Читать книгу Веллер-квартет. Повести и рассказы - Дмитрий Валерьевич Мечников - Страница 2
Веллер-квартет
I
ОглавлениеУтро тридцатого декабря две тысячи N-го года в уездном городе Z только занималось где-то на востоке сухими, пронизанными морозным безмолвием лучами, которые освещали верхушки сосен розовато-голубоватым цветом. Солнце ещё не взошло, и лучи, свободно преломляясь в атмосфере, находили красоту, не будучи подавленными прямотой сверкающего небесного начальника. Сосны, признанные ответственными лицами пока благонадёжными, в связи с чем уцелели после вырубки и распродажи, в нынешнем году ещё могли окружать город. Их ветви играли радостными, неповторимыми оттенками снежинок, которые, по-зимнему переливаясь, сбивались в плотный, но лёгкий покров, производивший поэтическое впечатление. На земле этот покров, на ощупь казавшийся более плотным и густым, скрывал от праздного взора разбросанные в беспорядке пни, оставшиеся от уже вырубленных неблагонадёжных сосен. Устремляющиеся ввысь деревья соблюдали стойку «смирно» с таким старанием, будто предчувствовали, что отклонись они хоть на чуть от мёртвой вертикали строительного отвеса, и переведут их в неблагонадёжные, и украсится оголившаяся земля новыми пнями.
В сухом неподвижном воздухе то здесь, то там раздавалось тихое, ласкающее слух таинственное потрескивание, наводящее на мысль об изрядном морозе. Окна в расположенной здесь же больнице, до асфиксии забранные в непроницаемые стеклопакеты, делали мороз совершенно бессильным изобразить на них хотя бы самые простые, радующие глаз узоры, которые в детстве позволяли продышать в них отверстие, а окружающий мир тотчас превращался в сказку. Зато, имея представление, что «палка о двух концах», можно взглянуть на стеклопакеты изнутри душных палат. И предстанет пред нами героическая борьба уцелевших от увольнения санитарок с распространяющимися из потайных уголков зеленоватыми узорами подлой, любящей смрадную влажность плесени. Словом, зарождающееся утро – лучшее время появления всего неоднозначного, сомнительного и таинственного.
И если на мгновение представить, что в палату к Вениамину Николаевичу Свинцову, дипломированному юристу и одновременно ведущему российскому реформатору от медицины, находящемуся на лечении в больнице провинциального города Z, пришёл бы наивный субъект и сказал, что это его последнее утро, Свинцов, скорее всего, усмехнулся бы той плотоядной чиновничьей усмешкой, уловив которую этот некто убежал бы в ужасе, сражённый смесью снисходительности, превосходства и наглой готовности отомстить за непонятое. И был бы совершенно прав, ибо если в ваших словах высокое начальство не приметит возможности для извлечения собственной выгоды, то вышеупомянутая усмешка есть минимальное наказание из возможных.
Да и чего ему, Свинцову, серьёзно опасаться за здоровье, когда он с детства отличался отменным самочувствием, был спортивно сложен, своевременно привит от заразных напастей, избежал тяжёлых травм и имел прекрасную наследственность в смысле долгожительства. Единственное, чем ему довелось переболеть, была острая язва желудка, вызванная пережитым стрессом и уже забытая за давностью лет. В силу нынешнего положения к его услугам была самая продвинутая медицина, готовая прийти на помощь не только самоотверженно и мгновенно, но даже и без перерыва на обед.
Кроме того, с годами у него выработалось бессознательное понимание душевного настроя собеседника. Что оказалось очень полезно для карьерного роста и повышало не только самооценку, но и непотопляемость. Этому пониманию он нашёл одно весьма остроумное применение – направил на исследование возросшей в последние годы душевной переменчивости медицинских работников, благодаря чему он научился чувствовать все колебания в умонастроениях врачей и медсестёр. На практике это выглядело весьма просто. Он дружески объявлял доктору о новом пилотном проекте, отслеживал изменения в выражении лица, и становилось ясно, убежит или нет. А самооценка повышается независимо от исхода эксперимента.
– Я их чую всеми своими концами! – провозглашал он, не зная, какими ещё словами выразить свою удовлетворённость от избытка воодушевления. – Держу всё под контролем! – самодовольно добавлял он, уже имея в виду свои достижения в области исследования интенсивности шевеления мозговых извилин у организаторов здравоохранения. Причём не всех извилин, а именно тех, что за повышение собственного благосостояния ответственны.
