Читать книгу Стартап без купюр, или 50 и 1 урок, как сделать бизнес в Москве для клиентов со всего мира - Екатерина Иноземцева - Страница 10

ПО ПАСПОРТУ Элина Ринник была Полиной. Так ее назвали родители в честь какой-то троюродной бабушки, не оповестив об этом саму Элину. И это она им всегда ставила в упрек. Быть Полиной ей категорически не нравилось. «Ну не мое, какая я вам Полина? Вы, когда называли, хотя бы удосужились посмотреть толкование имени?»[18] – горячилась она до восемнадцати лет.

В восемнадцать она поступила в университет, полностью сменила окружение и прочно закрепила за собой самодостаточное благородство необычного имени «Элина» (для друзей – Лина). «Полина» сохранилось в паспортной строке и почти не напоминало о себе. Разве что в те редкие моменты, когда особо деятельные и вездесущие субъекты вроде Димченко не напоминали об этом факте ее биографии.

Первые два месяца учебы Элина Ринник обращалась к Юре Димченко либо «М-м-м… ты!», либо «Эй… да-да, ты!», либо «Дима». То, что он на самом деле Юра, она поняла только в декабре, когда у них образовалась общая команда – как раз на практикуме по командообразованию у Каринэ. Димченко и сам часто подписывал свои эссе и тесты «Димой Юрченко». Преподаватели, проверяя работы и сверяя списки группы, терялись между Юрой Димченко и Димой Юрченко, звонили в директорат уточнять присутствие этих двух слушателей на предыдущих занятиях, а также степень их родства. В директорате после пары случаев уже привыкли, считали эту шутку несмешной, в ответ привычно тараторили: «Ага, очень близкие родственники, про раздвоение личности слышали? У нас и такое бывает – слишком интенсивное обучение…» – со вздохом перезванивали классному руководителю, деликатной и ответственной Анечке, а та тотчас же писала Димченко письма (если время было позднее) или эсэмэски (в рабочие часы). В очередной раз она просила больше не подписывать работы другим именем, «потому что преподаватель переживает, волнуется, давайте, Юрий, не будем его больше тревожить». Поэтому, когда к Юре обращались «Дима!», он всегда отзывался: ему было жаль тратить время на долгие объяснения. Хотелось сразу понять, нужно ли тратить время на следующий вопрос.

В Юре Димченко, согласно методологии Д.И.С.К, действительно жили два человека. С одной стороны, оценивающий контролер, требовательный к себе и окружающим «си», который обычно находился в тени наедине со своими мыслями и схемами. С другой стороны – с трудом сдерживающаяся, рвущаяся на сцену, объединяющая вокруг себя людей и идеи натура прирожденного «ая» – гуляки и раздолбая, склонного к импульсивным жестам и выразительным поступкам. А также воля, решительность и доминирующее упрямство, доставшиеся от «ди». Красное у Юры в гардеробе встречалось, и часто. Например, плавки и трусы были исключительно красными.

Димченко был хорош собой, умел этим пользоваться, но, как правило, не искал дополнительных способов нравиться людям. Крупные черты лица, высокий лоб, умные, цепкие голубые глаза, прямой, идеальной формы нос, прекрасные волосы, которые он то стриг ежиком, то отпускал до плеч, завязывая в бекхэмовский хвостик, полные чувственные губы. Трехдневная щетина – не в качестве аксессуара, а от невнимания к внешности – добавляла ему привлекательности. Девушки видели в нем идеального партнера для one-night-stand[19], парни – нормального мужика без всяких вредных примесей модного метросексуализма или комплекса «устойчивого развития». Юрий был обаятельным, но не смазливым. Его мужская красота не давала повода сомневаться в стабильности его ориентации. У Димченко было в порядке и с ориентацией, и с контингентом для ее апробации. Он отличался тем, что называют «настоящее, истинное, природное»: если уж гулял – так в отрыв, не ограничивая себя никакими правилами, если уж учился – то взахлеб, если уж напивался – то до чертиков.

