Читать книгу Сны в руинах. Записки ненормальных - Анна Архангельская - Страница 22

…Он бежал по какому-то полю, заваленному обломками, безобразно покорёженными глыбами изувеченных домов. Бежал, пока что-то не толкнуло его лицом в грязь. Он ещё успел выставить руки, ловя землю перед собой, в последней, безнадёжной попытке тела уберечься от боли. Но природа никогда и никак не сможет спастись от человеческой кровожадности. Никакими усилиями эволюции не оградить жизнь от испытанной – злой и верной – мощи свинца…

Это должно было сломить в нас инстинкты сострадания и страха, выданные при рождении, но лишние в этой вечной борьбе людей против людей, приучить нас к жестокости, к спокойствию при виде чужой боли. Но вместо этих агрессивных чувств рождало лишь омерзение, какую-то невероятную, нервно дрожащую брезгливость. Мы должны были привыкнуть к насилию, к крови и смерти, выстроить вокруг своего сердца незримые, но мощные стены циничного хладнокровия, которое никакой ужас уже не смог бы пробить, прорваться в душу, обрушить её в смертельно опасные в бою ловушки уныния или паники. А потому нам заранее предъявляли эти документальные подтверждения человеческих зверств. И это было страшно и противно. Но в то же время всё это было слишком похоже на кино, на мерзкую, качественную подделку, чью-то прельстившуюся натурализмом больную фантазию. Сознание хваталось за эту ничтожную возможность, тщательно отбиваясь от понимания того, что всё это – настоящее, пережитое кем-то, увиденное и снятое. Что вон тот падающий, захлебнувшийся кровью человек когда-то был живым, смеялся чему-нибудь, любил и грустил… А теперь навсегда остался на этой плёнке бесконечно давиться собственной болью.

На этих сеансах я быстро уставал травить свою душу ужасами чужих войн, тем более что научить ничему они не могли, а лишь пугали и терзали. Психологическая подготовка к беспощадной злости настоящего боя – попытка издёргать свои нервы уже сегодня, чтобы отработанное равнодушие, может быть, успело спасти нам жизнь когда-нибудь потом. И меньше всего мне нужен был этот чудовищный тренинг именно сейчас, когда сердце моё было неимоверно увлечено чувством таким далёким, таким нежным и радостным, что даже чужая, вопящая боль не хотела его тревожить. Скосив глаза в уголок экрана, где мелькало и вздрагивало что-то размытое и безопасное для рассудка, я снова возвращался в то необыкновенное утро, властно захватившее моё воображение, снова и снова путешествовал по своей памяти. Вот уже два дня этот смех жил во мне, играл с моей душой, и я невольно улыбался ему в ответ. Бросая свою действительность, шёл за ним куда-то в светлое, задумчивое счастье. Потрясающе требовательный, певучий и красивый он вёл меня к ней – к белокурой, смешливой девушке, даже имени которой я не знал…

– Ты больной?! – Расти выдернул меня из мечтаний злым, шипящим шёпотом. – Тебе, что ли, всё это нравится?

Я непонимающе вскинул глаза на экран – очередное кроваво-кричащее месиво впилось в мой разум, но я тут же отвлёкся на Расти. Он, сердито насупившись, разглядывал меня, словно это я только что убил тех людей на экране и веселился, оскорбляя и нервируя его своей безжалостной радостью.

– Что нравится? Что я сделал-то?

Удивлённо и беспомощно, всё ещё заторможенный мечтательностью, я осмотрелся – хмурые и суровые, озлобленные чужими, мрачными изуверствами, все они жили в этой реальности, все послушно принимали дозы пропитанной кровью, записанной на плёнку жестокости.

– Ты чего скалишься, как на цветочной полянке? Нравится, когда детей расстреливают? – Расти злобно бурчал мне в ухо свои претензии. – Будешь сидеть здесь и потешаться – я тебя лично санитарам сдам.

Наверное, не ему одному моя странная улыбчивость показалась ненормальным, отвратительным наслаждением чужими страданиями. Но в этот раз мне было наплевать на любые нервные наставления.

