Читать книгу Веллер-квартет. Повести и рассказы - Дмитрий Валерьевич Мечников - Страница 5

Вечерело. За начавшейся диагностической круговертью Свинцов и не заметил, как закончился его первый экспедиционно-лечебный день. Он устал и был раздражён. Сразу после окончания исторического собрания, когда стало очевидно, что ОМРы «Оптимизатором» не овладели, он распорядился приступать к диагностике в кратчайшие сроки, не теряя времени. При этом ОМР-заведующий терапевтическим отделением получил команду доложить сводный результат, выставленный диагноз и планируемые лечебные мероприятия в соответствии с «Оптимизатором».

В это же время главОМР, сидя в своём отчего-то подрагивающем кресле, страдал от малодушного ожидания уменьшения мягкости и теплоты кресла, выстраданного интригами, согревавшего многие годы самую важную его чиновничью часть. Природу этой болезни он безошибочно угадывал – начальстволюбие при внешней внезапно наступившей неопределённости собственного статуса. Ведь как там у классика: «…сегодня я лицо неофициальное, а завтра, глядишь, и официальное. А бывает и наоборот, и ой как часто бывает…». Брало раздражение, что он руководитель, а не может ни повлиять на показатели анализов высокого начальства и исход его заболевания, ни спровадить это самое начальство назад в Москву, где ответственность будет лежать уже на других. А вдруг потрафить не получится, и тогда кратким министерским приказом его тёплое, мягкое кресло превращается в жёсткий, элегантный, прохладный табурет. И дай бог, чтобы не казённый. Там никто не будет слушать об объективных трудностях и маленьких технических неувязках! Поэтому, руководимый приступом начальстволюбия, отправил он секретаршу в отделение с приказом установить в палате высокого гостя индивидуальный пост в виде круглосуточно бдеющего ОМРа – заведующего отделением, посулив отгулы и премию. Правда, насчёт обещанных отгулов у него был стандартный вопрос: «Кто за тебя работать будет? Замену себе нашёл?» Ну а обещанная премия после экономически-бухгалтерской конспирологии, несомненно, попадёт в карман… самого главОМРа, в этом-то опыта ему было не занимать!

Только с медсестрой для индивидуального поста возникла мимолётная незадача. Какая лучше: та, что является менеджером сестринского дела и готова угождать абсолютно во всём, обворожительно улыбаясь, или виртуоз медицинской манипуляции, а потому серьёзна и неулыбчива? Решил приставить обеих, а отгулы и премии оставить за первой – более достойна и нужна. А главное, своя!

– А ну, чтоб все необходимые анализы были взяты и сразу сделаны! И УЗИ, рентген, – вздрючивал главОМР по телефону терапевтическое отделение.

– ФГС, а больной натощак? Может понадобиться колоноскопия? Ладно, поговорю со Свинцовым сам. И мне доложить сразу! Мгновенно! Пулей исполнять! Результаты мне? У тебя чё, с головой плохо? Результаты сам вызубришь наизусть и расскажешь. Мне надо предполагаемый диагноз и тактику его уточнения! И какие лекарства. Найду всё, только шустрей давай.

Он вышел из кабинета, задев плечом косяк двери, и направился суетливой, несвойственной ему ранее походкой в палату высокого начальства обсуждать деликатную часть обследования. Настроение у высокого гостя – отметил, войдя в палату, главОМР – стало миролюбивее и веселее.

– Что-то медленно шевелятся твои эскулапы, – снисходительно похлопал по плечу главОМРа Свинцов.

– Что вы, с-сию секунду, уже бегут брать анализы. Всё сделаем быстро, отвечаю! – подобострастно выпалил главОМР и смущённо замолк.

– Что застеснялся, как на первом свидании? Говори, что хотел!

– Да я не стесняюсь, только вот некоторые, знаете ли, анализы сдать сегодня вам может оказаться не под силу, поэтому сделаем завтра, да и для ФГС… Вы, наверное, не натощак? Тоже придётся завтра…

– Запомни, мне всё под силу, – перебил на полуслове Свинцов. – А это что за топот в коридоре?

– Анализы, – неуверенно предположил главОМР. И не ошибся. В палату вошла лаборантка.

