Читать книгу Тигры и земляника - Айрат Салимович Галиуллин - Страница 17

Хай, креветка! Оттопыримся по полной?

Приступим, дружище, помолясь. К оттопыриванию. Я так и слышу твои мысли: «Заколебал уже Виргус вокруг да около ходить, бодягу по тарелке размазывать. Чего он не приступит к главному блюду, ну, к существу рассказа?» Я тебе притчей отвечу. Слушай, дружище, на ус наматывай… Если у тебя усы есть. Если нет – намотай на… э-э… на что-нибудь другое. (Ботан, быстрее смайл ставь, пока читатель не обиделся. А то знаю я его – чуть что, сразу дуться: «Да чего он себе позволяет, этот автор?!») :)

Ну так вот, притча. Пожилой человек, старик уже, можно сказать, пришел к Рамакришне… (Ты знаешь, дружище, кто такой Рамакришна? В общем, в интернете посмотри, ладно? В Яндексе набери или там в Рамблере). Приходит старикан к Рамакришне и говорит: «Учитель, я прожил длинную, полную испытаний жизнь. Многое видел, многое знаю, но одного так и не постиг…» Рамакришна спрашивает: «И чего же?» Старый хрыч выдает: «Я так и не понял, зачем в мире существует зло?»…

Прикинь, вопросик, да? Офигеть. Ну, тут Рамакришна задумался…

А? Меня? К доктору? Ладно, сейчас иду. Погоди минутку, сестричка, не видишь – я по мобильнику разговариваю. С адвокатами.

Не отвлекайся, дружище. «Зачем существует зло?» – это старикашкин вопрос. Рамакришна подумал и говорит: «Чтобы завязать сюжет».

Пауза.

Пауза.

Специально паузу делаю, дружище, тебе на осмысление. Думай пока, а я к доку сгоняю. Видно, опять ему помощь требуется, без меня никак психов вылечить не может.

Уф-ф… Ложная тревога. Не меня, оказывается, док вызывал, другого психа. Ну, то есть, другого больного… Блин, я хочу сказать… Ладно, не парься. Лучше скажи – понятно теперь, зачем я столько трындел, пока до главного добрался? Зачем все то, что ты воспринимаешь как «зло»? (Зло в кавычки поставь, Ботан, это ж не взаправду).

Чтобы завязать сюжет!

И, кстати, в некоторых пересказах старый пень, что вопрос задавал, после ответа Рамакришны обрел просветление. Ты уже испытал самадхи, дружище? Ну, или на крайняк – саттори? (В Яндекс, все в Яндекс!)

Я, когда слова произношу типа «самадхи», «саттори», «чакры», «праны», знаешь, что вспоминаю? У тебя бывает, дружище, что слово, или запах, или там музыка одним махом переносят в другое место, в другое время?.. У меня тоже. Так вот, мне сразу вспоминается один весенний вечер…

Вот представь: маленький репетиционный зал, окна настежь, с улицы доносятся детские голоса и запах лип… (Представил? Ну, как будто кино смотришь, да?) Посередине помещения студийный рояль с желтыми от времени клавишами, в углу ударная установка «Амати» – та, наоборот, новенькая, тарелки сверкают, пластик на барабанах совсем свежий. Рядом на боку лежит контрабас, поблескивает мебельным лаком, напротив окна – операторский пульт. Кругом провода, микрофоны, пюпитры с нотами…

Девяносто второй год, дружище, май месяц. Я подрабатываю в спецшколе с музыкальным уклоном. Платят мало, но приходится крутиться на трех работах, чтобы семью прокормить. А главное – в школе есть зал, инструменты, есть возможность заниматься джазом. Мы собираемся с ребятами вечерами, играем, экспериментируем, импровизируем. Готовим концертную программу, записываем студийные варианты.

Мы счастливы. Заняты любимым делом, и плевать, что наша музыка не имеет коммерческой ценности. Плевать. Мы занимаемся тем, что нам нравится больше всего на свете. Творим Музыку. (Ботан, последнее слово напиши с большой буквы, уж ты-то меня понимаешь…)

В закутке за перегородкой журнальный стол, три стула, старенький сейф. В нем бутылка «Амаретто». В перерывах мы дринькаем по чуть-чуть, буквально по тридцать капель, и – странное дело! – больше и пить-то не хочется. Не веришь? Думаешь: «Как это так? Виргус, да чтобы не хотел надраться?!» А, между тем, это правда. Мы пьяны от другого – от вдохновения. Может, ты слышал это слово, дружище.

