Читать книгу Ночь вампиров - Денис Чекалов - Страница 11

– В Витой башне магов, – пробурчал я. – Даже я, сын самого богатого эльфа в стране, не учился в Витой башне.

– Ты не учился там потому, что ленился, – отвечала девушка. – Ты знал, что семейная компания и так твоя, и тебе было лень уезжать из родительского дома, чтобы жить в чужом городе. К тому же там холодно, а ты этого терпеть не можешь.

– Смейся, смейся, – угрюмо ответил я. – Но этот мальчишка едва тебе в декольте руку не запустил.

Девушка пожала плечами.

– Он испуган, ему нужно общество матери.

– Материнского в этом было мало.

– Ему четырнадцать лет, он пережил сильное потрясение. Ему нужна женщина, которая одновременно была бы ему и матерью, и любовницей.

– Боже, что за извращения.

– Это не извращения.

Девушка остановилась и вопросительно посмотрела на меня.

– Что? – спросил я.

Она дружески пихнула меня – довольно сильно, если учесть, что несколько часов в день Френки занимается силовыми тренировками.

– Никто не просил тебя кормить этого заморыша астралом, – буркнул я. – Он бы и так неплохо справился.

Френки пихнула меня еще раз, и это значило, что я нарушаю все правила.

– Ну ладно, – наконец сказал я. – А вот если бы я учился в Витой башне, я бы не познакомился с тобой.

– Куда бы ты от меня делся, – ответила она.

Девушка подошла ко мне, и ее длинные пальцы сомкнулись на моей голове. Она наклонила мое лицо к себе, и в ее серых стальных глазах я увидел настойчивое желание.

Наши губы соприкоснулись, быстрым горячим касанием, и ее сильный язык выстрелил в меня, жадно ощупывая изнутри мой рот. Тело девушки сотряслось, и я ощутил жаркое прикосновение ее бедра.

Демонесса пила из меня алчно, не прерываясь, чтобы перевести дыхание. Ее нога, обнимающая мое тело жестом опытной любовницы, сжималась все сильнее, причиняя мне боль. Я чувствовал, как горячий поток астрала мощным потоком хлещет из меня, наполняя мою партнершу; ее крепкие пальцы впивались мне в лицо, а крепкие груди обжигали мое тело.

Девушка глубоко вздохнула и облизала губы. Она вновь поставила на асфальт обе ноги и шаловливо провела пальцем по моему подбородку.

– Мне понравилось, – сообщила она, и снова дружески ткнула меня в живот.

Франсуаз еще раз вздохнула и направилась к нашему автомобилю, расправляя волосы и разбрасывая их по плечам.

– Знаешь, в чем уверяла меня Сильвия Маркхем? – Френки уселась на переднее сиденье, забросив ногу за ногу и расправив плечи.

Я не ответил, не желая, чтобы у красавицы возникала пустая иллюзия, будто бы я на самом деле хочу это узнать.

– Она говорит, что ни один партнер не выдерживает больше двух совокуплений в неделю.

– И что же с ними происходит? – осведомился я, прикидывая, во сколько раз я превышаю этот лимит. – Они умирают в страшный мучениях?

– Если бы, – ответила девушка. – Они женятся на других.

* * *

– Думаешь, этот маленький мальчик в безопасности? – спросила Франсуаз.

– Он никогда не будет в безопасности, пока не научится как следует себя вести, – возразил я.

Девушка фыркнула.

– Нельзя быть таким собственником, Майкл. По-твоему, я не могу даже поговорить с другим человеком.

– Собственником? – я подал машину направо, развернулся и припарковался в единственном месте, где это еще можно было сделать. – У кого пар из ушей идет, стоит какой-нибудь женщине спросить у меня, который час.

– Им вовсе не это от тебя нужно.

– Вот я и говорю – ты собственница.

Я кивнул знакомому полицейскому офицеру, который садился в свой автомобиль. Двое патрульных выбежали из дверей управления, и спустя мгновения резкий свет проблескового фонаря рассек ночную улицу.

– Вся полиция поставлена на ноги, – заметил я, пропуская Франсуаз вперед по высокой каменной лестнице. – Если этих вампиров можно поймать средствами полицейской облавы, то они буду пойманы.