– Значит, сделаешь всё, что надо для Вениамина Николаевича, и результаты сразу чтобы были на столе у ОМРа, а потом я…

– Свободен, – безапелляционно бросил Свинцов главОМРу, и тот послушно юркнул в приоткрытую дверную щель…

После лаборантки, молниеносно уколовшей безымянный палец и поколдовавшей со стёклышками, пришла медсестра, одним неприметным движением набравшая из вены необходимое для анализов количество крови. Затем появилась обворожительно улыбающаяся менеджер сестринского дела, как гласила красовавшаяся на её груди табличка, и прорекламировала необходимость сдачи анализов мочи и кала с истинно менеджерской пронырливостью и завлекательностью. Затем, так как Свинцов с утра во рту маковой росинки не держал, наступил черёд специалиста по ФГС, который, когда всё было уже позади, кратко сообщил, что, кроме старого рубца от язвы, другой патологии он не нашёл, и удалился, посулив в ближайшее время сеанс колоноскопии. Свинцов хотел было на это что-то эдакое сказать, но, во-первых, сил уже не было, а во-вторых, откуда-то выполз страх перед будущими медицинскими манипуляциями. И впоследствии, ощутив прохладное прикосновение ультразвукового датчика, направляемого аккуратными тёплыми руками специалиста по УЗИ, Вениамин Николаевич с облегчением перевёл дух. Ну а скорости, с которой он после всего пережитого собрал нечто в разрекламированные менеджером сестринского дела баночки с красными крышечками, оставалось только удивляться.

Экзекуция закончилась, и Свинцов решил пройтись по отделению для восстановления душевного равновесия, но из этой затеи ничего не вышло. Пол и стены терапевтического отделения были не первой свежести. Глаза большинства бредущих навстречу клиентов-правообладателей сильно просвечивали старостью, болезнями и смотрели с отрешённой покорностью. Запахи, источаемые нестиранной одеждой, как-то не радовали обоняние высокого чиновника. Шаркающая походка обитателей терапевтического отделения, снующих по маршруту «палата – коридор – столовая – туалет – сестринский пост – палата», была лишена того внутреннего достоинства, которое великий реформатор ожидал обнаружить в облике любого клиента-правообладателя. Говорили обитатели отделения между собой не то чтобы мало, но больше невпопад, ввиду отсутствия у большинства слуховых аппаратов. Многие голоса, особенно женские, имели квакающий тембр. Увиденное изрядно покоробило Свинцова, ибо весь внешний облик этих потребителей медицинских услуг не позволял разглядеть в них клиентов-правообладателей. Наконец Вениамин Николаевич вынужден был остановиться, так как впереди замаячила вдруг открывшаяся дверь санитарной комнаты, где кого-то уклизмили по назначению лечащего врача, что органолептически не способствовало восстановлению душевного равновесия. Разочарованно чертыхнувшись, Свинцов вернулся в палату и устало развалился на кровати. От предложенного ужина отказался – после ФГС кусок не лез в горло. Привычно потянулся к ручке радиоприёмника, покрутил…

– …именно в шести «Русских» струнных квартетах камерный стиль мастера достиг подлинного совершенства, – интригующе сообщил невидимый музыковед. – Еженедельно по вторникам и пятницам в 18.45 мы будем транслировать по одному струнному квартету, чтобы вы могли насладиться всеми шестью шедеврами прославленного автора в исполнении «Веллер-квартета»…

«Михаил Веллер» – неприятно резануло слух фамилией ненавистного писателя, призывавшего в своих радиопередачах отрубать руки ворам-чиновникам. «А его мерзкая книжонка „Наш князь и хан“! Одна только глава, где детей учат строить „пирамидки“, чего стоит! Как могли допустить печатать такое наглое вытаптывание нашей истории? Я уже не говорю о политической составляющей!» – головой Свинцова овладели мысли оскорблённого патриота.

«Ну, отрубить мои руки кишка у интеллигента тонка», – рубанули правду-матку другие мысли, пришедшие в голову Свинцову, но не имевшие ничего общего с оскорблённо-патриотическими. Высокопоставленный чиновник чуть было не выключил приёмник, но в этот момент диктор своевременно пояснил:

– …под управлением Вальтера Веллера – первая скрипка. Сейчас прозвучит первый струнный квартет из этой серии, си минор в четырёх частях, запись 1965 года.

И палату тотчас же охватили печальные звуки главной темы первой части Allegro moderato. «Веллер-квартет» исполнял её замечательно, подкупая слушателя нежным прозрачным тембром струнных с чётким балансом и сыгранностью между исполнителями, лёгкостью и одновременно строгостью исполнения. Надо сказать, что великий реформатор обладал отменным музыкальным слухом и памятью, при этом его познания о струнных квартетах не шли дальше известной басни Крылова. Далёкое воспоминание вызвало на его лице улыбку. Ему двенадцать лет, в разгаре семейный праздник с участием изрядно подогретых спиртным гостей, исполнявших нестройным хором некую диковинную песенную смесь под аккомпанемент баяна, виртуозно игравшего, правда, несколько другую смесь. Но как бы ни фальшивили сильно принявшие на грудь вокалисты, юный Венечка без труда попадал в тон любому из них, одновременно помогая баянисту удерживать голову в вертикальном положении, подальше от тарелки с кислыми щами. Вот и сейчас он, охватывая всю музыку целиком, чётко слышал при этом каждый из четырёх инструментов.

