Читать книгу Прелести - Андрей Школин - Страница 6
Прелесть первая
Танец чёрной обезьяны
Глава 4
ОглавлениеОдна смазливая «короста»
Мне объяснить пыталась просто –
Любовь,
Изобразив её рабу.
Е. Амирамов
Я валялся на кровати и слушал, как капли воды выбивают беспорядочную дробь о края ванны. Лолита-женщина принимала душ. Эта мелодия падающих капель заставляла время сжаться и, распрямившись, лопнуть. В образовавшемся надрыве отчётливо прослушивался дождь. Весенний дождь. Майский дождь. И в открытую форточку доносился запах не середины апреля, а конца мая. Вот-вот должен был выстрелить изо всех своих блядских орудий ловелас гром. А похотливые коты, претворившись соловьями, заблажат гимн наступающего лета так, что настоящие соловьи в шоке выпадут из своих только что насиженных гнёзд. Вот, вот…
Но в это время Лолита выключила воду. Дура. Всё кино испортила.
– Привет, проснулся-таки? – она, обёрнутая полотенцем, подошла и присела на кровать.
– Таки, проснулся. Принеси кофе.
– Сейчас, – ушла на кухню и начала греметь посудой.
Бум, дзинь… Я, закинув руки за голову, считал, сколько раз она прогремит. Получилось одиннадцать.
Девушка где-то нашла поднос, который я раньше в упор не видел, и, расставив на нём чашки, принесла всё это в комнату.
– Спасибо, – приподнялся и взял одну из чашек.
– Спасибом не отделаешься, – Лола забралась на постель с ногами и прислонилась к стене, – я с тобой итак как сестра милосердия вожусь. То жажду утоляю, то лечу, то ублажаю.
– Заплатить, что ли? – я равнодушно пил свой кофе.
– Глупый. Если бы я хотела от тебя только денег, то взяла бы их ещё в первый раз. Ты мне просто нравишься, и я за тобой ухаживаю, потому что хочу этого. Женские слабости. Могу я сделать что-нибудь хорошее для мужчины, которого в данный момент люблю.
– Даже любишь?
– В данный момент, в данный момент… Знаешь ведь поговорку: «Сердцу не прикажешь».
– Ты ещё вспомни: «Любовь зла…», – допил кофе и поставил чашку назад на поднос.
– Это там, где про козлика?
– Да нет. Про козла, пожалуй, – хрустнул, потянувшись, всеми суставами. – И как часто посещает тебя сие светлое чувство?
– По-разному. Я, вообще, любвеобильная женщина.
– Ну, в этом-то мне довелось убедиться, так сказать, на личном опыте.
– Неужели? И как? – Лолита медленно провела рукой по одеялу и остановилась как раз в том месте, где был спрятан предмет гордости большинства мужчин. Моей, разумеется, тоже.
– Что-то потеряла?
Она откинула полотенце и наклонилась надо мной. Её небольшая, аккуратная грудь почти касалась моего подбородка. Смочил слюной ладони рук и осторожно, медленно дотронулся до её сосков. Затем, так же медленно, стал вращать ладони, каждую в разные стороны, правую – по часовой стрелке, левую – против. Причём, только едва-едва прикасаясь к вздувающимся и краснеющим живым бугоркам. Лолита, держась на руках, изогнулась и запрокинула голову назад так, что её волосы растеклись чёрной лентой по ключицам и доставали почти до талии. Мои руки ласкали её шею, уши, лицо, потом вновь принялись за грудь.
Внезапно она сдёрнула одеяло и резко, стремительно припала губами к низу моего живота. В один миг почти вся гордость оказалась затянутой во влажную, горячую, вращающуюся, приятную воронку. Я позволил себе расслабиться и откинулся навзничь на подушки. Но только на несколько секунд. Уже через мгновение Лолита, добившись нужной упругости, выпустила из пасти свою жертву и вытянулась на мне с тигриной элегантностью, вновь лишь слегка касаясь горящими сосками моей груди.
