Читать книгу Не время для смерти - Андрей Васильевич Жолобай - Страница 2

В такие моменты, когда разум полностью отказывается воспринимать От некоторых мыслей невозможно избавиться. Готовишь ли ты яйца «в мешочек», посещаешь ли уборную, пытаешься ли, при помощи манипуляций с арифметикой, сохранить доходность на страницах записной книжки… Они не отпускают. Набрасываются стаей на беспомощное сознание и щепотку за щепоткой, секунду за секундой поглощают твоё время, а вместе с ним и твою жизнь.

Ты сопротивляешься: прячешь сознание в ворохе повседневных забот, лихорадочно расходуешь силы до изнеможения. Лишь бы не останавливаться, только бы не думать, не жалеть и не бояться. Все время чем-то занят и куда-то спешишь. Но воспоминания в любой момент способны выдернуть тебя из реальности и окунуть в давно забытое прошлое, наперекор всем ухищрениям.

Клубы табачного дыма тянутся через приоткрытую форточку наружу. Вика не курит и в прошлом нашему гнездышку пришлось пережить прелести грандиозных скандалов. Но битвы за кухню канули в Лету. У нашей квартиры отсутствуют балконы, а у меня – желание топтаться в подъезде, собирая неодобрительные взгляды соседей. Кому-то всегда приходится уступать. Иначе миф о безвыходности и в самом деле был правдой.

Выхода нет – эта фраза зачастую приводила меня в недоумение. Ещё со школьной парты тупиковость какой-либо ситуации ассоциировалась с бетонным забором. Такими огораживали воинские части, больницы, тюрьмы и, как минимум, одну школу. Впрочем, позже, уже прощаясь со школьной жизнью, я встречал ещё одну. Но там бетонный забор разделительной линией шёл между следственным изолятором и образовательным учреждением, что не позволяло судить, наверняка, о том, какой из двух государственных душегубок он принадлежит; как и с уверенностью ответить на вопрос о том, кого и от кого этот барьер отгораживает.

Память зачем-то возвращает меня в детство, словно хочет показать что-то значимое, что я неосторожно упустил из виду. Но я сопротивляюсь, потому что не очень-то хочу туда возвращаться.

Главным украшением нашей недостаточно великой стены была «дырка» – довольно крупное отверстие, неизвестно кем и когда пробитое в одной из бетонных плит ограды. Эти, незнакомые мне люди, определенно сделали доброе дело – их стараниями безвыходная сторона школьного двора приобрела-таки свой выход. Благодаря этому проему, в разговорной речи учеников появились новые фразеологические обороты совершенно неприсущие другим школам нашей местности. Утром, встретившись, мы выясняли, как пойдём – через «дырку» или нет. Мы бежали на переменах курить за «дырку». Путь от центрального корпуса, к зданию, в котором проходило трудовое обучение будущих мужчин, через ту самую «дырку» был гораздо короче. И веселее. По дороге можно было курить, не опасаясь гиблого взгляда со стороны взрослых. Играть в «слабо» с машинистом встречного поезда. Раскатывать в тонкие блины монетки под колёсами грохочущего по рельсам состава.

На моей памяти бетонной ограде дважды пытались вернуть первозданный вид. Но, словно по волшебству, спустя какое-то время, забор вновь сверкал своей многофункциональной щербиной.

Это, не предусмотренное изначальной конструкцией отверстие, сформировало моё понимание безысходности. Выход есть всегда. Другое дело, что не всегда он нас устраивает.

Порой я задумывался, зачем все эти детали. Важны ли они…

– Не отвлекайтесь, пожалуйста. Все, что Вам удаётся вспомнить, очень важно для нас. Продолжайте, будьте добры.

Вика копошится рядом. Что-то достаёт из холодильника, а затем отправляет в духовку. Она совершенно не реагирует на посторонний голос и мне хочется верить в то, что это мой внутренний концентрирует внимание хозяина на деталях. Но игнорировать странности становится все труднее с каждым днем.

Окно вдруг затянуло белой совершенно дерматиновой на вид изморозью. Через него уже практически невозможно ничего разглядеть, но я не забыл о надписи на асфальте и все еще верю – счастье есть.

– Продолжайте! Ну что же вы?

Продолжать. Я закурил очередную сигарету. Из комнаты донеслись диалоги мультипликационных персонажей. Вики больше нет со мной в кухне. Реальность словно загрузила очередной слайд, забывая проложить к предыдущему хоть какую-то связь. Я определенно схожу с ума. Какое сейчас время суток? Утро? День или вечер? Что со мной происходит?

Дерматиновая изморозь, словно живая, потянулась от окна через подоконник на пол. Расползлась по паркету. Надо будет зажечь конфорки. Прогреть кухню, избавиться от проклятой изморози. Впрочем, почему потом? Я взял со стола зажигалку, сжал в кулаке…

Кресало напрасно прошлось насечками по кремню – искра не родилась. Раздосадовано я ударил кулаком о подоконник. Удар о твердую поверхность должен был вызвать боль, но я не почувствовал совершенно ничего, кроме нехарактерной для подоконников мягкости. Что-то явно было не так, неправильно! Но что?

Если бы кто-нибудь поинтересовался моим мнением по этому вопросу, то я бы ответил, что все: проклятая квартира, моя соседка, мягкие подоконники, расползающаяся по углам, словно плесень, изморозь… И чертов вездесущий голос, который не позволяет избавиться от ощущений связанных с белыми больничными халатами. Голос, наполняющий мою жизнь ассоциациями, в которых мне отведена эпизодическая роль лабораторной крысы или лакмусовой бумажки. Он в отличие от досаждавшей мне в ночных кошмарах фигуры, не порождал безграничный ужас. Но ни на секунду не позволял избавиться от мыслей о том, что со мной что-то не так, не в порядке.

Едва ощутимый укус в плечо прервал беспорядочную череду рассуждений. Я попытался прихлопнуть наглое насекомое, ужалившее меня, но руки вдруг стали вялыми и непослушными, словно чужими. Зажигалка упала на паркет, и я повалился следом. Пол почему-то был мягким и упругим, словно хищная изморозь поглотила паркет и превратила его в дерматин.

В такие моменты, когда разум полностью отказывается воспринимать реальность, только объятия близкого человека дарили мне спасительный покой. К сожалению, ближе Виктории в моей жизни не осталось никого. Может быть, объятия той, другой, память о которой по-прежнему лихорадит сердечный ритм, способны были прекратить весь этот бред, раз и навсегда. Как знать? Задай я ей этот вопрос, не сомневаюсь, что она ответила бы: возможно, – как отвечала всегда, когда не желала спорить. И я не стал бы противоречить ей. Ведь все возможно, когда счастье есть.

– Правильная мысль.

Голос всегда радуется, когда мне, не смотря ни на что, удается мыслить позитивно.