– Если я слежу за тем, что мне принадлежит, это еще не значит, что я собственница, – возразила девушка. – Пусть найдут себе своих парней, и у них спрашивают, который час.

Полицейское управление города Темных Эльфов – большое каменное здание, вокруг которого, словно корни старого дерева, бугрится из-под земли широкая серая лестница.

Ступени ее давно выщерблены тысячами ног, которые по ней ступали – крепкие, на толстой подошве, туфли детективов и черные ботинки заключенных, столь уродливые, что их не в состоянии испортить даже короткая цепь, натянутая между ними; легкая, модная обувь дорогих адвокатов; острые каблучки проституток; бесформенные лодочки женщин из социальной службы.

Серой лестнице нет дела до того, кто ступает по ней; она даже не в состоянии разобрать, поднимается человек по ней, или спускается вниз. Словно символу бездушного правосудия, лестнице нет дела, закован ли идущий в наручники или только что был освобожден, хладнокровный ли он преступник или беспомощная жертва, пришедшая просить о помощи и защите.

Лестница возвышается, чтобы люди могли ходить – и в этом ее единственные цель и предназначение.

Нельзя искать в ней чего-то большего – смысла, цели, вины или справедливости, как не стоит искать их в самом правосудии – сером, каменном и выщербленном, как эти ступени.

Справедливость творится только людьми, хотя людьми только она и может быть нарушена. Серая лестница – лишь безучастный свидетель, правила игры, записанные в истрепанной книжке, и лишь идущие по ней люди в состоянии соблюдать правила, нарушать или вписать новые.

В свое время я хотел быть полицейским.

Нижний холл управления устремляется ввысь, подобно католическому храму. Здесь холодно, и гулкие стены передают друг другу отражения человеческих слов. Люди выходят и входят, и кажется безумием, будто бы кто-нибудь был в состоянии написать для каждого из сотен людей свой жизненный путь, свои мечты, свои цели и дела на этот день и на все остальные – ибо людей слишком много. На мгновение кажется, будто это всего лишь статисты, которые исчезнут, словно неверное отражение зеркала, стоит им только выйти за ближайшую дверь.

Мы поднимаемся на третий этаж в просторном лифте, и людей в нем так много, что никто не обращает внимания на других. Франсуаз воспользовалась этим, чтобы начать ввинчивать мне в бок два сложенных пальца, и оторвалась от этого занятия, только когда распахнулись дверцы.

Я снова кивнул двум знакомым полицейским офицерам, и тут же получил тычок под ребра, потому что один из офицеров оказался женщиной.

– Вот, о чем я говорила, – прошипела девушка. – Стоит мне только отвернуться.

Я надавил на дверь, надпись на которой гласила «Отдел нравов», и пропустил свою партнершу вперед. Мы прошли между длинными рядами столов, заваленных бумагами, степлерами и уставленных электрическими лампами, словно три эти предмета являются главными инструментами в полицейской работе.

Худенький низкорослый полицейский толкал впереди себя проститутку с синими, ярко подкрашенными глазами и высокой белой прической. Он явно куда-то спешил, а она шла медленно, желая разозлить его. Полицейский топтался сзади, бормоча едва различимые слова, но не мог решиться подтолкнуть ее в спину.

– Вот, Френки, обратная сторона женского равноправия, – заметил я. – Скоро за слово «проститутка» будут привлекать к суду.

Проститутка остановилась, так как оказалась перед Френки, и не хотела сворачивать; Франсуаз посмотрела на нее сверху вниз, как смотрит порядочная замужняя дама на гулящую женщину. Проститутка взглянула на мою партнершу с ненавистью, какую простая уличная потаскушка всегда испытывает к ухоженным девицам из дорогого эскорт-сервиса.

– Ночная работа, Мэл? – спросил я маленького полицейского, отодвигая светловолосую проститутку в сторону, давая Френки пройти.

– У меня жена, мистер Амбрустер, – произнес он таким тоном, как обычно говорят «у меня язва желудка», и исчез в коридоре.

– Для чего он сказал мне, что у него жена? – полюбопытствовал я, когда Френки, дважды стукнув, распахнула дверь лейтенанта.

– Может, он подумал, что ты к нему пристаешь.

