Читать книгу Семидольный человек. Опыт историософии - Dominum Haston Walker - Страница 2

Мы точно грезим и полагаем, будто все существующее должно неизбежно находиться в каком-нибудь месте и занимать какое-нибудь пространство, а то, что не находится ни на земле, ни на небе, то будто и не существует[6].

Основа кареевской историософии только способ достижения цели. Это орудие, которому предстоит поразить цель – общественное сознание. Но без «пули» не удастся обратить на себя внимание и общество сочтёт пистолет игрушкой. Сердцевиной или же «снарядом» становится основа уже из другой книги «Двойная спираль истории: историософия проектизма» К. Кантора. Мои мысли родственны идеям Кантора, говорившем об историософии как о выразителе «Абсолютного Духа – субстанциональном предмете историософского анализа». Платформа историко-философского анализа есть некая традиция. Кантор обозначает её «парадигмальным проектом Истории» или «социокультурным паттерном». Все народы с их спецификой, проецирующейся на почву каждой индивидуальности этнически принадлежащей тому или иному диапазону вызываются от воздействия субстанционального двигателя, но неизвестно где именно располагающегося и от этого строятся догадки о существовании таких зон как ноосфера и коллективное бессознательное – областей, что выражают собой устойчивую структуру, ответственную за развитие человека, а вместе с ней и культуры.

Найдя это самое «парадигмальное ядро» А. Панарин говорит о значимости историософии как о «социально-проективной деятельности», направленной на поиск «безличных механизмов мировой эволюции (прогресса)»[7]. В основу ложится поиск какого-то универсального истока для всей объективной реальности, какого-то архетипа или первоначала.

Идея монистического развития в разные времена имела разные образы. Немецкая философия отталкивалась от трансцендентного («вещи-в-себе» Канта, Абсолютного Духа и Разума Гегеля, воли Шопенгауэра и Э. Гартмана); позитивизм видел в истоке исторического движения социоморфный подтекст (общественное производство и социальные формации К. Маркса, общественные отношения Фейербаха); после открытия Дарвина антропологическая традиция наконец-то стала заявлять о себе, но без Homo Holistic как такового, а с преобладанием его отдельных черт (психика, скрытые желания и потребности). Суть центровки на самом деле никогда не смещалась. Основа всегда находилась в пределах человека, просто в разные моменты задействовались разные стороны, определённые предпочтения и склонности, будь то связанное с техническим или социальным прогрессом. Какую бы интерпретацию не принял первообраз, стоит ему родиться, он тут же становится частью истории. Так что, будь то логическая парадигма (логисфема) или идея по выявлению объект-субъектных отношений (эпистема), они всё равно часть единого хода истории. Этим любая парадигма, независимо от её назначения обозначается историософемой.

Человек – это прообраз всех парадигм и идейностей. Проект, какую-то модель развития или новую историософему ни в коем разе не стоит отводить от вождя антропоцентризма. Всем им следует обитать в человеке как универсальным сущностям. С этой точки зрения, мои работы можно воздвигнуть под ореол поисков универсальности. Все вышеперечисленные авторы интуитивно чувствовали наступление новой вехи среди классических течений философии. Поры бы уже идти не «Назад к вещам!» как призывал Гуссерль; нужно ступить на тропу обработки материала актуального здесь и сейчас – в настоящем, а не застрявшего в прошлом. Прогноз истории немыслим без какого-то прогнозирования в человеке. Но какая часть нашей природы ещё слабо освещена, чему нужно вручить мегафон, чтобы неведомое нам смогло громко заявить о себе? Обобщая всё вышесказанное, этим неизведанным оказывается внутреннее пространство человеческой мысли.

Субъективное семантическое пространство – это операциональная модель представления категориальной структуры индивидуального сознания в виде математического пространства, координатные оси которого соответствуют имплицитно присущим индивиду основаниям категоризации, а значения некоторой содержательной области задаются как координатные точки или вектора, размещённые в этом пространстве[8].

В статье В. Ф. Петренко я готов расписаться под каждым словом. Суть зиждется на обосновании человеческой мысли в образе модели определённого вида. В психологии такие модели возводились при анализе памяти, деля её на кратковременную, долговременную и т. д. Схожим принципом обладает семантический дискурс, где в поле зрения скрыт некий перечень знаков, скрывающий не одно значение, а, как правило, условие для новой группировки означаемых, т. е. сведение последних в новую категорию. Знания только тогда и усваиваются, когда память, словно уже по протоптанной тропке проводит данные в заранее подготовленную область. Субъективное семантическое пространство – это некоторого рода гардеробный шкаф. Вы не будете складывать в него продукты, мусор или прочую мебель. Гардероб был сделан для размещения в нём одежды, т. к. мастер ещё на стадии планировки видел, где будут вешалки, где крючки и т. д. То же и с внутренним полем, которое адаптирует то или иное знание в соответствии с его атрибутикой под определённый вектор, точку или уровень, в зависимости от образа семантической модели. Платон хорошо это высказал на примере про лошадей[9], где сущность предмета, в данном случае, «лошадность», нельзя увидеть без заранее предрасположенного к её усмотрению взгляда.

Принимается, что для каждой ситуации есть своё семантическое пространство и в зависимости от поставленной задачи, когнитивная структура будет либо усложнённой (для решения математических алгоритмов), либо упрощённой (для бытовых и обыденных дел). Философия универсальна, от чего и модель обосновывается одна – универсальная для всех. Это семантическое пространство есть современная интерпретация универсалия, каковым в истории обозначался посредник между идеальным и материальным. Таковым посредником, «парадигмальным проектом» нарекается основа всей книги – семидольная модель человека, которую необходимо воспринимать символически и никак иначе.