Да и в больницу города Z нагрянул он не столько для лечения какой-то невесть откуда появившейся анемии, сколько проверить освоение врачами компьютерной программы «Оптимизатор медицинского мышления», созданной под его руководством и призванной улучшить эффективность мыслительного процесса российских докторов. Дело в том, что с некоторого времени Свинцов, руководствуясь по преимуществу поговоркой «одна баба сказала» в исполнении представителей электората, стал испытывать изрядные сомнения в мыслительной способности российских эскулапов, а в общении с докторами в отдельных случаях стал ощущать и подленькое молчаливое лукавство. И, наконец, перенесённое собственное горе, произошедшее, как подсказывала ему идея фикс, по вине медицины, стало последней каплей и побудило к изобретению «Оптимизатора».
– Ручаюсь, это выправит наконец врачам мозги! Они научатся думать правильными, предписанными «Оптимизатором» мыслями и общаться с бо́льшим количеством больных за единицу времени, скорее и вернее ставить диагнозы и, следовательно, лечить при существенной экономии фонда заработных плат! – с напористостью тяжёлого танка убеждал он в высоких сферах. И однажды преуспел, убедил и получил высочайшее одобрение.
– Вылечишь меня в пять-семь дней, край в десять, да параллельно представишь данные, как твои работники освоили «Оптимизатор». Это во-первых, – сразу по приезде в больницу вправлял он главврачу, гуттаперчевость позвоночника которого находилась в противоречии с изрядным брюшком и не позволяла ему принять форму правильного вопросительного знака.
– Во-вторых, проведёшь собрание с принятием зачёта у объектов медицинских реформ – ОМРов. Так я обозначил новую правовую сущность врачей. Не возражаешь? Тогда ты, следовательно, главОМРом будешь! Ха-ха. Согласен? Чё уставился? – весело и с некоторой издёвкой в голосе пробасил Вениамин Николаевич.
Главврач, только что переименованный великим реформатом в главОМРа, чувствовал себя Бобиком, которого по чьему-то капризу стали называть Шавкой. Но в силу привычки к осторожности в общении с высоким начальством и не зная, куда клонится мысль Вениамина Николаевича, с ответом не спешил.
– Пузо подбери! Привыкай! – продолжал покровительственно басить Свинцов.
Призыв к привыканию тоже не вносил ясности в намерения Свинцова, а потому главОМР продолжал молчать, не замечая в голосе собеседника появившихся резковатых оттенков.
– И пусть хотя бы один из них не выучит обязательный перечень необходимых и дополнительных мыслей, которые ОМР обязан озвучить при получении информации от клиента-правообладателя, то есть больного или пациента. Вот ведь как унижали людей во времена недоделанной советской медицины! Что с этим ОМРом и с тобой будет не будет, сам знаешь, да? Молодец! К твоему сведению, у меня все главОМРы – законченные молодцы и хорошо с руки кушают! А почему? А потому, что я очень чётко и ясно умею формулировать задачу и сроки исполнения! Но это лирика.
– В-третьих, мысли по поводу клиента-правообладателя ОМР должен озвучивать с оптимальной предписанной скоростью – не менее, но и не более трех мыслей в минуту, одной основной и двух вспомогательных. Усёк, как я всё это замесил? Иметь меньшую или большую скорость между озвученными мыслями недопустимо, так как ты должен понимать о том, что ведь имеет место быть это нарушение эффективного времени рабочего контакта в обмене и освоения приходящей информации от клиента с непрерывным озвучением следующих правильных мыслительных вопросов. Понял?
ГлавОМР чувствовал, что под действием услышанной речевой конструкции голова его наполняется мутной тупостью, и счёл за благо продолжать молча и почтительно внимать великому человеку, не замечая, как великий реформатор меняется в лице, что предвещало у Свинцова начинающуюся бурю.
– Да ты чё, тупой, врос в пол и не шевелишься? Мою последнюю электронку не читал? Чё, всё время где-то ковырял? Где была твоя секретарша, когда тебе весь «Оптимизатор» по интернету отправили? В твоём кабинете диван после всего хорошего облизывала? Установили твои айтишники программу «Оптимизатор медицинского мышления» на компьютеры ОМРам? Нет? – зарычал вдруг Свинцов, заметив всё более тупеющее по ходу разговора лицо главОМРа, который всем своим нутром почуял пагубность дальнейшего молчания.
