Читать книгу Венеция в русской поэзии. Опыт антологии. 1888–1972 - Антология, Питер Хёг - Страница 18

Железнодорожный мост Ponte della Liberta (3850 метров и 222 арки) – на момент строительства – длиннейший в мире – первое из венецианских чудес («колоссальное сооружение во вкусе древнего Рима»[196]), которые видел прибывающий в город путешественник, так что без его описания не обходится почти ни один прозаический травелог. Выехавшие из Вены ранним утром прибывали к пункту назначения при свете луны, что дополнительно украшало картину: «Сразу за Веной начались дикие горы, как в Тироле: стало холодно, грозно, туманно; на одной станции вышли гулять; весь день тянулись горы; вечером очутились в Италии: стало тепло; а когда блеснуло по обоим сторонам поезда бирюзовое, освещенное луной сквозь туман Адриатическое море, то стало радостно; показались огни Венеции»[197].

Последние километры пути произвели особенное впечатление на сестру любителя беспошлинных папирос: «Я посмотрела в окно и, пораженная, воскликнула: „Что это?“ Поезд мчался будто по воде, и с той и с другой стороны его была вода, он как бы рассекал широкую, тихую лагуну. Луна из‐за туч озаряла ее нежизненным серым светом, серебрилась вода, серебрилось небо, и даль терялась в серебряной мгле…»[198]

Совсем по-другому восприняла их другая наша свидетельница, Вера Леонидовна Андреева, дочь Леонида Андреева. Юная героиня ее полуромана-полумемуаров в сопровождении брата и сестры едет из Рима в Прагу через Флоренцию и Венецию:

Поезд шел по сероватой, покрытой предрассветным туманом равнине; сквозь волны низко стелющегося тумана были неясно видны силуэты бесплотных деревьев, их верхушки, как паруса призрачных кораблей, кругловращательным <так> движением плыли по волнам, не рассекая их, а двигаясь как бы вместе с ними к каким-то неведомым берегам. На фоне туманной стены были отчетливо видны только телефонные столбы с проводами – столбы стояли близко к железнодорожной насыпи, и было видно, как провода все разом слегка спускались вниз и потом стремительно возносились вверх к столбам и те ударяли по ним с какой-то злорадной силой, как бы пресекая их вдохновенный порыв и бросая обратно на скучную землю. Постепенно туман стал похожим на прозрачную кисею, сквозь которую проступали и предметы, более удаленные от железнодорожной насыпи. Все видимое стало понемногу окрашиваться в розовый цвет, розовым блеском засверкала роса на траве, порозовели поверхность пруда и легкая завеса колышущегося тумана, а в зеркальной поверхности воды отразилось длинное алое облачко, неподвижно стоящее в розовом небе. И вдруг длинные лучи, как красные стрелы, брызнули откуда-то слева – и я поняла, что взошло солнце.

Довольно бесцеремонно я растолкала Тина, и мы спустили тяжелую раму – свежий холодный воздух упруго ударил по лицам и как бы обмыл их ледяной водой. Ослушавшись строгого приказа железнодорожного бога, мы высунули головы из окна. Всего одно мгновение смотрела я вперед, но этого мгновения было достаточно: я запомнила – поезд мчится прямо на восток, в клубах белого дыма от паровоза встает огромное багровое солнце, а впереди до самого горизонта простирается бесконечно широкая гладь воды… Я оглянулась на Тина и увидела его широко открытые глаза: казалось он видел мираж, чудо, которое нельзя осознать, которому нельзя верить…

– Ты видел? – прошептала я. – Это же море!..

– Море! – как эхо повторил он. – И мы летим прямо в море!..

