Читать книгу Мой дом Россия. И жизнь, и драмы, и любовь (сборник) - Борис Рачков - Страница 9

В 1970 году безжалостный маховик тоталитаризма вообще чуть было не раздавил «учителя арабов», «отца ОПЕК», «заклятого друга» Esso, Shell и Ко. Над Рачковым разразился гнев Михаила Андреевича Суслова, политического кардинала КПСС при нескольких генеральных секретарях партии. Парадокс истории: молодой Суслов в команде с опытным партийным кадровиком Шкирятовым способствовал в 1938 году вызволению из ежовского каземата Василия Рачкова – отца Бориса. Затем именно Михаил Суслов, возмужавший соратник Сталина, торжественно открывал в только что очищенном от фашистов Ставрополе суворовское училище, где внимал ему в шеренгах и суворовец Рачков. Его-то через 27 лет тот же Суслов, только забронзовевший, вышвырнет, как щенка, из редакции газеты «Правда». Сатурн, пожирающий своих детей? За что?

«За нарушение партийной этики». В дни недавнего съезда КПСС, который вёл генсек Хрущёв, осудивший незадолго до этого культ личности Сталина, многие члены Политбюро снова выступали в духе культа, но теперь хрущёвского. В коротких речах успевали многократно величать его «дорогой Никита Сергеевич». Отличился и кандидат в наследники Хрущёва Леонид Брежнев, отвесивший с дюжину низких поклонов.

Возмутившись фимиамом, Рачков намеревался дать телеграмму съезду, отступившему от своих же директив. Возмущался и вслух. Кто-то донёс. «Счетоводу» сделали внушение в КГБ. «Известному обозревателю» поставили в вину нарушение партийной этики, ибо были среди его слушателей и беспартийные. Казалось, вопрос исчерпан. Наступило затишье. А тут вышел в генсеки Брежнев. Очевидно, кардиналу теперь выгодно было снять с полки «дело» и преподнести как антибрежневскую вылазку, услужливо наказать виновника на глазах нового хозяина. Потому и последовало: вон из «Правды», страшней чего для советского журналиста трудно было придумать.

Главный редактор газеты, недавний секретарь ЦК КПСС Михаил Зимянин просто бушевал в кабинете, распекая Бориса: «Мы брали тебя, казак, на вырост, мол, женишься и поедешь с твоим английским в любую страну корреспондентом. И что из того, что сестра в Германии? Ты уже доказал лояльность партии. Но как ты мог скрыть от меня свою идиотскую бухгалтерию?». «Да я ведь всё изложил тогда же на беседе в КГБ. Был уверен, что Комитет поставил Вас в известность перед приёмом меня на работу». «То Комитет! А мы – «Правда», мозг партии! Как осмелился скрыть проступок от партии? Михал Андреич кричит на меня по вертушке, а я стою истуканом и даже не знаю, как ответить. Может, и нашёл бы что в твою защиту. А теперь ты сам кругом виноват. Чтоб к моему возвращению из отпуска тебя здесь не видел!»

Так Рачков попал ещё и в жернова извечного противостояния, точнее, ревнивой конкуренции «между партией и органами». Больше всего беспокоила возможность огласки случившегося. Стань факт широко известен, прослыл бы Борис банальным антисоветчиком. Намеченная к защите диссертация в МГИМО и готовая в печать монография могли бы послужить в лучшем случае растопкой.

Но никто никогда не замечал за Борисом сетований на судьбу с её порой нелепыми ударами, которые из иных лепили отпетых диссидентов. Но этот не изменял себе и стране под градом несуразиц. А после нескольких изматывающих месяцев «подвешенности» обозреватель, вдруг, начал чувствовать сначала молчаливую, потом открытую поддержку хорошо знавших его влиятельных людей. Ростки давней оттепели как бы ожили, стали пробиваться сквозь асфальт сталинизма, подтачивая устои даже таких наследников Сталина, как Суслов.

Кстати, и в самом начале драмы первый заместитель главного редактора «Правды» академик Виктор Афанасьев, который и сосватал Рачкова в газету, теперь предложил ему спасательный круг – вопреки ультиматуму Суслова-Зимянина формально, без реальной работы и зарплаты оставаться в штате редакции, которая не будет разглашать его прегрешение, а он должен «скорей решать свои вопросы – с кандидатской, новой работой и чего там ещё. Хочешь, съезди на пару недель в наш дом отдыха»…

Один из партийных кураторов прессы Юрий Жданов, благо, друг с суворовского детства, заверил Бориса в том, что монография всё равно увидит свет, ибо никто, мол, «не писал о мире нефти столь грамотно в нашу пользу». В ту же пору учёный совет МГИМО проголосовал только белыми шарами на защите диссертации соискателя Рачкова по теме «Противоречия мирового рынка нефти и их влияние на конъюнктуру рынка». Издательство МИДа «Международные отношения» предложило новоиспечённому учёному выпустить в свет его диссертацию. Она вышла в 1972 году книгой «Нефть и мировая политика». Немедленно была переведена и издана в Японии почему-то военным ведомством, отдельные фрагменты вышли в Италии, ФРГ, Англии, полностью в Польше, Чехословакии, других странах.

Разрядка вокруг несостоявшегося работника «Правды» стала особенно ощутимой, когда главный редактор основанной ещё в 1918 году «Экономической газеты», знаменитый политэконом профессор Алексей Румянцев, зная об «идеологическом проколе» Рачкова, пригласил его в газету обозревателем. Этот учёный, сильно заикающийся, с виду очень тихий и скромный, оказывается, храбро отстоял назначение крамольника перед всё ещё не угомонившимся кардиналом.

Продолжали делать своё дело работы обозревателя для зарубежных изданий, для радиовещания на заграницу. Публикации в защиту ОПЕК способствовали укреплению этой антиколониальной цитадели, поддержке более справедливых цен на нефть и доходов от неё, в том числе, конечно, и наших доходов. Глубокое, но понятное толкование даёт он в широкой печати, в том числе в той же «Правде», новому, но грозному явлению в мировой экономике – энергетическим кризисам. Высмеивает арабских шейхов, вчера живших в палатках, потом закупавших на избытки нефтедолларов «по два танка на шатёр», а ныне тратящих миллиарды из нефтяных барышей на строительство по всему свету для себя и свиты сказочных замков с золотыми унитазами на фоне народной нищеты в арабском мире. (По гримасе судьбы, через какое-то время Рачкову с горечью придётся писать о том, что длительная освободительная борьба народов за нефть в ХХ веке обернулась невообразимым курьёзом: львиная доля российской нефти на рубеже ХХ и ХХI веков стала точно так же обслуживать экзотические прихоти некоторых отечественных олигархов, их адвокатов во власти, идеологии, культуре.)

Но как бы то ни было, наш вездесущий обозреватель теперь не чувствовал себя в изоляции от общества с его оптимистично настроенной прогрессивной интеллигенцией. Вот, например известный идеолог научного подхода к рыночному реформированию советской экономики директор Института Европы Российской Академии наук академик Николай Шмелёв. Знакомый с Борисом Рачковым со студенческих лет и всегда бывший с ним в творческой перекличке, академик в 2007 году направил к юбилею товарища приветствие, где, в частности, есть и такие слова:

«Про нефть в мире и России знают многие. Но за последние 50 лет я ещё не встречал ни у нас, ни за рубежом кого-либо, кто бы лучше тебя знал и понимал потрясения из-за нефти на международной арене и на внутренних рынках. Памятуя и другие твои увлечения, желаю тебе дальнейшего творческого азарта не только в области «черного золота», а везде, куда влекут тебя неугомонные мозги…»