Димченко страстно любил жизнь – всей душой и всем телом. Для души у него были Ошо и Facebook, для тела – йога и кайтинг. Умом жизнь он тоже любил, но реже, поэтому уму доставались нерегулярные образовательные запои. То это были принудительные курсы английского языка, на которые его отправила компания «РенКап» (где он трудился руководителем отдела по развитию международных деривативов), то добровольные курсы повышения квалификации, куда он устремился сам, когда получил эту должность, не имея никакого представления о рынке производных инструментов, то инструктаж по бейсджампингу[20], случившийся в отпуске после двух месяцев изнурительной работы над портфелем бумаг – тоже своего рода обучение. Сердце его пока молчало, к ячейкообразованию склонен не был.

Работа в «РенКапе» нравилась Юре в том числе и потому, что трудиться в последний год перед уходом приходилось всего четыре дня в месяц: в период закрытия отчетности по сделкам. Поэтому за последний год он три раза побывал в недельном отпуске (родители – Турция – Лондон), дважды – в двухнедельном (Таиланд и Крым) и провел неучтенное число лонг-уик-эндов (Сочи – Париж – Марьино). Последнее то планировалось заранее как выездные сессии с подругами, то неожиданно случалось в понедельники (если после бурного воскресенья не удавалось вовремя проснуться).

В свободное от работы рабочее время он в прямом смысле занимался повышением собственной капитализации: торговал бумагами на свой портфель ценных бумаг. На столе у него стояло два компьютера. С одного он отправлял мейлы с отчетами по деривативам руководству, с другого следил за голубыми фишками и снимал отчеты для себя. Проходя мимо его стола, шеф время от времени захлопывал ноутбук со скачущими по монитору змеями графиков и шипел Димченко в ухо: «Не позорь меня! Под столом надо, под столом…» Рядом лежал Nokia Е63, где кипела параллельная жизнь: theТелки присылали MMS непристойного содержания, клубы – приглашения на вечеринки, лондонские знакомые просили выложить фотки на Facebook с последних выходных.

Но так было не всегда. В Москву из родного белорусского города Задворки Юра приехал четыре года назад, причем непростым маршрутом. Переезжал он через Турцию, как Суворов переходил через Альпы. Поехал на лето работать аниматором, чтобы подтянуть английский язык, познакомился там с московским мини-олигархом Гогой, который от нечего делать разговорился с активным парнишкой, дважды в день зазывавшим на пляжный волейбол. За неделю они вдвоем обошли все местные дискотеки, после чего новый знакомый улетел в столицу мира и оставил аниматору из Белоруссии свой московский мобильный со словами: «Не вздумай мне не позвонить».

У Димченко была феноменальная способность находить возможности даже там, где они сами о себе ничего не знали. Он умел соединять факты, людей и идеи так, чтобы вся эта конструкция мгновенно превращалась в летательный аппарат и поднималась к звездам. Способности его были сродни таланту предпринимателя и гениальности афериста. Он постоянно выдумывал затейливые схемы, многосоставные варианты сделок, альтернативные финансовые решения, которые, в общем, были весьма законны и справедливы – просто на их проработку у обычных людей не хватало времени или ресурсов. У Димченко же они рождались молниеносно, сами по себе, без отрыва от другой деятельности, как только он видел любые возможности, связанные с приобретением денег или удачным распоряжением ими.

Обсуждая со скучающим на турецком пляже Гогой расклад его текущего портфеля ценных бумаг, Димченко предложил схему, которую сам неоднократно использовал при проведении финансовых операций. За неделю полупьяного шатания между морем и девочками дебетовый счет Гоги с множеством нулей увеличился еще на один благодаря ловкости рук белорусского аниматора с дипломом финансиста Задворецкой государственной академии. Так Гога вернулся в Москву долларовым миллионером. Юра же через месяц закончил свою аниматорскую смену, забрал положенную зарплату – 300 долларов, выменял свой обратный билет до Минска на обратный билет до Москвы, а на разнице заработал еще 50 долларов, на которые купил себе подделку заплечной сумки Hermés, правда, добротную и кожаную.