Только что записали хороший дубль. Сидим с пузатыми рюмочками в руках, усталые, довольные, улыбаемся друг другу. «Чем х-хороша живая музыка? – говорит, слегка заикаясь, Леша Иванов, пианист. Обычно немногословный, сегодня он разошелся. – Каждый звук несет в себе бит информации, к-которую и воспринимает слушатель. И чем б-больше звук обработан электроникой, тем сильнее искажение оригинального посыла. Живое исполнение п-передает информацию в полной мере, она не убита, не выхолощена, не к-кастрированна электричеством…»

На репетиции заглядывает учитель химии Николай Николаевич. Он пристраивается в углу и сидит неподвижно часами, мы даже забываем об его присутствии. Странная и загадочная личность, этот химик. Прикинь, он живет прямо здесь, в школе, директор разрешил ему поставить раскладушку в лаборантской химического кабинета.

Николай Николаевич буддист. Он одинок и нелюдим и все свободное время посвящает медитациям.

Как-то вечером мы долго бились, не могли найти нужное звучание пьесы, «Autumn leaves» называется… Такое бывает, дружище, – никак не приходит настроение, то самое особое состояние. Николай Николаевич из угла подал голос… и знаешь, его совет сработал.

«Визуализируйте образ, – сказал он. – О чем вы играете?»

Выяснилось, что мы представляем совершенно разные картины. И когда создали общее видение, все вчетвером заиграли вместе, а не каждый о своем, как раньше.

Своеобразный был мужик.

«Играйте телом, – советовал он. – Музыка возникает не в голове, она приходит оттуда, – буддист многозначительно тыкал пальцем в потолок. – Мозги здесь совершенно ни при чем, отключайте их. Принимайте послание свыше, концентрируйтесь на нем и пропускайте через чакры. Музыкальный инструмент – самая последняя инстанция, выходной клапан в конце туннеля…»

Николай Николаевич научил меня медитировать. Привил любовь к созерцанию. Открыл для меня восточную философию.

«Существование есть иллюзия. Пойми – и выйди за пределы. Вот путь ясных». Гэ Эс Будда.

М-да… Майский вечер, ореховый вкус ликера, разговоры о карме и томительная мелодия Жоржа Косма.

У меня была жизнь, дружище. Мне есть что вспомнить.

Ладно, хватит! Надо успеть пожить, пока не пришло время последнего путешествия. «Живи тотально, живи всем своим существом. Отложи ум в сторону и без ума нырни в сейчас» – говорит Ошо.

Правильный чувак этот Ошо. Наш человек. Вот, например, еще высказывание, мне особенно нравится: «Чтобы следовать пути Будды, человек должен быть бунтовщиком. Бунт – это вкус его существа». Ты согласен, дружище, что человеку не подобает жить со сложенными лапками? Мы не обязаны следовать тому, что навязывает государство, общество, или там религиозные институты? Бунтуй! Проверяй все на своем опыте, на собственной шкуре! Только так ты познаешь истину.

Это уже мои слова, имей в виду. Не Ошо и не Будды. Неплохо сказано, да? Бунтуй, ерш твою медь!

Что я и делал всю жизнь.

И получал, соответственно, за это по кочану.

Серьезно, дружище, сколько себя помню, я восставал против системы. Воспитательница в детсаде называла меня самым хулиганистым ребенком за весь свой многолетний опыт. В школе я вечно конфликтовал с учителями. В училище умудрился поругаться с заведующим кафедрой и потому все экзамены сдавал только с пятого раза. В консерватории вякнул в защиту однокурсников, которые по выходным пели в церковном хоре…

Как получилось – в деканате узнали об их подработке, и ребят решили расчихвостить по комсомольской линии. Подвергнуть, блин, общественному остракизму. На собрании активисты один за другим брали слово: «Ой, как это недостойно! Ах, какой позор для советского человека!»

А я встал и отколол: «Отстаньте от них, – говорю, – у нас в стране свобода вероисповедания!»

Исключили меня из комсомола, вместе с певчими. Ну, их – ладно, по делу. А меня за что? За правду, дружище, за правду!

Путь Будды, однако.

Примерно так же из театра поперли. Один дирижер… Не буду называть фамилию, ты его наверняка знаешь, дружище. Классный маэстро, но как человек – полное "г" (не буду называть слово, ты его наверняка знаешь. Ха-ха, поставь здесь смайлик, Ботан). :)

Безумно талантливый и ужасно несдержанный на язык товарищ. Он постоянно наезжал на нас, – ну, на музыкантов, – хамил, язвил, обозвать даже мог. Самодур, короче.

И вот, сидим мы в оркестровой яме, «Иоланту» репетируем (ты уже в Яндексе освоился, дружище?). Там место есть, довольно хитрое, первая флейта сложный пассаж выводит. А флейтист, как назло, на больничном. Концертмейстер группы на его место временно посадил третью флейту – девочку-стажерку. Скромная такая, застенчивая, мышка, в общем. И не может она сходу пассаж взять, а заранее ноты не смотрела – чужая же партия. Дирижер и взъелся. Эпитетами всякими посыпал, стал ехидничать, интонациями поигрывать.