– Расти, я влюбился, – перебивая его, неожиданно для себя самого признался я.

Словно не способен был сдержаться, словно жизненно важно вдруг стало поведать этот секрет кому-нибудь именно сейчас. Как долгий вдох, я просто не смог удержать это чувство в себе и теперь так некстати выплеснул его на Расти.

Он озадаченно смотрел на меня, размышлял о чём-то, будто только в эту секунду, после этих слов всерьёз убедившись в моём окончательном, бесспорном безумии.

– М-да, Тейлор… Главное, вовремя, – угрюмо, не желая смириться с моим счастьем, подытожил он. – Тут бы до отправки дожить и не чокнуться, а он влюбиться умудрился. И как ты везде успеваешь?

Всё ещё ворчливо, по какой-то инерции раздражения, но уже успокаиваясь, найдя наконец-то объяснение моей неестественной весёлости, Расти и сам как будто немного перенял её у меня, усмехнулся, отвлекая себя моей любопытной новостью.

– И кто она? Познакомь.

– Чёрта с два! – моментально и совсем не думая, ляпнул я.

Расти обидчиво приуныл. Видимо, решил, что я припомнил ему Венецию, что использую его искренность против него же. А я попросту не знал, как рассказать про так абсурдно возникшее чувство к совершенно незнакомой девушке. Про уверенность, что это – не обычное увлечение, истомившаяся в одиночестве страсть, а что-то настоящее, сильное… Хоть и понадобилось мне для такой убеждённости всего несколько минут. Моя гордыня не хотела сознаваться, что, несмотря на всю свою любовь и пылкость, я побоялся даже заговорить с моей жизнерадостной незнакомкой, встретиться взглядом. И всё, на что я отважился – следить издалека, тихо надеясь, что как-нибудь всё же выторгую у провидения право стать частью её жизни. Но Расти был едва ли не единственным шансом узнать про ту восхитительную девушку хоть что-то, и я согласен был стерпеть его насмешки, лишь бы отобрать у везения пару лишних процентов успеха.

Оформляя свой поспешный и глупо вырвавшийся отказ как шутку, я заулыбался:

– Узнай сначала хотя бы её имя, а потом и знакомиться можно.

Расти неуверенно засопел, похоже, уже запутавшись:

– Это что ещё за выдумки? Я теперь имена твоих подружек угадывать должен, что ли?

Я чувствовал себя полным идиотом, неуклюжим болваном, а Расти всё никак не желал помочь моему истерзанному самолюбию выкарабкаться из этих сетей неловкости.

– Да не знаю я её имени, в этом и проблема! Я вообще ничего про неё не знаю. Видел пару минут и только…

Расти иронично поддакнул, уже заранее отрицая для себя возможность такого немыслимого бездействия моей хвалёной наглости, не веря в то, что я над ним не насмехаюсь и не разыгрываю, выискивал в моём сбивчивом бормотании какие-то ловушки.

– Правда, не знаю, – подбодрил я его веру в мою честность.

Он ухмыльнулся, внимательно глядя на меня, и искры издёвки ещё шустрее запрыгали в его глазах.

– Ну ты просто человек-загадка, Тейлор. Пойди и спроси. Без меня ты с такой незатейливой задачей справишься? Или перед твоим носом листок с текстом подержать, чтоб не заикался?

Расти дурачился, веселя застоявшимся сарказмом, безопасно развлекался, чувствуя, что я как никогда далеко спрятал свою вспыльчивость, что нервы мои сейчас просто не способны на злость и каверзы. Жалея, что зануда Расти никак не может принять любую, даже неприкрытую просьбу о помощи до тех пор, пока она не выражена чётко и определённо, я вздохнул. Он, как дотошный, припорошенный офисной пылью бюрократ, словно бы требовал заявки, заполненной по всем пунктам.

– Не могу, – уставая повторять очевидное, раздельно и по слогам, максимально доходчиво сказал я.

Но Расти тут же, не дослушав, радостно хохотнул:

– Эй, а она вообще существует? Или ты её просто так выдумал? От гормональной тоски? Или чтобы поговорить о чём было в суровых мужских компаниях?

