Читать книгу Ночь вампиров - Денис Чекалов - Страница 16

Пригород Арран-сити

десятью годами раньше

Лестница стучала под ногами Рикки Эрманоса. Она стучала громко, как кровь в ушах.

Нет, не как кровь.

Он слышал этот звук малолетним сопляком, много лет назад.

Теперь кажется, целую вечность, хотя прошло-то всего лет пятнадцать.

Стук-стук, стук-стук.

Звуки кирок.

Приятель отца вел его, держа за руку, а вторую руку он поднимал, показывая куда-то вперед.

«Ну же, Рикки, поздоровайся с папой».

Солнце пекло так невыносимо, что он едва не терял сознание. В горле у него было сухо, как в пустыне, с которой было неразрывно связано его детство. Ноги едва отрывались от земли, и он то и дело зацепал ими за большие камни.

«Ну же, Рикки, поздоровайся с папой».

Приятель отца нагинается; наверное, он хочет стать такого же роста как он, Рикки, чтобы мальчику стало понятнее. Но мальчик все понимает, или, вернее, ничего не хочет понять.

Он останавливается, потому что приятель отца тоже не идет дальше. Мерный звук отдается в его ушах в такт шагам, которых он больше не делает по горячей земле.

Стук-стук, стук-стук.

«Рикки, поздоровайся с папой».

Звуки кирок.

Изогнутые кирки на длинной рукояти. Они поднимаются и опускаются с упорством того, что кончится только тогда, когда закончится все, и не подарит надежды.

Люди распрямляются и нагибаются, делая это в такт движению кирок. Мальчик смотрит туда, и ему кажется, что это не люди воздевают металлические орудия; нет, все не так.

Кривые рогатины металла, впившись в ладони людей, заставляют их снова и снова разгибаться и наклонять голову, расправлять плечи и снова складывать их.

Точно птица, которая хочет взлететь, но уже не сможет никогда.

Каторжные работы.

«Рикки, сынок».

Стук-стук.

Шаги стучат под его ногами, словно предвещая то, что суждено с ним случиться.

Он протягивает руку, в холодную пустоту заброшенного дома, куда привела его лестница; горячий воздух обдувает его пальцы, обсыпая каменной крошкой.

Он видит перед собой отца – но отец ли это?

Мальчик помнит его другим – молодым, здоровым, улыбающимся; отец ходил, широко расправив плечи. Он был великаном, способным коснуться руками вершин гор Василисков.

Стоящий перед ним человек другой.

Старый, с опущенными плечами, он смотрит на мальчика, и Рикки узнает и не может заставить себя узнать его.

Почему твои волосы теперь покрывает седина, отец? Почему лицо твое стало черным от солнца и изрезано морщинами? Почему в глазах твоих такая усталость и такая тоска?

Стук-стук. Стук-стук.

Каторжные работы.

Человек опускается на колени; мальчик не может подойти к нему, их разделяет решетка. Люди в серо-зеленой форме ходят вдоль проволочного забора.

Стук-стук.

Мальчик видит только отца; он забыл уже про того, кто привел его сюда. Он тянет маленькую ручонку вперед, и не может дотянуться.

«Рикки, сынок».

Ладонь мальчика застывает в воздухе; он хочет что-то сказать, но слов нет, есть лишь слезы и бессильный крик.

«Сынок».

Люди в серо-зеленой форме ходят, изредка останавливаясь; они больше ничем не заняты, и мальчик верит, что они – это часть проволочной стены, которая отделяет его от постаревшего отца.

Он снова слышит его голос. Отец зовет его, и знает, что Рикки уже не придет.

Мальчик плачет; слезы прорываются у него внезапно, как горный ручей бьет по травянистому склону.

Он приникает лицом к груди того, кто опустился рядом с ним на землю, и плачет, не в силах обернуться и еще раз посмотреть на отца.

Стук-стук.

Как глухие шаги.

«Рикки, посмотри на меня еще раз. Прошу тебя».

Он не поворачивается; только его пальцы крепче сжимают мокрую рубашку сидящего рядом с ним человека.

Лестница ведет Рикки в темный подвал, глубоко, как прячутся в нем воспоминания.

Он слышит голос отца за своей спиной, и хочет повернуться.