Девочку от испуга и вовсе переклинило.

Репетиция встала. Маэстро шипит, стажерка, вся бледная, руладу пытается сыграть, народ молчит. Европейской же величины человек, да характер вредный – страшно перечить. Ну, тут я за девчонку и встрял, как дурак. Дирижер на меня переключился. Мило разговорились, трень-брень, слово за слово…

В общем, послал я его. На три буквы. При всех. Прилюдно.

На этом репетиция закончились, музыкантов отпустили. На другой день администратор оркестра подходит и говорит: «Виргус, я тебя долго от начальства отмазывал, ты знаешь. Но сейчас это выше моих сил – маэстро категорически настаивает…» – «Ладно, – говорю, – Виктор Сергеевич, на вас я не в обиде». Пошел в отдел кадров и заявление накатал.

«Бунт – это вкус его существа». Ох, грехи мои тяжкие…

Побродил я в поисках работы, потыркался везде, но, похоже, репутация моя не совсем того… Подмоченной оказалась, неожиданно для меня. «Гулена, баламут, за словом в карман не лезет» – такое мнение сложилось обо мне в профессиональных кругах. Музыкальное сообщество, дружище, среда консервативная, и все друг о друге знают. Потом Андреич (помнишь, который кроссворды разгадывал?) сжалился, к себе в музыкальную школу взял. Там я сейчас и тружусь.

Круг замкнулся – опять я в музыкалке.

Все бы ничего, – с детьми мне работать нравится, хоть и не мой уровень, конечно, – только опять у меня нелады с начальством. Нет, с Андреичем мы вполне вась-вась, да только он в школе ничего не решает. По характеру мягкий, да и забил уже на все – спит и видит, как бы на пенсию выйти. Заправляет в музыкалке завуч. Луиза Харисовна. Ох, и стервозная же баба, простите, если что не так… С первого дня ко мне неровно дышит. Только не в том смысле, дружище, в каком ты подумал. Короче, у нас сумасшедшая, неземная, страстная нелюбовь с первого взгляда.

И хватит, много чести – об этой дуре говорить.

Все пройдет.

Воспарить над отчаяньем -

Вот путь сияющих.

Было время – ну, недели две, – когда я даже в депрессняк впал. Все ж навалилось одновременно – без работы остался, Ленка вытурила, сорокалетие на горизонте замаячило… (Непростая дата – сорок лет, особенная, но про нее дальше рассказ). И я заквасил.

Кто знает, как я в загул ухожу, тому объяснять не нужно. Явление не для слабонервных. Я, дружище, ежели чего делаю – то на всю катушку. По полной. Правда, в этот раз недолго гулял, как-то само собой прошло. Устал, наверно. Надоело. И я лежал у Ботана на старом продавленном диване, отходил от бодуна и пялился в потолок. Без всяких мыслей. Созерцал, блин.

Путь сияющих.

Ботану как раз травку принесли… Ну, чего уж скрывать – покуривают в их кругу, покуривают. А! Я забыл сказать, чем Ботан занимается. Кроме того, что он фанатик джаза (как слушатель, конечно. Сам-то не играет, медведь на ухо наступил) и верный поклонник моего таланта… (Ботан, ты на медведя не обиделся? Ладно, сейчас компенсирую). Так вот, Ботан еще гениальный программер (Ну как, старик, получилось уравновесить?). И не какой-нибудь желторотик, а из мастодонтов, что еще с перфолентами работали, да с эвээмами размером с трехстворчатый шифоньер. Старая школа, боевой конь, что борозды не испортит.

И вот, забили мы как-то с Ботаном косяк (я как раз из запоя вышел), а под это дело трындим. О том, о сем, о приходе, что травка дает… До медитаций добрались. Ботан сам восточными практиками не занимается, вот и поинтересовался – какие ощущения в состоянии, ну, отрешенности. Я, как могу, объясняю. А он говорит – типа, по описанию похоже на эффект от ЛСД. Только там поярче.

Я медитирую давно, дружище, но у меня получается доходить до определенного уровня глубины, а дальше никак. Если честно, не улетал еще по-настоящему ни разу. И слова ботановские про кислоту меня зацепили. «Ну-ка, – говорю, – с этого места поподробнее».