– Муррр…
– Ишь ты, кошечка. Только вот домашняя или дикая?
– Пожалуй, дикая. А вот ты обещал показать своё домашнее животное. Её, кажется, тоже Лолитой зовут?
– Она там, на подоконнике.
– Где? Я утром шторы открывала, на подоконнике один стакан стоял. Туда комар как-то залетел, представляешь? Комар в апреле. Чудеса. Только у тебя, наверное, такое возможно.
– Ну и где он теперь, этот комар?
– Как где? Я его убила.
– Что?!! – резким движением я, сбросив с себя и женщину, и загремевший поднос, спрыгнул на пол и подбежал к подоконнику. Стакан был пуст. Тетрадный лист валялся на полу. МОЕЙ Лолиты нигде не было. Чёрт… Вот и апрель устал смеяться. Обман раскрылся. Шоу не превратилось в судьбу. Кровь не заменила эликсир бессмертия. Ухабистый мир. Лолита съела Лолиту.
Я несколько секунд смотрел на проснувшийся чужой, огромный, злой, серый, насмехающийся надо мной город, а затем развернулся к кровати и подошёл к женщине:
– Встань.
– Что?
– Встань, встань.
Лолита, с недоумением поглядев на меня, медленно поднялась с постели. Я без замаха, но сильно, ударил её ладонью по лицу. Девушка отлетела, ударилась головой о стену и упала на простыни.
– Встань!
Лола, закрыв руками разбитое лицо, сжалась в комок и испуганно отползла в угол кровати:
– Андрей, что с тобой?
Глядя ей в глаза, я присел на край постели:
– Ну, и что ты наделала?
– Что я наделала?
Протянул руку:
– Не бойся, больше не ударю.
Лола ещё глубже втиснулась в угол.
– Да встань ты!
Я сдёрнул её с кровати, но девушка, не поднимаясь на ноги, бессильно упала на пол. Подтащил Лолиту к окну и поставил перед лицом пустой стакан:
– Вот, что ты наделала, – затем вытер слёзы со щёк девушки, встал, ушёл на кухню и назад вернулся с ножом. Представляю, о чём подумала Лолита, увидев меня с этим ножом…
Я вытянул вперёд левую руку, сделал надрез и, когда выступила кровь, отшвырнул нож в сторону.
– Слижи. Да не дрожи ты так. Сказал ведь, больше не трону. Слижи кровь и, если хочешь, можешь уйти домой. Ну!
Совершенно сбитая с толку, перепуганная Лола послушно припала губами к моей ранке. Её слёзы смешивались с горячей, наполненной жизнью жидкостью, и получался удивительный, адский коктейль, равного которому по энергетической составляющей никогда не найти среди земных напитков.
Апрель опять обманул природу. Цепь разомкнулась. Баланс.
– Теперь иди умойся и собирайся.
Девушка убежала в ванную комнату и щёлкнула замком. Раздался звук падающей воды. Звук, бьющий по ушам. Ненавистный звук. И комариный писк, точно труба в расстроенном, несыгранном оркестре. Труба зовущая, труба вопрошающая. Кто ты, одинокий трубач? Что означает этот набор странных звуков? Небеленый потолок и отпечатки комариных трупиков, как звёзды на грязном небе. Разве я их убил?
Лолита одевается, не разбираясь и путаясь в вещах. Лолита торопится. Девочка напилась крови. Какая может быть диета? Играй, трубач, не обращай внимания на ноты. Ноты врут. Гляди в них, а дуй своё. Ду-ду-ду… Один комар, два комара – финиш. Лолита ушла.
Хлопнула дверь. Я остался один. Взял стакан и выбросил в мусорное ведро. Затем заварил крепкий кофе. Странно, но ранка после Лолиты удивительно быстро затянулась и уже больше не кровоточила. Я выпил кофе и закрылся в душе. Подставив голову под струю воды, стоял и совершенно ни о чём не думал. Настоящий экстаз – стоять под прохладной водой и ни о чём не думать. Ни о Лолитах, ни об Александре, ни о ком. Жаль, что экстаз тоже приедается. Увы.
