Читать книгу RИО - Дмитрий Сергеевич Долгов - Страница 8
Глава 7. Дараа
ОглавлениеВ марте 2011-го улицы города Дараа впервые наполнились дымом. Город больше не знал утреннего азана и тёплого ветра, пахнущего хлебом, теперь пахло гарью. Сначала всё казалось почти детской игрой: мальчишки рисовали на стенах лозунги «Сирия – свобода!», «Народ – единый!». Юсеф смотрел на это с крыши своего дома. Тогда он думал, что это не страшно.
Потом были аресты. Тех самых мальчишек. Им было всего четырнадцать, пятнадцать – голоса ещё не окрепли, пальцы ещё пахли чернилами школьных тетрадей. Солдаты забирали их прямо из школы: тащили по пыльным коридорам, мимо старых дверей с облупившейся краской. Детей пытали. Ремни секли воздух – мягкий свист, который превращался в крик, когда рвалась кожа. Под ногти мальчишкам загоняли иглы, ломали пальцы.
Юсеф слышал, как матери плакали у ворот полицейского участка. Старые двери с ржавыми петлями закрыты наглухо, а снаружи – женщины. Они стояли в пыли, под полуденным солнцем, обмотав головы платками. Кто-то бил себя в грудь, кто-то царапал лицо, шептал молитвы.
– Верните хотя бы тело! – кричала одна. – Дайте похоронить, если вы его уже убили!
Голос её сорвался, стал хриплым, а потом – тишина. Снова плач, снова стоны. Кто-то присел на корточки, уткнулся лбом в ладони. Кто-то бросил камень в дверь участка. Юсеф видел это издалека – стоял, сжимая кулаки, чувствуя, как кровь пульсирует в висках. Он не знал, что сказать.
Никто не знал.
Когда слухи о пытках разлетелись по городу, мужчины вышли на улицу. Отцы с пыльными лицами, матери, у которых в глазах не осталось слёз. Шли к мечети Омара, шли к дому губернатора – шли, потому что молчать уже было невозможно.
Они несли с собой только слова:
– Верните наших детей.
– Дайте нам их обратно.
– Мы ничего не хотим – только их.
Но за словами уже слышался гул, который не стихал. Гул, от которого дрожали стены. Гул, который никто не мог остановить.
Юсеф был утром на рынке, когда пришли солдаты. И он понял: слова больше не значат ничего. Солдаты шли цепью – каски, автоматы, пустые взгляды. Они не кричали. Они просто стреляли.
Он помнил запах крови. Ещё не своей – чужой, горячей, с горьким привкусом металла. Она растекалась по пыльной мостовой, впитывалась в песок, который всегда был в трещинах его ботинок. Он тогда не знал, что такое страх. Ему казалось, что страх – это то, что чувствуют женщины, когда прячут детей в подвале.
Когда по рынку прокатилась первая очередь, он не побежал. Он знал, что в толпе ему не спастись. Кричащие люди, толкающие друг друга, запах горячего металла, выстрелы, которые разрывали воздух на части, – всё это было ловушкой. Он прижался к стене старой кофейни, плечо вжалось в грубую, потрескавшуюся штукатурку. Пальцы стиснуты в кулак – до боли в костяшках, до побелевших суставов. От каждого выстрела его тело вздрагивало.
Рядом кто-то застонал. Мальчишка, совсем ребёнок, лет пятнадцать, кровь стекала с разбитого лба. Он пытался подняться, хватаясь за пыльный асфальт пальцами, уже скользкими от собственной крови.
К ним шагнул солдат. Медленно, как будто не торопясь, – в глазах пустота. Он поднял автомат, чёрный металл блеснул под утренним светом. Ствол смотрел прямо в грудь Юсефа, и он понял – ещё миг, и всё. Всё кончится здесь, на этой мостовой, под этим рассветом.
Солдат подошёл к Юсефу очень близко. Это был его знакомый… с ним он ходил на дело в прошлом году – к аптеке на окраине, где они выносили из-под завалов лекарства для раненых. Тогда тот солдат, Ахмед, был ещё весёлым и всегда делился последним куском хлеба. Он даже шутил, что если когда-нибудь станет солдатом, то будет стрелять только в пустые стены.
– Ахмед… – прошептал Юсеф – Это я, Юсеф. Помнишь?
Солдат не ответил. Его взгляд скользнул по лицу Юсефа, без интереса и без эмоций.
Юсеф замер. Он видел каждую деталь: потёртую форму Ахмеда, грязный ремень, капельку пота, катящуюся по виску. Видел, как дрожит его палец на спусковом крючке. Ахмед видел его. Он помнил.
Юсеф не думал. Не было ни страха, ни вопросов – только крик в голове: «Ударь!» Ржавый кусок арматуры лежал у ног, мокрый от росы и крови. Он схватил его, почувствовав, как холод железа обжёг ладонь.
И ударил. С коротким вдохом, с рывком всего тела. Не в грудь – в горло. Слышал, как ломается хрящ, будто кто-то ломает старую доску. Солдат отшатнулся, глаза распахнулись. Руки дёрнулись. Изо рта пошла кровь, густая, тёмная.
Сердце Юсефа бешено колотилось в груди. Он смотрел на этого человека, который медленно оседал, хватаясь за шею, пытаясь вдохнуть. Крики, выстрелы, пыль – всё исчезло. Мир вокруг Юсефа покрыл мрак, большая чёрная сфера, в которой был он и этот человек. Время остановилось. Он ничего не слышал, не мог пошевелиться, просто смотрел на Ахмеда. Наверное, так продолжалось целую вечность.
И внезапно, как по щелчку пульта дистанционного управления, время снова пошло своим чередом. Солдат упал, задыхаясь, хватаясь за горло, а Юсеф уже бежал сквозь дым и крики. Руки дрожали. Он сделал то, что должен был.
Он шёл через узкие улочки, где пахло угарным газом и горелыми покрышками. Слышал, как вдалеке плачет женщина, как кто-то в тёмном подъезде шепчет молитвы. Мечеть была закрыта – впервые за всю его жизнь. Имам сказал: «Война не оставляет места для Аллаха. Только для смерти».
Он вернулся домой под утро. Его мать не спала – стояла у окна, вслушиваясь в каждый звук.
– Ты жив? – спросила она.
Он не ответил. Он не знал, что сказать.