Действительно, уже не оставалось сомнения, что безумный поезд сейчас будет поглощен волнами. Сзади оставалась только узкая полоска суши, еще мгновение – и синяя гладь раскинулась под окном и закрыла землю… Как же так – поезд не погружается в воду, а летит дальше – и колеса все так же мерно перестукивают по рельсам над самой ее поверхностью… Мы кинулись в коридор, к противоположному окну, но и там было море, а берег едва различимой полоской виднелся позади. На наших лицах так красноречиво было написано наше недоумение, что пожилой итальянец, стоявший у окна, усмехнулся и сказал:

– Чего вы удивляетесь? Мы едем по насыпи, специально сооруженной через Венецианскую лагуну для проезда поездов в Венецию. Скоро вы увидите город! – и он махнул рукой куда-то в глубь моря.

Чуда никакого не оказалось, но все-таки было очень странно, что вокруг поезда вода, к этому нельзя было привыкнуть. Прозрачная голубоватая вода не была глубокой. Было даже видно главное песчаное дно.

– Метра три-четыре, – сказал Тин.

Я снова высунулась из окна и посмотрела вперед – и увидела поднимавшиеся прямо из воды купола, башни и дома большого города. Без признака земли, без кромки берега, без растительности выросли из воды золотистые стены домов, хаос низких и высоких, плоских и островерхих красноватых крыш, белые мраморные дворцы, ажурные арки, зеленоватые купола, а поезд все шел, золотисто-розовый город приближался и вскоре занял все видимое пространство. Через несколько минут поезд замедлил ход, и мы въехали под темные своды вокзала – самого обыкновенного вокзала с перронами, с киосками, с шарканьем многочисленных ног, с шипением паровозного пара, с возгласами носильщиков, с приветственными объятиями и поцелуями встречающих. Было дико думать, что мы только что мчались среди голубой теплой воды…[199]

При ярком дневном свете подъезжал к Венеции будущий автор подробного итальянского путеводителя, скрывший свое имя за псевдонимом В. М. С.:

Наш путь лежал через огромный мост, считающийся одним из замечательных в мире. Он переброшен через лагуну всего 60 лет тому назад, состоит из 222 арок и имеет в длину 3½ килом., служа искусственным перешейком, соединяющим с материком этот удивительный и, в своем роде, единственный по своему местоположению город. В самом деле, где же во всем мире можно найти двойник Венеции? Для глаза как-то непривычно было видеть посередине воды человеческое жилье и, тем более, целый город, окруженный предместьями, проливами, мелями и широким поясом моря. Издали представлялся он каким-то огромным чудовищем, которое выплыло из морской глубины погреться и понежиться с семьей своих детенышей на теплом южном солнышке. Воздух был влажен и сливался с бледно-голубым морем. Казалось, что чешуя чудовища тонула где-то в голубом просторе. На безоблачном небе ярко и весело сияло солнце, мягко озаряя тихую гладь лагун, среди которых, по бесконечно длинному мосту, быстро несся наш поезд. Там и сям на зеркальных лагунах виднелись рыбачьи лодки и баркасы для перевозки тяжестей с характерными венецианскими парусами. Чем ближе к городу, тем число судов разного типа увеличивается. Вот уже в золотистой мгле воздуха стали нежно вырисовываться мягкие очертания морской красавицы и прежней гордой и непобедимой царицы Адриатики. Казалось, что мы приближались к ее сказочному царству, отрезанному от всего мира, где все должно быть так фантастично и призрачно, полно самого живого и захватывающего интереса. Я сгорал нетерпением поскорее ознакомиться с этим волшебным царством[200].

Впрочем, иным путешественникам удавалось устоять и перед очарованием дороги, и перед необычностью моста, хотя и их беспристрастность пасовала перед конечным пунктом путешествия:

Из расхваленной и неописуемой красоты итальянских пейзажей, признаться, я ничего за целый день езды не увидел, кроме станционных будничных зданий и пыльных участков земли с деревьями, перевитыми гирляндами дикого винограда. Несмотря на усталость я жадно вглядывался в эти участки, ища обещанных апельсиновых рощ и зреющих лимонов, – увы, напрасно! Все те же станционные сараи и тощие запыленные деревья, обвитые серым плющом.

Но вот – какая-то дамба, мы едем по ней; справа и слева – вода; начинается что-то вроде сна[201].