружила не в весёлом хороводе. Судя по тому, как они скалили клыки и неумолимо сужали кольцо, намеренья у волков были не самые миролюбивые. Вот прыгнул вперёд и отступил один, за ним второй, и у одиночки практически не остаётся шансов. Он вертится на месте, огрызается и вдруг падает на землю, подставляя под удар незащищённую шею. Стая озадачена. Никто не решается первым напасть на неожиданно ставшую такой лёгкой добычу. Внезапно возвращается день. Хотя нет, просто становится светло, как днём. Молния бьёт в растущее рядом старое дерево. Удар!..

На моё лицо легла тёплая ладонь, стая разбежалась, я открыл глаза и увидел Марину.

– Вставай, Андрей, десять часов утра уже. Ты сегодня ночью кричал во сне. Снилось что-нибудь?

В купе было совсем светло. Минуту назад открывший жалюзи фермер-экстрасенс размешивал сахар в стакане с чаем.

Я вытер пот со лба, взял полотенце и, спрыгнув вниз, пошёл умываться. Сюрпризов пока не было. Сюрприз ожидал моего возвращения.

– Твой друг ночью заходил. Не стал тебя будить. Попросил передать этот пакет, – Марина протянула вчерашний свёрток чёрной бумаги. А глаза у Марины такие добрые-добрые… – И ещё сказал кое-что…

Я, опешив, неуверенно открыл пакет и извлёк наружу его содержимое. На стол поочерёдно легли четыре фотографии и серо-зелёная пачка долларов.

Нервный смех вырвался сам собой – действительно, сюрприз. Аттракцион «Догони». Цирк на колёсах. Бейте в бубен – я приехал! И карие глаза на тёмном фоне. И волки. И незащищённая шея. И тёплая ладонь на лице. Здравствуй, Утро Свежемороженое! А можно мне назад в ночь? А?

– Марина, а что он на словах передал?

– Сказал, что навестит тебя вскоре.

Воздух забирается в лёгкие и с шумом вырывается наружу.

Вечером буду в столице. Встречай, Москва, своих героев! Третий гудок:

Ту-Ту-Ту…