Главная тема Allegro moderato отличалась необычно большой длиной, благодаря чему мастер на протяжении всей части выбирал отдельные её фрагменты и строил на них новые мелодии и смыслы. Эта главная тема начиналась печальным проведением у скрипок, затем в басу её подхватывала виолончель, а скрипки сопровождали двумя вычлененными из темы первыми нотами, обращая их по ступеням трезвучия при каждом повторении темы виолончелью, доводя до ажитированного отчаянья. Но тут мастер внезапно разрубил порочный круг, проведя главную тему в мажоре, и выстроил далее побочную тему, напомнившую слушавшему со всё возрастающим вниманием Свинцову беззаботный танец – игру из далёкого прошлого, когда всё вокруг казалось добрым и достижимым без каких-либо усилий.

Это впечатление совершенно не портило заключение, изложенное с триольным сопровождением, несмотря на радостный тон, вносившим в оптимизм изрядную нервозность и вымученную весёлость. Это невольно напомнило Свинцову времена поступления на юрфак, когда он знал, что по-честному экзаменационную сессию провалит, но надеялся и одновременно сомневался, что дядя-цеховик вовремя занесёт необходимую сумму куда надо, ибо опоздать дядя мог, по привычке расслабившись в неге очередного запоя.

Мысли Свинцова вернулись к музыке. А там звучала разработка первой части. Она состояла из переработанной побочной темы с изменённым началом главной, которое давало возможность Свинцову наблюдать, как угасали последние остатки надежды, с роковой неизбежностью подготавливая вступление трагической главной темы репризы. Обладающий абсолютным слухом Свинцов с изумлением заметил, что виолончель отказалась проводить главную тему, а объединилась с альтом и скрипками в исполнении первых двух нот темы, которые, обретая нарастающую силу, настойчиво отдавались приговором: «Виновен! Виновен! Виновен!» – с последующим нарастающим бессилием и покорностью судьбе. И не успел свинцовский разум задаться вопросом: «А кто и в чём, собственно, виновен, господа?» – как гениальный автор остроумно и решительно вскрыл взаимосвязь второго построения главной темы с побочной. В результате побочная тема, хотя и сохраняла прежний ритм, уже не походила на беззаботный танец – игру из далёкого прошлого, когда «земля казалась ласковой», а показала жестокую действительность во всём её трагическом блеске. Последовавшая за ней кода поставила последнюю точку в трагическом действе.

«Шах и мат! Вот так я разделался с виновным в гибели Куколки стоматологом. Так я разделаюсь и с этими!!!» – внезапно сделал парадоксальный вывод из прослушанной первой части квартета Свинцов. * (Интерпретация музыки квартета с привлечением личных и социальных ассоциаций принадлежит исключительно мозговой перистальтике Вениамина Николаевича Свинцова. Сам автор, неплохо знакомый с «Русскими квартетами», весьма далёк от подобных бредовых проекций музыки на происходящие события – прим. автора).

Последовавшая затем вторая часть Scherzando с решительным триольным построением крайних разделов и с прорывающимися местами акцентированными аккордами, а вдобавок и светлые тона средней части лишь укрепили уверенность Свинцова в только что принятом решении.

Третья часть квартета Andante, тема которой в ре-мажорной тональности строилась по восходящим ступеням трезвучия, излагаемая сначала первой скрипкой, затем виолончелью, была чиста, как горный воздух, и безмятежна, как расстилающийся внизу смеющийся ландшафт. «Как было бы здорово по окончании инспекции оставить на время дела и махнуть в живописные, покрытые лесом горы Кавказа», – пронеслось в голове великого реформатора. Побочная тема, проходящая сначала у альта и виолончели и затем у обеих скрипок, как бы напоминала вопрос и ответ и вносила танцевальный оттенок, усиливая радостный колорит. Лишь в разработке появилось ощущение тревоги, обусловленной то и дело возникающим пунктирным ритмом, что заставляло вспомнить о первой части. Впрочем, тревожный оттенок незаметно улетучился, и больше уже ничто не беспокоило безмятежную красоту этого Andante.

Но особенно приглянулся Свинцову финал квартета Presto. Его венгерские мотивы главной партии переплетались с побочной партией в причудливом Perpetuum mobile. Драматизм, обостряющийся в разработке и репризе, оставлял в душе слушателя чувство грусти и разочарования. Передача закончилась.

«Продолжение во вторник, раз сегодня пятница. Жаль, не услышал, кто автор. Умеет же писать грустные вещи и не только не давить при этом на психику, но и направлять мысли слушателя в нужную сторону! И укреплять веру в истинность принятого решения!» – резюмировал Свинцов, возвращаясь из светлой печали квартета в реальность, напоминающую о себе чувством голода. Он вызвал менеджера сестринского дела, появившуюся с почтительно-услужливой миной, и потребовал принести ужин.