Выйдя спустя некоторое время на улицу, я долго бесцельно бродил по пьющему весеннее тепло микрорайону. Бродил, не зная чем заняться, и не желая ничем заниматься. Бродил, молча вглядываясь в лица суетливых прохожих и разглядывая нелепые витрины. Зашёл, без надобности, в музыкальный магазин «Петро-шоп», расположенный по соседству с моим временным логовом. Подошёл к остановке и вместе с толпой пассажиров оказался проглоченным итак под завязку набитой пастью троллейбуса. Спустился в метро и очутился на станции Таганская. По кольцевой линии доехал до Киевской и вышел на привокзальную площадь, где на удивление опрятно одетые цыганки пытались всучить товар, не особо объясняя, что он из себя представляет. Наконец, подошёл к телефону и набрал знакомый номер, а через полчаса был у Марины дома.
Лолита – Марина. Похоть – переходящая в нежность, и любовь – обретающая двуполость. В принципе, разве есть существенная разница?
– Здравствуйте, дядя Андрей, – Ирочка глядела мимо меня бесчувственными глазами.
– Не называй меня больше дядей. Зови просто – Андрей. Хорошо?
– Как Сашу?
Вздохнул и присел рядом с ней на диван:
– Как Сашу.
– А ты ещё долго будешь в Москве?
– Наверное, долго.
Мама находилась рядом и с улыбкой слушала наш диалог.
– А куда ты поедешь потом?
– Потом? – я ощутил на своей руке тёплую ладонь Марины. – Потом я уеду куда-нибудь далеко-далеко.
– В тридевятое царство?
– Пожалуй, ещё дальше.
– Дальше не бывает, – ребёнок засмеялся. – Дальше только край света.
– Вот туда я и уеду.
– Как же ты будешь жить, если там самый край света?
– Я буду искать свою сказку.
– Сказки не бывают своими, сказки все общие. Если бы у всех были сказки, то их бы было слишком много.
– А их и так много. У каждого своя сказка. У тебя, у меня, у мамы и у всех других людей.
– И ты расскажешь мне свою сказку?
Я помолчал, некоторое время не отвечая на заданный вопрос. Рука Марины всё сильнее сжимала моё запястье. Рука была горячая и влажная. Рука выдавала эмоции, являясь барометром настроения.
– Расскажу, Ира. Обязательно расскажу, но только не сейчас.
– А когда?
– Когда ты очень, очень захочешь её услышать.
Марина встала и взяла дочку за оба мизинца.
– Пойдём к бабушке. Бабушка сегодня в гости звала.
Иринка слезла с дивана и серьёзным, взрослым голосом произнесла:
– Андрей, когда я вернусь, то очень, очень захочу услышать твою сказку.
– Хорошо. Обещаю, что она будет интересной.
Они вышли из квартиры, а я снял телефонную трубку и набрал номер с визитки, которую мне вчера сунул по-пьяни Федяев.
Трубку сняла секретарь:
– Господина Федяева, если можно.
– Кто его спрашивает?
Назвался. Через несколько секунд услышал:
– Да?
– Господин Федяев?
– Ну, говорите, говорите.
Ещё раз назвался:
– Вы вчера, в ресторане свою визитку оставили. Просили позвонить.
Он долго пытался вспомнить, наконец, произнёс:
– А, ну да, помню, конечно. Хотел что-нибудь?
– Мы же встретиться собирались, вопрос один обсудить.
– Да? – пауза… – Сегодня я не могу. Давай завтра, с утра, в моём офисе. Хорошо?
– Хорошо.
– Адрес на визитке записан. Ну, до встречи, – и Фёдор Степанович положил трубку.
Отошёл от телефона и услышал, как вновь скрипнула входная дверь. Вернулась Марина.
– Отвела ребёнка?
– Отвела, – женщина вплотную приблизилась ко мне.
– А зачем? – мои руки обняли её талию.
– Понятия не имею.
