Читать книгу Фатум. Том четвёртый. На крыльях смерти - Андрей Воронов-Оренбургский - Страница 26

– Однажды приснился мне сон, что ходил я на охоту… Не скажу, удачной она была или нет. Помню только, что мокасины изорвались в клочья, и острые камни царапали мои стертые ноги… Солнце сжигало спину, я задыхался от жажды, голод грыз крысой мое нутро, и вот когда я уже лег на землю и стал говорить с духами перед смертью… Вдруг надо мной пролетела Белая Птица и сказала: «Вставай, сын Людей Берега, следуй за мной, я укажу тебе путь к воде…».

Две Луны, не перебивая сына, набил трубку, подцепил из очага тлеющую ветку и закурил. Когда она раскурилась, он передал ее Чокто красным чубуком вверх. Сын протянул руку и с благодарностью принял трубку. Закурил. Не один раз наполнял он легкие ароматным дымом, неторопливо выдыхая его. И когда выкурил, вернул трубку отцу, а голос его, выходивший из широкой рельефной груди, задумчиво звучал, будто эхо.

– Помню, я поднялся, и точно раненый зверь, с трудом добрался до воды. Но только губы мои коснулись родника, как силы вернулись, а боль пропала. Видимо, эта вода была заколдованной.

– Кто ты? – спросил я Белую Птицу.

– Та, кто спасла тебе жизнь, Чокто. Та, кто станет твоей женой. Я живу далеко, за Большой Водой, там, где садится Солнце. Много лун надо плыть на каноэ, чтобы достичь этой земли… Тебе никогда не добраться туда, но ты жди… Я сама приду к тебе. Помни, Белая Птица спасла тебе жизнь, потому что любит тебя.

Так сказал Чокто.

Когда у него вышли слова, он замолчал, глядя на алые глаза углей, и в бараборе вновь стало слышно дыхание тишины.

Две Луны долгое время оставался недвижим.

– Сын мой, – промолвил наконец он. – Это вещий сон. Твоя душа странствовала далеко от дома… Ты спрашивал совета у Цимшиана?

– Да, – Чокто наморщил лоб. – Но шаман сказал, что только Мать Касатка сумеет разрешить этот сон. Если она откликнется на зов и примет мою жертву – это будет хороший знак, если нет – то надо остерегаться.

Две Луны покачал головой, потом достал из кожаного мешка священную связку, замотанную в пеструю нерповую шкуру и, не разворачивая, потер ею плечи и лоб сына. Узел священной связки был очень древним: его тюленья покрышка с одного края превратилась в труху и оттуда, как приметил Чокто, торчали серповидные когти ястребиной лапы.

Сын Касатки косился на этот амулет, приносящий удачу, но сказать о прорехе отцу не решился, потому как нельзя говорить о священных вещах других, нельзя даже знать, что хранится в этом узле. Священная связка – табу.

– За Большой Водой живут белые люди. Наш народ от них не видел ничего хорошего…

– Но и плохого! – глаза Чокто сузились.

– А слышал ли ты, щенок, сколько они сожгли деревень колошей?51

– Эти змеи издревле были наши заклятые враги!

На какой-то миг их взгляды скрестились, как хорошо отточенные топоры. До сегодняшнего дня у сына и отца не было повода для соперничества. Каждый ведал о силе другого, но интересы, возраст, родство и положение в куане не давали повода для вражды. Правда, в глубине души старый вождь опасался старшего сына. Нередко он давал Чокто крайне опасные задания, подвергая его жизнь смертельному риску, но, видно, Великий Дух оберегал его – из всех военных походов Чокто возвращался еще более заматеревшим воином, и сородичи пели ему похвалу и слагали песни.

Однако Две Луны был на совете выбран атлен анкау52 отнюдь не за свою медвежью силу, а за обладание несо-мненными качествами вождя. Он думал о нуждах племени, был снисходителен к своим приверженцам из разных военных обществ. В нужную минуту был храбр, решителен, хитер, при этом верен данному слову и по-своему справедлив. Поэтому, улыбнувшись на вспышку сына, он ответил с легким оттенком предупредительности:

– Да, они кровные наши враги, но для бледнолицых нет разницы между колошами и шехалисами. Так же, как для тебя нет разницы между родниковой и ключевой водой. Когда их большие крылатые лодки доберутся до нас, смерти и болезни придут на землю Береговых Людей. Поэтому берегись, Чокто! Белая Птица зла. Выпьет твою кровь. Или напустит болезнь, от которой зачахнешь…

– Почему зла? Она спасла меня. Я умирал от жажды, а она довела меня до воды.

Лицо вождя чуть посветлело, но густые, сросшиеся брови продолжали хмуриться.

– Боюсь за тебя, – хрипло, с суеверной нотой пробормотал Две Луны.

– Не бойся. Чокто отыщет ее… И приведет в твою барабору.

– Где ты найдешь ее?

– Не знаю, – сын Касатки неопределенно пожал плечами. – Белая Птица сказала, что мне надо ждать. Она сама найдет Чокто.

Оба замолчали, глядя на прогоревшие угли. Сердце старого вождя вдруг сжалось: тревога и страх охватили его. Белая Птица, пришедшая к Чокто во сне, была для него самой живой, настоящей колдуньей, которая собиралась тайными чарами отнять у него старшего сына.

Разговор затягивался, и Чокто, мучаясь от томительных пауз, принялся на специальном камне затачивать наконечники стрел.

– Зачем ты, отец, говоришь, что белые люди плохие? Они, как и мы… Кто любит чужаков, а кто нет. Но в серд-це ни у нас, ни у них нет ненависти. Мы бережем ее для врага. Разве Водяная Крыса не наш друг? Без него у шехалисов не было бы громовых палок и быстрого свинца…

– Да, это так, – Две Луны сделал глубокий вдох сквозь тонкие, как пергамент, ноздри. – Но вот что запомни! У меня только один язык, и я скажу правду: шехалисы не должны близко подпускать к своему сердцу Водяную Крысу и его людей. Их глаза прозрачны и изменчивы, словно весенний лед в стране атена53. А язык раздвоен и лжив. Шкура росомахи красива, но повадки ее черны. – Две Луны пожевал губами и сцепил зубы, точно воздержался сказать что-то еще. – Ладно, последуем совету жреца. Цимшиан прав, надо спросить Мать Касатку.

Старик придирчиво порылся в шкуряном мешке, где, сбившись в кучу, словно летучие мыши, лежало несколько пар новых мокасин, и выбрал какие попроще.

* * *

В эту ночь Чокто опять уходил из стойбища и лежал на прохладных мехах. В расщелинах скал и далеких фьордах стонали ночные ветры, и духи гор переговаривались между собой, но сколько ни пытался Чокто понять их язык, у него не получалось. Где-то в предгорьях завыл волк, и другой брат отозвался ему, и еще один, и их песня волнами прокатилась по молчаливому берегу.

Чокто прислушивался к ночи, плотнее заворачиваясь в медвежью шкуру. С морскими ветрами до него донесся – он это слышал и не слышал – нежный голос, летящий с неба: «Жди меня, Чокто… Я скоро сама приду к тебе…» Он попытался поймать неведомую птицу, но пальцы его схватили лишь голубой дым. Туман проплыл над головою. Видение исчезло, и уж совсем из небес долетел головокружительный крик: «Жди меня!.. Я скоро сама приду к тебе…»