Го («он же Гога, он же Гоша», он же Георгий Верпицкий), в миру Гоша Верп, зарабатывал на скупке «неприхватизированной» собственности, которая в конце 1990-х была еще раскидана по всей России в изрядном количестве. Гога вычислял завидные объекты наподобие загибающегося тракторного завода где-нибудь под Ульяновском, выкупал там часть акций за три копейки и становился собственником. После этого тракторный заводик загибался окончательно и превращался в профицитное подразделение региональной сети отелей или единственный на всю округу склад. Если выкуп акций сопровождался забастовкой особо активных миноритарных бабулек, успевших вложить свои ваучеры в 1992 году именно в этот пережиток брежневской эпохи как в память о тех годах, когда были юны и свежи, в дело вступал другой механизм.

Гоша Верп заходил на завод под видом Черного рыцаря, который нещадно третировал оставшихся в живых работников, мстительно смотрел вслед миноритарной бабульке, подрабатывающей здесь же в две смены уборщицей и гардеробщицей, а потом развешивал по всему предприятию ужасающие объявления об отключении электричества и недельной дератизации без выплаты заработной платы. Когда ситуация была близка к критической и Верпу грозило быть поднятым на вилы прямо на проходной завода, он в мгновение ока исчезал из поля зрения персонала.

И тут на арену выходил Белый рыцарь: в светлом «спинджаке» и галстуке, строгих очках и с солидным чемоданчиком в руке. Под мышкой зажата книга в качестве убийственного аргумента благонадежности и интеллигентности. Белый рыцарь предельно вежливо разговаривал с рабочими и участливо внимал рассказам о бедах, приключившихся с ними за последний месяц, качал головой, читал объявления про травлю крыс: «И что же они с вами делают! Эх, капиталисты поганые!..» – и что-то записывал в блокнотике нарочито дешевой ручкой BIC. Через неделю, когда Верп уже не рисковал появляться вблизи завода, Белый рыцарь приносил радостную новость: он нашел способ избавить весь трудовой коллектив от измывательств поганого богатея! И ничего за это не просит! Просто так, на добрых началах, как говорится, для хороших людей – «для нас с вами». Работники окружали чудесного избавителя и встречали любое его слово бурей оваций.

Выход был прост, как батон за шестнадцать копеек из памятных миноритарным бабулькам времен: Белый рыцарь совершенно случайно встретил другого хорошего человека (такого же доброго и честного, как он сам), который может выкупить контрольный пакет акций и взять управление заводом в свои руки (то бишь руки мажоритарного акционера). И вот тогда «мы покажем поганому капиталисту!». Предполагалось, что тот будет позорно изгнан из акционеров завода и не сможет влиять даже на дератизацию. Дальше события развивались очень быстро, пока рабочие и другие миноритарии не успели опомниться: приезд Черного рыцаря – коллективный свист и плевки в его сторону – триумфальное появление Белого рыцаря – одобрительные возгласы – тайные переговоры за закрытыми дверями – изгнание врага – оглушительные аплодисменты – празднование победы посланца чести и совести за невесть откуда взявшимся накрытым столом. С водочкой и закусочкой, как полагается.

Через два часа Белый рыцарь и Черный рыцарь снова встречались, теперь уже без масок и с дорожными чемоданами в руках, у стойки регистрации на московский рейс в местном аэропорту. Все остальное завершалось по отработанной схеме местными помощниками: завод объявлял об официальном банкротстве, его территория внезапно переходила в частное пользование, рабочих отпускали с выплатой положенной компенсации при увольнении по сокращению штата. Бизнес надо вести честно – в этом Белый и Черный рыцари были твердо убеждены.