Мартин Эльмерих, лейтенант отдела нравов, сидел, низко склонив голову над бумагами; в правой руке он держал гелевую ручку, а в левой – тупо отточенный и сломанный карандаш. Создавалось впечатление, что страницы он переворачивает носом.

– Очень хорошо, – сказал он, не поднимая головы. – Оформите это, как положено. Короче, вы знаете, что делать.

– Что-то интересное, Март? – я вынул из-под его носа две страницы и наскоро пробежал их взглядом.

– Дело о пляжной проституции, – пояснил я Франсуаз, возвращая бумаги Марту. – Март, ты никогда не думал, что на пляже это делать не совсем удобно? Везде сыпется песок.

Верхняя часть листа, над которым в настоящее время трудился Эльмерих, была исчерчена карандашными пометками. Карандаш был сломан, а машинка для их починки тоже, поэтому Эльмерих расковырял краешек карандаша чем-то острым, и возил по бумаге углом грифеля.

– Что за бедняга станет это читать? – поинтересовался я, усаживаясь на его стол.

– Мэл, – отвечал лейтенант, справедливо полагая, что раз мы к нему пришли, значит нам что-то понадобилось, а следовательно, с нами можно не здороваться.

– Надеюсь, он кончил там возиться с той проституткой? – недовольно спросил Эльмерих. – Простейшее дело не может выполнить.

– Не думаю, что он возится там с ней, намереваясь кончить, – задумчиво ответил я. – А вы не думали заставлять проституток работать здесь, нести дежурство по расписанию – печатать вам бумаги, приносить кофе, подметать пол?

Март Эльмерих оперся о стол обоими локтями, отчего карандаш и ручка в его руках приобрели вид ножа и вилки, или палочек, при помощи которых он собирался поглотить взбитые и покрошенные бумаги.

– Знаете, Амбрустер, – сказал он. – В тот момент, когда вы стали независимым консультантом, мир бизнеса потерял столько же, сколько и все остальное человечество. Что вам надо?

Франсуаз пробежала взглядом по развешенным на стенах диплому и фотографиям.

– То же, что и всем этой ночью, – сказал я.

– Черт возьми.

Март Эльмерих откатился на своем кресле и стукнул по столу кончиком карандаша.

– Эти вампиры – самые мерзкие из бездельников, что шляются по нашим улицам. Я признаю, среди них попадаются и хорошие парни, но это исключение.

Он махнул рукой, усеянной мелкими желтоватыми волосками, в сторону шкафа с папками.

– Шесть сотен проституток, Амбрустер на город – шесть сотен. Пьют кровь клиентов, когда барахтаются с ними. Понемногу, конечно. Те увальни ничего не замечают, а вампирки и довольны. А что я могу сделать?

Он хрипло отперхнул.

– Живи мы лет сорок назад, Амбрустер, наши улицы были бы чистыми.

– Как я понимаю, Март, – спросил я. – Ты ничего не знаешь об этих двух вампирах-убийцах?

Он отмахнулся.

– Мои подопечные – проститутки и их сутенеры. Мелкая шваль, которую бы надо было собрать в фургоны да и отправить в Асгард раз и навсегда. Но нет – у нас, видите ли, есть законы.

– Я пришел узнать не об этом, – произнес я. – Март, я хочу выяснить, где в городе за последние два дня пропадали люди.

Он буркнул:

– Пойди в отдел розыска пропавших.

– Ты не понимаешь, – терпеливо возразил я. – Не те люди, исчезновение которых было бы замечено. Не те, о ком потом сообщат в полицию. Исчезают обитатели улиц – бездомные, проститутки, наркоманы.

Он не понял.

– Два дня вампиры находятся в городе, – объяснил я. – Их трое. Во время пути от границы до города Темных Эльфов они убили и выпили человек тридцать, если не больше. Они вошли во вкус, и, приехав сюда, не могли остановиться.

Белесые глаза Эльмериха остро блеснули.

– Но первый труп был найден только сегодня, – сказал он. – Значит, они сжирали тех, чье исчезновение никто не заметит.

Он резко притянул к себе телефон и ударил по кнопке внутренней связи.

– Мэл, где тебя черти носят. Обзвони всех наших информаторов, шлюх, сутенеров – всех, кто станет разговаривать с тобой, недотепа. Слушай, что надо спрашивать.