– Зато я знаю, – и, прижав к себе, впился в зовущие желанием губы.
Крик вырвался на свободу. Глаза налились помешательством. Два тела, бессильные доползти до спальни, упали на диван и забились в конвульсиях. Звериное чувство стонущей плетью стегало рвущиеся на части куски плоти, доставляя обоим грязное наслаждение. Вторая половина утреннего триллера. Дополнение. Променад в аду, но какое наслаждение! Ух…
Я, тяжело дыша, откинулся на спину и некоторое время лежал, не двигаясь. Женщина так же отдыхала, закрыв глаза и не шевелясь.
– Марина, – почти шёпотом позвал я, – Марина…
– Что? – она не открывала глаза.
– Скажи, ты меня тоже, в данный момент, любишь?
– Пожалуй, да.
У меня непроизвольно вырвался клокочущий, идиотский смех:
– Да ничего, ничего, это я так, о своём, – успокоил я женщину, когда она приподнялась и удивлённо заглянула в глаза, – о своём, сугубо личном.
– А о чём, если не секрет?
– Да какие секреты у вора от батюшки, – выпалил экспромтом придуманную поговорку. – Всё о ней, о любви, значит. Мне сегодня повезло, меня сегодня два раза, в данный момент, любили.
– Ты о чём?
– Говорю же – о своём.
Марина накинула халат и убежала в душ, а я принялся собирать разбросанную по всей комнате одежду.
Извечная игра природы. Вначале с нетерпением ждёшь: «Когда? Когда?». Когда же всё произошло, почесывая затылок, думаешь: «А на кой хрен мне это было нужно?»
– Чаю попьёшь? – Марина вышла из душа.
– Наливай.
– А есть хочешь?
– Как всегда.
Женщина присела ко мне на колени:
– А ещё что-нибудь хочешь?
– Хочу.
– Что?
– Сказку твоей дочери рассказать.
– Хорошо. Сейчас поедим, и я её приведу.
Она расставила на столике блюда и чашки. Я в первый раз за этот день позавтракал. Или пообедал. Настроение поднялось. Расслабленный и убаюканный сытостью, откинулся на спинку кресла.
– Спасибо, Марина.
– Тебе спасибо.
– За что?
– Как это, за что? Скажем, за внимание, – она налила мне и себе ещё по чашке чая. – Кстати, Саша не приехал?
– А ты его уже Сашей зовёшь?
– Ну, Александр. Какая разница?
– Нет, ещё не приехал.
– Жаль, – вздохнула Марина, – обещал вскоре.
– Да ещё время с тех пор, как он звонил, часами измеряется. Приедет, никуда не денется.
– Андрей, мне почему-то кажется, что ты его недолюбливаешь. Или ошибаюсь?
– Ошибаешься, – я допил свой чай. – Мы с ним «не разлей вода», – и, прерывая начатую тему, – ну что, может быть за Ирочкой сходишь?
– Сейчас приведу.
– Ребёнок вошёл и с порога предупредил:
– Я иду сказку про «край света» слушать. Я уже очень-очень захотела.
– А не обманываешь?
– Нет. Правда. У бабушки можешь спросить.
– Бабушка врать, конечно, не будет. Верю, – усадил ребёнка рядом с собой. – Как ты думаешь, где находится край света?
– На самом дальнем краю, – убедительно ответила Ира.
Спорить не стал – ей лучше знать.
– Так вот. На самом крайнем краю света, крайнее которого нет и быть не может, стояло древнее, древнее дерево. И древнее этого дерева не было ничего на всей земле. Ни растения, ни животного, ни человека.
– А как называлось дерево?
– Когда-то оно, конечно, имело имя, но за давностью лет все его позабыли, и оно само позабыло тоже. Так вот. На самой толстой ветке этого дерева сидела молодая, всего-то двухсот с небольшим лет, сова. Сова жила в дупле, а сейчас, когда на крону дерева опустились сумерки, она выбралась после сна на улицу и принялась озираться по сторонам…