Не собираясь даже представлять, в каких недрах своего неуклюжего разума Расти выкопал эту «гениальную» идею, и без того уже заметно теряя терпение, я перебил:

– Существует. Или я действительно рехнулся, и мне всё это привиделось. Тогда, конечно, будет обидно.

Расти усмехнулся, но я не дал ему встрять с какой-нибудь очередной пошлой фантазией:

– Ладно, давай серьёзно. Она учится на пилота, и это всё, что я знаю. На прошлой неделе у них лётная практика началась.

Расти уставился на меня в каком-то немом, оторопелом изумлении. Как будто я сказал нечто парадоксально-глупое, нелепое, и он всё никак не мог поверить в этот вздор.

– Она – пилот? – наконец-то выловил он свою застрявшую мысль. – Тебя как к этим «пернатым» занесло вообще?

Я начинал раздражаться оттого, что Расти говорит вовсе не о том, что он никак не хочет сосредоточиться и разбрасывается своими вопросами совсем невпопад.

– Да неважно как занесло! По приказу, как ещё? Мне твоя помощь нужна, вот и всё.

Но Расти вдруг совершенно неожиданно заупрямился.

– Помощь ему нужна… – пробурчал он. – Может, мне в базу данных влезть? Или досье её выкрасть? Или лучше её саму похитить, ведь так информация, без сомнения, достоверней будет, как считаешь? Не трудись, я за тебя отвечу: нет, нет и нет, – он саркастично-ворчливо топтал мои иллюзии. – Влюбись в кого поближе, тогда и побеседуем. Тебе мало девушек вокруг? Сам оригинальничай пока не осточертеет, но я в небо за твоей красоткой не полезу. А под трибунал тем более.

Я чуть не заплакал от этого насмешливого отказа. Почему Расти никак не хотел понять, насколько важна для меня та девушка? Что без его шпионских талантов мои шансы заинтересовать её стремительно и наперегонки несутся к нулю? Я едва представил себе сцену своего беспомощного ухаживания, и уже хотелось застрелиться от неизбежного унижения. Как-то так сложилось, что эта элита наших войск, «боевые ангелы-хранители» редко и мало считались с заслугами копошащейся в пыли, суетливо и шумно бегающей по полям сражений пехоты. Наверное, это неизлечимая болезнь любой армии – каждый род войск воображает важнейшим для победы именно себя, агрессивно отбирая порции славы и доблести у всех остальных. Так что будет поистине удивительно, если она пожелает обратить хоть какое-то внимание на назойливого бескрылого поклонника без заслуг и внушительного звания, с одной лишь восторженной развязностью в арсенале. Но рассчитывать на подобное чудо из чудес было бы невероятно глупо. И хотя я очень на него надеялся, но всё же не рассчитывал. А чтобы заинтересовать такую девушку, мне нужна была информация. Любая – от любимого цвета до даты рождения её собаки. Что угодно, что моя изворотливая находчивость в этой войне за благосклонность сможет использовать. И я надоедливо ломился сквозь упрямство Расти.

– Расти, ну пожалуйста. Только у тебя получится такое провернуть. Ты ведь про кого угодно можешь добыть информацию. Не зря же природа дала тебе этот дар? Помоги мне один раз, и я больше никогда ни о чём тебя не попрошу, – как ребёнок, выпрашивающий что-то заветное, долгожданное, я цеплял его руки, умоляюще заглядывал в глаза. – Я же не требую секретных сведений. Узнай про неё хоть что-нибудь, что угодно. Ты можешь, я знаю. Если не ты, то никто…

Лесть, лесть, лесть… Как же много на неё можно купить! Великолепнейшая, вечная и неразменная «монета» человеческого общения, номинал которой определяется лишь опытностью души.

Я тормошил тщеславие Расти, закармливал комплиментами, преувеличивал и приукрашивал его находчивость и таланты разведчика. Я тащил его на поводке его же гордости, дразнил трусливым нежеланием принять этот сложный вызов, пока его же самолюбие не стало мне союзником. И он всё-таки сдался.