Читать книгу Фатум. Том четвёртый. На крыльях смерти - Андрей Воронов-Оренбургский - Страница 13

Истошный вопль дель Оро известил Бернардино о случившейся беде. Ротмистр уже был в седле, когда послышался нарастающий шум. Сырой воздух прорвал крик, потом другой. В папоротниках мелькнул полосатый хвост какого-то животного. Затем затрещали ломающиеся ветви… Лошади встали на дыбы, и Симон едва удержался в седле, чтобы не сорваться на землю. А через секунду с горящими от ужаса глазами и вопя во все горло показался и сам Рамон.

– Красная смерть! Спасайся!

Дель Оро, теряя пистолет, не помня себя, вскочил в седло. При этом он взвыл, точно его резали заживо, и что было силы несколько раз ударил себя по ляжке.

У Симона перехватило горло, когда он увидел левую ногу проводника. Голенище сапога изгрызанными лохмотьями свисало с его щиколотки и блестело от крови.

Бернардино обернулся – и обмер. В десяти футах от него, насколько хватало глаз, шевелилась земля. Миллионные полчища муравьев-кочевников, точно красные волны, затопляли весь лес.

– Гони! – крик дель Оро вывел Симона из столбняка. Обезумевшие лошади, казалось, не чувствовали шпор. Они уносили всадников, перемахивая через колодины и заросли, ручьи и затопленные ручьями лагуны.

Ротмистру впервые пришлось столкнуться лицом к лицу с этими тварями. Хотя он не раз слышал в пуэбло от старожилов о «красном потоке смерти». «Движутся они часами, а то и днями, – делились бывалые зверобои. – Густыми колоннами в несколько лиг шириной… и нет преграды для них: люди, звери и птицы – все уходят от этой чумы, а те, кто не успевал… от них находили лишь дочиста обглоданные кости да медные пуговицы, если такие имелись…»

Лес начал редеть, впереди обозначилась каатинга25, когда Бернардино резко повернул своего скакуна на север. Там был Монтерей, и он решил рискнуть. Карабин дель Оро не заставил себя ждать. И Симону даже подумалось, что он ощутил привкус пороховой гари. Драгун наподдал жеребцу так, что кавалерийские шпоры стали алыми.

Но грянувший следом выстрел, казалось, расколол голову Бернардино надвое.

* * *

Без сознания он, правда, оставался недолго, придя в себя от укусов слепней. Ощущая тошноту, Симон приподнял голову: в двух ярдах от него храпел издыхающий конь, в горячем глазу его отражались застывшие голубые облака.

Бернардино попытался ощупать рукой ссадину на лбу, когда услышал гремящий цокот копыт по кремнистой тропе и лай дель Оро:

– Мордой в землю! Я сказал, мордой в землю!

В следующий момент он увидел над собой перекошенное лицо метиса и сверкающий нож:

– Как же так, Сыч? – истекая кровью, выдавил испанец. – Ты был всегда такой умный… и вот так хочешь сглупить? Ну убей, убей меня!

– И убью! Но сначала сведу тебя с ума болью. Срежу мясо с твоих подошв и лодыжек, а потом заставлю идти в Монтерей.

– Иуда, – волосы и воротник драгуна потемнели от крови. Яркие карие глаза подернулись мутноватой пеленой. – Иуда, – тихо повторили губы.

– Может быть, – полукровка ощерился, хватая Симона за подбородок. – Но без Иуды не было бы Христа. Эй, ты! – метис вдруг изменился в лице. – Эй, какого черта? Не смей подыхать, слышишь?

Рамон исходил на нет в своем отчаянии: тряс несчастного, бил его по лицу, угрожал, призывал всех духов и Небо, но тщетно… Испанец без кровинки в лице лежал, не открывая глаз.

Когда дель Оро припал ухом к его груди, то не услышал биения сердца. Симон Бернардино был мертв. Подбородок его безвольно отвис, черты лица заострились.

Оставшись один на один с трупом, Сыч думал недолго: перво-наперво он срезал ножом все блестящие пуговицы с мундира и засунул их в подсумок: на эти штуки в индей-ских деревнях можно было выменять провиант или лошадь; кто знает, что уготовит завтрашний день? Затем стянул сапоги – они были сработаны из отличного хрома и тоже имели свою цену. Но когда в руках его оказался пакет, сердце в груди заныло. Он даже не мог прочитать букв, кои бежали по плотной тисненой бумаге. Дель Оро поднял взгляд на тропу, что вела в Монтерей. По краям она была едва обозначена редкими костями, но расстояние соединяло их вдали в непрерывную цепь, утыкающуюся в синюю прохладу гор Санта-Лусия.

«У одного меня с этой бумагой в Монтерее надежды не более, чем у крысы, сидящей в колодце», – мелькнуло в сознании. Он жестоко выругался, теряясь в решении.

Из-за песчаного развала, где горячий ветер трепал зеленые иглы юкки, выпрыгнул бродяга-койот и порысил прочь, будто комок серой пыли.

Сыч ощутил, что внутри его пересохло всё до предела, а желудок от дурных предчувствий оттянуло, ровно туда был брошен свинец. Жмякая по песку, он подошел к трупу лошади Бернардино и отстегнул от седла флягу. Нагретое солнцем пойло мало утолило жажду и, затыкая растрескавшуюся пробку, Рамон почувствовал, будто ему хочется пить больше прежнего. Он вытряхнул содержимое кавалерийской фляги. Там что-то плескалось, и дель Оро, старый пилигрим пустынь, посчитал не лишним прихватить и ее.

Он вновь посмотрел на пакет, толком не зная, что делать с ним, вздохнул и сунул за пазуху так, как если бы то был скорпион иль тарантул. В какой-то момент под скошенным лбом мелькнула мысль: а не вернуться ли в Санта-Инез, а то и вообще повернуть на юго-восток – ну, скажем, в Чиуауа, а то и в Сонору; какая разница, где потрошить кошельки?

На минуту Рамон прикрыл глаза, ожидая, пока его перестанет бить нервная дрожь, но она, как назло, не прекращалась. И каждый вздох в этом пекле казался ему глотком красной пыли. Когда дель Оро приоткрыл глаза, то углядел в слепом раскаленном небе кружащие черные точки. Мрачная ухмылка искривила его губы. Уж он-то знал, что эти могильники с лысыми головами и красными обо-дранными шеями безошибочно выбирают цель.

Одернув серапе, он тяжело поднялся с брюха издохшего коня и, спотыкаясь о раскаленные камни, направился к своему жеребцу.

Одна нога его была уже в стремени, когда лопатки схватились морозом. За спиной слышалось тихое бренчанье камней и звенящий хруст песка.