Он хочет видеть отца – боже, дай ему еще раз увидеть отца – но настоящего.

Не того, старого, морщинистого старика, исчерканного ложащейся тенью решетки. Рикки хочет увидеть отца таким, каким он был раньше – веселым, улыбающимся, сильным.

Его отца.

Эрманос останавливается, хотя лестница еще дальше уходит вглубь, где темнеют запылившиеся контейнеры.

Его шаги стихают, но резкие звуки кирок все так же бьют в его ушах.

«Рикки».

Он больше не видел его – никогда.

Его отца убили, в драке заключенных, спустя почти два месяца после того, как мальчика видел его.

Каторжные работы, пожизненный срок.

Эта жизнь оказалась очень короткой.

Стук-стук.

Мальчик не понимает, не может осознать всего – но он чувствует, что его отец умер в тот момент, когда оказался по другую сторону проволочного забора.

Стук-стук.

Пожизненное заключение. Каторжные работы.

Теперь это же ждет его, Рикки Эрманоса. Похищение, шантаж, попытка убийства. Федеральное преступление, газовая камера.

Или хуже.

Стук-стук.

Рикки спускается, и больше не слышит шума собственных шагов.

Глухие звуки раздаются из глубины подвала.

По лицу Рикки пробегает усмешка, как трещина. Сама собой, потому что он не может быть сейчас спокоен.

Стук-стук.

Нет уж.

Он сжимает кулак, и чувствует ладонью ребристую поверхность. Рукоятка ножа.

Стук-стук.

Крепыш-парнишка, лет четырнадцати. Рикки Эрманос смотрит на него, с темной вершины лестницы, и видит в нем себя.

Парнишка стоит, его выцветшие порванные джинсы спустились до колен. Он совершает равномерные движения и тяжело дышит.

Рикки ухмыляется.

Недолгое удовольствие.

Он сжимает рукоятку ножа еще крепче.

Стук-стук. Стук-стук.

Это уже его сердце.

Ну уж нет.

Что с того, что раньше ему еще не приходилось всаживать ни в кого нож. С пушкой действовать не всегда сподручно.

Нож ли, пушка – все ли равно.

Стук-стук.

Член парня погружен в пухлый задик негритянки.

Девица упирается руками в запыленную полосу конвейера, который уже давно ничего никуда не возит.

Она колеблется всем телом, сообразно движениям парня, и глубоко вздыхает.

Ухмылка на лице Эрманоса пропадает; он хмуро бормочет про себя:

– Подо мной ты так не охала, потаскушка.

Он спускается дальше.

Проститутка почти не обнажена. Парнишка спешил, стараясь дать удовлетворение своему члену.

Он лишь задрал ей юбку да приспустил трусики.

Но девка довольна – ах, как довольна.

Она охает и запрокидывает голову назад, а ее маленькие острые груди вздрагивают при каждом качке.

Верх платья он содрал с нее, уже когда ввел в нее свой инструмент.

Ну, погоди же.

Негритянка изгибается больше; стоны ее становятся все глуше и возбуждающе.

Но Рикки Эрманос не думает сейчас о сексе.

– Еще, – просит она, не открывая закрытых глаз. – Еще. Глубже.

Парнишка старается. Он дышит тяжело, и уже неровно. Видно, они давно начали.

Рикки Эрманос сходит с последней ступени, приближается к ним.

Парень ускоряется. Девчонка кричит, задыхаясь. Ее заводит и подбрасывает мысль, что над ней трудится мускулистый мальчишка – совсем еще юнец.

Рикки тоже был таким.

Они кончают бурно, и теперь парень тоже кричит, вторя негритянке. Рикки Эрманос вытаскивает из кармана нож и трогает лезвие пальцем.

Появляется кровь.

Это возбуждает его по-настоящему.

Теперь ему не терпится дождаться того, когда парень вынет из шлюхи свой член.

Парень отступает. Проститутка стоит, глубоко дыша, и все никак не может прийти в себя.

Парень нагинается, и надевает штаны.

Поторапливайся, сопляк.

Шлюха мелко вздрагивает, снова и снова наслаждаясь прошедшими мгновениями оргазма.

– Деньги, милый, – едва различимо бормочет она.

Вот ведь бабы. Никогда о деньгах не забудут.