А Ботану же только волю дай! Сразу лекцию затеял, высоконаучную: «ЛСД, или диэтиламид лизергиновой кислоты, почти случайно открыт в тысяча девятьсот сорок втором году профессором Альбертом Хофманом, когда он работал в швейцарской фармацевтической корпорации…» – «Стой, стой, – кричу я, – тормози! Здесь тебе не «Умники и умницы». Опустим формальности, действие-то какое?» Ботан смачно затянулся, дыхание задержал, потом выдохнул и говорит: «Расширение сознания. Выход в иные миры».

М-да, дружище, знал бы я тогда, что меня ждет в «иных мирах»…

Тлеет косячок.

Неспешный разговор

О вечном.

Стали вспоминать, кто из музыкантов этой заразой баловался. Сознание, блин, расширял. Джим Моррисон, так? Джимми Хендрикс. Сид Баррет – основатель «Пинк Флойда». Ну, Битлы не брезговали. Из джазменов – Дженис Джоплин, Джо Кокер, Чарли Паркер… Хотя нет, тот от герыча загнулся. Орнетт Коулмэн, старина Колтрейн… Да легче сказать, кто не пробовал.

Короче, я загорелся. Я вообще, дружище, человек увлекающийся, мне только покажи что новое, сразу попробовать тянет. Про ЛСД, конечно, и раньше знал, но как-то не до того было. А сейчас, видать, созрел. Время пришло, то самое.

«Давай, – говорю Ботану, – с кислотой экспериментировать!» Ботан задумался и… думал минут десять, наверно. Ну, он когда курнет – ужас какой тормознутый. Я уже решил, что он про меня забыл, когда он рот раскрыл: «ЛСД я не знаю, где достать. А вот мескалин… Есть один тип, промышляет этим». Я поморщился, типа – кактусы жрать?! А Ботан уже накумарился, понесло его. «Ты что! Пейотль, Кастанеда, Дон Хуан, отдельная реальность!..» Тут он прищурился, что у него означает припоминание какой-нибудь умности… «Под воздействием мескалина я вдруг ощутил, что красота и ужас, прошлое и будущее, бог и дьявол находятся не за пределами моего сознания, но внутри меня» (Ботан, ты поправь, если я цитирую неправильно, ладно?).

Бог и дьявол внутри меня… Понравилось мне это, дружище, я ж не знал, как оно потом обернется. «Ладно, – говорю, – хрен с тобой, кактусы так кактусы. Заверните в бумажку и примите кредитку».

Тут до Ботана дошло, что я тему-то перетираю на полном серьезе. Врубил он задний ход, да от меня отцепиться – ну, если меня не по-детски торкнуло, – еще никому не удавалось. В общем, вынудил я Ботана познакомить меня с наркодилером.

Хм, дилер… Зря ты представил себе, дружище, изворотливого дельца с прилизанными волосами и огромным бриллиантом на пальце. Драгдилером оказался щуплый паренек по имени Вадик – трусоватый, странноватый, ну, как бы пришибленный на голову.

Мы встретились в «Меге», возле эскалатора – он встречу назначил там. Сунул мне черный полиэтиленовый пакет, скотчем перемотанный, выхватил деньги, и, озираясь по сторонам, шепчет: «Это не мескалин, нафиг, но не хуже. Грибы, нафиг. Галлюциногенные». Я в пакете дырку проковырял, заглянул – там поганки какие-то. Ножки тоненькие, коричневые, шляпки фиолетового цвета. По виду – полная хрень.

Я говорю: «Что ж ты, зараза, делаешь! Тебе разве грибы заказывали, ишак потомайский?!» А Вадик сморщился весь, шипит: «Тише, тише! Я же говорю – грибы, нафиг, не хуже. Попробуй сначала, нафиг, если не понравится – я деньги верну. Все, расходимся в разные стороны, нафиг, и ты меня не знаешь». И смылся.

Ну, пришлось грибы лопать, вместо пейотля. Какой приход я поймал, уже рассказывал, дружище. Помнишь, Агиба хайку читала? Ну вот. (Хотя к говорящим кошкам я быстро привык. Подумаешь, невидаль! Включи канал «Fox kids» – там кто только не разговаривает).

На другой день я прямо с утра поганку зажевал и с Агибой разговорился. Только она что-то не в духе была, сбежала быстро. Потом я бродил по ботановской квартире и все забывал. Серьезно. Хочу, к примеру, воды из чайника глотнуть, прихожу на кухню… и думаю – зачем я здесь? Или обращаюсь к Ботану (а он за компом, как обычно. В «Эпоху империй» играет) с какой-нибудь мыслью, и к середине речи уже не помню, о чем хотел сказать. Память как будто стала не просто «оперативной», а очень оперативной. В каждую секунду помнишь события последних мгновений, а что до них – как будто стерлось уже. Прикольное чувство, дружище, живешь ежесекундно в состоянии «здесь и сейчас».