– П-почему, всё п-получили, всех ознак-комили, под росп-пись, айтишники п-программу «Оптимизатор» сегодня уже вот-вот установят, – лепетал внезапно вкусивший резкой перемены начальственного настроения главОМР, звонком вызывая секретаршу. И тотчас в кабинет свободной, от бедра походкой вошла некто – квадратноликая, источающая запах приторно-терпких духов, смотрящая на Свинцова из-под опущенных, вызывающе нарощенных ресниц наглым, оценивающим взглядом профессионалки.
– Вот, покажите господину С-свинцову р-расписки наших врачей, ОМР-р-ров, ОМР-ров, извините! – спохватился главОМР и удивился сухой трепещущей бумажности собственного голоса, имевшего в спокойном состоянии тембр уверенный и мелодичный.
– Да ладно, верю, расслабься! – жестом фюрера Свинцов ободряюще потрепал по лоснящейся и дрожащей щеке главОМРа. При этом он поймал на себе заинтересованный, загадочный и чуть жеманный взгляд квадратноликой секретарши и верно прочувствовал её способность своевременно менять предпочтения при изменении ролевой ситуации.
– Значит так, – продолжало высокое начальство, – сейчас соберёшь всех ОМРов. Ну и подберёшь из них наиболее подготовленного по «Оптимизатору». Пусть, так сказать, в режиме реального времени, коллегиально, типа совмысленно (ну реально отпадный термин – сам придумал!) осмотрит меня. Типа жалобы и анамнез соберёт, назначит, чем полечить, ну, там, и анализы, какие предписано. Я вам на себе покажу, как мой «Оптимизатор» сделает революцию в ваших мозгах! На первый раз разрешаю распечатать теоретическую часть на бумажном носителе. Там есть специальное приложение. Вот и проэкзаменуем ОМРов! У тебя компьютерный томограф уже освоен или ещё есть? – ёрнически усмехаясь, продолжал Свинцов, при этом платиновая печатка на его пальце сверкнула холодным предупреждающим бликом. Потом отчего-то потемнел лицом и неуверенно продолжил: – Так пусть пропустит меня и через томограф. Понимаешь, что-то слабость у меня появилась не так давно. Проезжал с проверкой соседнюю больницу… сдал кровь… вот результат, «анемия» говорят.
Он выложил на стол главОМРа исписанный цифрами бланк анализа, чувствуя растущее замешательство от непривычности ощущения себя как больного.
– Мне предложили вернуться в Белокаменную, да я решил, вот, типа проверить, как вы тут всё типа освоили… да попутно и подлечиться. Ты готов на благо Родины меня лечить? – уже прежним снисходительно-наглым тоном спросил он.
– Готов, – механически ответил ошарашенный неожиданным начальственным требованием главОМР.
– Так размещай меня в индивидуальной палате и лечи!
«Сказать или не говорить ему, что наш город Z довольные медицинским обслуживанием жители последние годы всё чаще называют „Город Зеро“? Или что некоторые анализы надо везти согласно последнему приказу за двести километров в облцентр? Да и с оснащённостью современным оборудованием дело обстоит швах, и финансирование хотя и хорошее, а хромает. И кадров не хватает. По столицам разбежались со злобой в душе. Как будто я им не платил, сколько считал нужным. Поликлиника занята всевозможными дополнительными диспансеризациями, а население, напуганное обилием диспансеризационных телодвижений на фоне растущей смертности, лечится само, по интернету. Ну, дали им возможность по любому поводу искать виноватых среди медперсонала и наезжать на них, но спокойней в плане уверенности в завтрашнем дне никому не стало. Вот и выходит, что безопасней для Свинцова обследоваться и лечиться у себя в столице», – пронеслись в голове главОМРа постылые, напоминающие о давно преодолённой человечности мысли, и он, не сводя преданных глаз с высокого начальства и принимая свою обычную осанку, утвердительно кивнул.
– Понял, будет тотчас исполнено! – отозвался он с готовностью, вызывая своего заместителя по лечебной части, и распорядился разместить высокого гостя в специально отведённой палате для особых пациентов терапевтического отделения.