Читать книгу Фатум. Том четвёртый. На крыльях смерти - Андрей Воронов-Оренбургский - Страница 20

– Откройте ворота! – тонконогий гнедой жеребец с белым пробелом на морде выплясывал под Афанасьевым. – Эй, кто там? Дайте проехать русским послам!

Падре Ромеро усмехнулся уголками губ, посмотрев на стоявшего у бойницы коменданта.

Ксавье, выждав еще несколько долгих минут, подал условный знак, и лишь тогда монах, стоявший на крепостной стене, с почтительным поклоном удалился за ворота.

– Холера их возьми! Они же издеваются над нами! – десятник с укором посмотрел на терпеливо сидящего в седле Дьякова.

Наконец показался все тот же священник и, приложив ладони к устам, сообщил:

– Его высокопревосходительство губернатор Монтерея и всей Верхней Калифорнии дон Хуан де Аргуэлло заняты срочными государственными делами и приказали не беспокоить его, кто бы ни прибыл.

– Ты сказал ему, что приехал посол самого наместника его величества? – теряя терпение, гаркнул десятник. Ужаленный плетью жеребец встал на дыбы, поднимая пыль.

– Никак нет, сеньоры, – смиренно ответствовал падре Ромеро. – Ведь как я уже имел честь доложить вам, его светлость премного заняты важным делом.

Мстислав бледнел, сцепив зубы, слушая глубокомысленную болтовню, и наконец не выдержал:

– Болван, ступай немедля и передай его высокопрево-сходительству, что я требую немедленно открыть ворота! В противном случае мы расценим сие как ответ!

За воротами послышалось какое-то оживление, блеснули на солнце грани штыков притаившихся королевских солдат. Казаки с беспокойством глядели то на своего командира, то на черные жерла пушек, что до сроку дремали в молчанье по всей крепостной стене.

Тем временем невозмутимый страж с кем-то посовещался и с тем же неизменно учтивым поклоном вновь удалился.

– Да что мы носимся с ними, как кот с салом! Они же потешаются над нами, вашбродь! – Афанасьев, багровея скулами, схватился за пистолет.

– Отставить! – Дьяков злее сжал повод. – Потерпим еще малость.

– Потерпим, потерпим! – ругнулся Борис. – Да у нас, поди ж ты, терпелка не из чурбака выстругана. Где ж это видано, чтоб с послами так обращаться! У нас уж весь терпеж по швам трещит!

Казаки, выстроившиеся в цепь позади сотника, зароптали, тревожно забряцало оружие.

«Даже волк краше смотрит на ягненка, чем они на нас», – с болью подумал Дьяков, но преломил себя, приструнив своих.

На этот раз ждать пришлось еще дольше. Ни единого движения не было заметно на стенах редукции, и только где-то вдали, в самой сердцевине ее слышалось заунывное церковное песнопение «De profundis».32

Когда русский отряд совсем было уже сжег последнее терпение, бойница на сторожевой вышке внезапно распахнулась. В ней обозначилось морщинистое лицо монаха, коий с сокрушенным видом известил, что передать просьбу наместника губернатору ему не удалось, так как тот по совершении неотложного дела изволил почивать.

– Так значит, ваш губернатор приказал не пускать нас?! – в совершенном бешенстве заорал Дьяков.

Наиболее горячие головы из казаков быстро насыпали пороха на полку и взялись за замки ружей. Афанасьев процедил сквозь щербатые зубы:

– Если этот поп еще раз откроет не по делу свой рот, я закрою ему глаза.

Однако все притихли, когда со стены вновь закричали:

– Упаси вас Иисус! Да разве его высокопревосходительство дон Хуан де Аргуэлло посмел бы отвернуться от чести лицезреть в своих пенатах ваше сиятельство! Увы… – тут он беспомощно развел руками. – Мы, недостойные и презренные, просто не погодили предупредить его светлость, как тот пошел почивать… а беспокоить и будить его нам ни в коем разе не дозволено его превосходительством комендантом пресидии Ксавье де Хурадо.

Дьяков весь в красных пятнах едва не задохнулся от гнева.

– Подлец, иди и передай своему дуроумному коменданту, что если ворота не будут тотчас отворены, мы доложим главному правителю в Ситку, что Испания объявила войну России!

После этих слов петли крепостных ворот неохотно за-скрежетали, и тяжелые, из красного калифорнийского дуба, они стали медленно открываться.