Парнишка застегивает брюки; видно, он очень доволен собой.

– Все путем, – весело отвечает он.

Он поворачивается, и видит Эрманоса.

Рикки поднимает нож.

– Тебе заплатит мой приятель, – говорит парень.

Эрманос подходит к мертвой полосе конвейера.

– А теперь свали, – приказывает он юнцу.

Шлюшка слышит его голос, и поворачивается. Он видит, что ее маленькие груди направлены прямо на него.

Может, оттрахать ее, прежде чем убить?

– Рикки? – спрашивает она.

Эрманос подходит ближе, и лезвие ножа упирается в горло негритянки.

Голубоватая жилка бешено бьется под черной кожей.

– Ты ведь не думала меня здесь встретить, шлюха, – говорит он.

Он кладет руку на ее тело и проводит по нему.

– Ты не думала об этом, когда говорила с копами, – продолжает Эрманос. – Когда стучала на меня, сука.

Она пытается отстраниться, но идти ей некуда.

– Ты все не так понял, Рикки, – шепчет она. – Я вовсе…

– Если бы не мой дружок, мы бы и ни не встретились.

Эрманос чувствует, что желание просыпается в его члене.

Он обхватывает проститутку за зад, и с силой сжимает пальцы.

– И ты бы рассказала им все про меня, так, сука?

Он кричит.

– Только потому, что я пару раз надавал тебе тумаков, ты хотела засадить меня?

– Ты сломал мне челюсть, – испуганно шепчет негритянка. – И шесть зубов выбил. Вот смотри. Я испугалась. Рикки. Я правда не хотела ничего такого.

Член Эрманоса начинает подниматься. Он оттрахает ее прежде, чем прирежет.

Вот так.

Он вспотел, хотя только что ему казалось, что холодно; он вытирает лицо ладонью, и кровь из пальца широкой струей размазывается по его лицу.

Кровь ударяет ему в голову, глаза темнеют от бешенства. Черт с ней трахать.

– Нет, Рикки! – в ужасе визжит девица.

Ее крик тонет, ломается, рвется вместе с перерезанным горлом.

– Классно ты ее, – говорит парнишка.

«Ты ее тоже», – хочет ответить Эрманос.

Но он не может.

Точно в тот далекий, жаркий день в каменистой пустыне. Нет ни слов, ни мыслей. Ни даже чувств.

Острый запах.

Жажда.

Кровь алыми толчками вырывается из перерезанного горла. Кровь на его руках, на его лице. Губах.

Попробовать.

Пить.

Прикоснуться губами к шее, и глотать, пить, хватать так много, сколько в ней только найдется.

Жадно.

А потом сопляк.

А потом все, кто попадутся ему на дороге – неважно, кто. Все.

Алая жидкость, острый, возбуждающий запах.

Он хочет крови.

Эрманос открывает рот, и его язык высовывается, жаждая окунуться в алый фонтан, бьющий на горле мертвой.

Пить.

Ну же.

Он держит ее так крепко, словно трахает; но член его давно остыл и опал. Только жажда, да острый запах, и небывалое возбуждение во всем теле.

Кровь.

– Пончо, бежим!

Громкий голос парня бьет его, точно кнут, заставляя наполовину очнуться.

– Пончо, легавые. Что с тобой!

Кровь вытекает и падает на грязный, покрывшийся пылью пол.

Много крови.

– Пончо, чтоб тебя!

Парнишка хватает его за руки, сзади. Он сильный, этот сопляк. Кровь вытекает из горла шлюхи все медленнее, все неохотней.

Острый запах проникает глубоко в мозг Эрманоса, заставляя разжать пальцы.

Нож падает; парнишка ругается и подбирает его.

– Да пошли же. Черт тебя возьми…

Свет, темнота, яркие лучи из полуподвальных окон, бегающие полосы фонарей, звук сирен.

– Скорей же…

Алый цветок лепестками крови стоит перед глазами Эрманоса. Он видит перед собой проститутку, и слышит запах того, чем она полна.

Он хочет пить.

Холодный воздух, чистое небо, шум сирен стихает где-то позади. Они бегут.

Эрманоса тошнит, он падает лицом вниз, и пачкает щеки в своей блевоте.

Он едва не попал в рай.