Читать книгу Кочевье - Антология, Питер Хёг - Страница 5

Струится птичий гвалт бездонною рекой,

пересекая распаленный мозг.

Несет обломки сна, взорвав ночной покой.

Мутит сознания поверженный колосс.

Какой корабль всплывет из зыбкой глубины

сквозь памяти невидимую рябь?

Кем палубы его заселены?

Размытых образов там вымысел иль явь?

Не разобрать в мерцающей глуши!

Останутся в забытых закромах —

лишь день взойдет, рассветом потушив

ночной пожар – сверкнут и не ищи!

Уйдут на дно, как тонких весел взмах.

В течение пяти часов заката

На запад устремлялся самолет

Под крыльями багровых облак вата

Скрывала воды северных широт

Сковала скорость времени теченье

Остановив веретено Земли

Чтобы людей летящие мишени

Хотя б на время ускользнуть могли

От стрелок тех часов неумолимых

Что целятся из жизней вычесть день

На шаг приблизив женщину без грима

Свою на нас бросающую тень

Ярко-красные полосы небо пересекали —

Там последняя кровь заходящего сердца текла

над водою фиорда цвета холодной стали

струями в черных гор тюленьи тела.

Пара друзей в цилиндрах художника обогнали,

по мосткам деревянным вышагивая в никуда,

не тревожа разливающейся печали,

средь которой вдали рыболовные стыли суда.

В этот момент вслед за цветами бойни

звук пугающий в чуткое ухо проник —

вопль природы, достигший души неспокойной,

чтоб в картине остаться с норвежским именем «Skrik».

Любовь – это начало, смерть – конец.

А все, что между, можно пропустить,

весь путь в мгновенье проследив, как спец,

событья жизни нанизать на нить

и вывесить сушиться, как грибы,

чтоб ими напитать чужой досуг,

а сам – от алости до синевы —

как мост, зависнуть на опорах двух.

Трагизм существования дамоклов

Конца отсроченного ожиданье

Куда бежать снаряды рвутся около

В круговорот зовут отдаться данью

Но почему заткнуть воронку рванью

Такой как я внезапно стало важно

Я не достиг еще солнцестоянья

И не издал широкий звук протяжный

В открытый мир из сокровенных скважин

Глубин ветвистых хромосом и генов

Где смысл и образ по закону слажен

Что всем услышать нужно непременно

И чудно, и торжественно вокруг,

как будто что-то важное свершилось —

от человечества ушел во тьму недуг,

которым бог являл свою немилость,

и жизни путь, лишившийся конца,

за бесконечность по кремню проходит…

Скажи звездам от первого лица,

что ты душой равновелик природе,

пока Земля под их сияньем спит

и свежей мглою полнятся долины…

Всей боли выход из тебя открыт —

ты, как ребенок, смотришь в мир невинный,

где над тобою зеленеет дуб,

где, наконец, в тени ветвей пригожих

густой траве как брат родимый люб,

на отдых свой остановиться сможешь.

Это тот, которого нет, но кто

кое-кому помогает себя ощутить вдвоем.

В вакууме вокруг тебя ток

прошуршит еле слышно ночью, а реже – днем.

Чу, направляешь ты вглубь слух

или вверх в источающий слово его свод.

Струйкой тянется диалог двух,

за которым спокойствия, словно весны, приход.

Внешне все по-прежнему, но

позарастала, нежданно, зияющая пустота

неразрывными нитями, и решено:

ты не провалишься в небытие с холста.

В позе восточной гимнастики полуокаменев,

восково поворачиваясь всем телом,

удивляет прохожих и разинутый львиный зев

долгожительница у жизненного предела.

Кожей, как папирус эпох времени в глубине,

смущает свежесть цветов, раскрывшихся в парке.

От ненужного веса освободившись вполне,

держит руки сухие вверх покосившейся аркой.

Словно капсула от ракеты, завершившей полет,

сведена к минимуму в остатке существованья,

переходя на сетку духовных долгот и широт,

состраданья зевак не принимая, как дани.

Зеленые прямоугольники

Лежат в разрезах клиньев желтых

Пускай глаза протрут дальтоники

В виду красот высоковольтных

Струящих цвет под небом матовым

Среди просторов юной Бельгии

Чтоб каждый зрением охватывал

Картину беглого мгновения

Раскрытым спектром восприятия

Все поглощая понемногу

Чтоб заменить Рембрандта патину

Кричащей оптикой Ван Гога

Рестораны карабкаются вверх по улочкам Канн

Гады моря в бою оставляют клешни

С виноградников стекает вин океан

Белых розовых что лучше идут в тени

Гордых пиний чьи круглые кроны на голубом

Ярость солнца скрывают лучше любых зонтов

Защищая столики меж гранитных колонн

В честь героев в Африке павших за дело то

Чтоб на нашем светилась Африка берегу

В черных лицах в арабской картавости языка

Чтобы старую Францию как иголку в стогу

Отыскать туристам задача была легка

Расцвечивая неба черноту

малиновым, серебряным, зеленым,

в течении мгновений, на лету,

вставая, как нестойкие колонны,

то кроны пальм, из точки расходясь,

кидая в воздух золотые ветви,

чтоб в высоте сгореть, но не упасть,

перед толпой держали путь ракеты,

и фейерверку не было конца,

и музыка, чтоб зрелищу накала

придать, на все звучала голоса

и, мнилось, выше залпы подымала,

смотрящим действо придавая сил,

всем без разбора, будь хоть перестарок…

Что из того, как долго ты светил —

считается лишь то, насколько ярок.