Читать книгу Опыт - Екатерина Сычёва - Страница 2

Иногда так бывает, что чувствуешь наступление перемены, хотя еще даже не догадываешься об изменениях, уже вносящих свои штрихи, в, казалось бы, предсказуемое до этого размеренное существование, где каждый день отражает предыдущий, а тот последующий и так из месяца в месяц, из года в год, с лишь небольшими поправками. Формула жизни Яна была настолько простая, что он запросто под копирку прожитого мог вывести свое будущее. И он так и делал, представляя себе его и не ожидая чего-то большего, чем он мог себе вообразить. И всё же, сидя за партой, вглядываясь в блики солнца, играющие на мокрой от утреннего дождя молодой листве, Ян смутно чувствовал приближение чего-то нового и ему ещё неведомого. В последние дни он был словно не в себе, а волнение за Леру не прибавляло уверенности и спокойствия, наоборот, вносило ещё большую сумятицу в жизнь Яна, муча и тревожа его.

Ян не видел Леру с того злополучного для, когда они забрал картины. Она звонила, но говорила голосом настолько бесцветным, отчуждённым, словно это было не она, а кто-то другой. Ян так и не смог добиться у неё ответа, что случилось, кроме того, что простудилась. Через несколько дней, когда кончились каникулы, в школу она не пришла, передав ему смс, что ещё плохо себя чувствует. Это окончательно его уверило в том, что с Лерой что-то произошло. И он уже был готов пойти к ней домой, как сегодня утром она сама позвонила и попросила о встрече.

Первый урок уже подходил к концу, как вошел директор с кучерявым парнем следом. Ян лишь мельком взглянул на него, погружённый в свои невеселые размышления. Представив нового ученика, директор поспешил ретироваться, предоставив географичке самой улаживать все формальности. Ян не обратил на парня особого внимания, как и остальные ученики, немного разомлевшие от падающего в окно солнца.

Когда зазвенел звонок на перемену, поднятый гвалт вмиг захватил кабинет, увлекая как волна и Яна. Поднявшись из-за стола, он уже был готов выйти в коридор, когда его взгляд упал на новенького. Усевшись позади него, парень широко улыбался, его каре-зеленые, почти желтые глаза на смуглом, но угреватом лице, под широкими черными бровями и шапкой кудрей нагло и уверенно осматривали царство, в котором ему предстояло править. Яну хватило одной минуты, чтобы понять, что этот человек из себя представляет. Таких тут хватало, самоуверенных, самонадеянных выскочек, ставящих себя выше других. Решив, что уделённого им внимания новичку предостаточно, Ян вышел из класса, только мельком заметив краем глаза, что у его парты собирается кучка любопытствующих одноклассников, выразивших желания познакомиться поближе. Яна же это не интересовало. Всё, о чём он думал, было предстоящая встреча с Лерой и трудный разговор с отцом, который вот уже вторую неделю заставлял Яна устроиться на работу на мясокомбинат. «Такой случай больше не представится», всё твердил он, напирая на сына. Дело в том, что прооперировав директора мясокомбината, он, в качестве благодарности за хорошо сделанную работу заручился помощью в трудоустройстве сына на время после школы и на все летние каникулы. В их маленьком городке, де работу было получить проблематично даже квалифицированному человеку со стажем, конечно, многие бы с радостью согласились и были благодарны за оказанную услугу, но Ян чувствовал, что согласись на уговоры отца, он что-то потеряет, чего-то решиться, свободы, мнимого права выбора и влияния на свою жизнь? Ян не знал, но точно был уверен, что поддаваться желанию своего родителя нельзя. Ему хотелось бы посоветоваться с Лерой; она всегда находила точные слова тому, что он только смутно ощущал, видел словно внутренним зрением, без красок и форм. Набрав номер Лериного телефона, чтобы договориться о месте встрече, Ян так и не смог дозвониться, наткнувшись на голосовое сообщение оператора, что абонент временно недоступен.

Последний урок тянулся, словно жвачка, долго и нудно. Оборвался он только вместе со звонком, пронзительным и приятным, как глоток чистой холодной воды в недрах ада. Школа – это ад, жизнь – это школа, а каждый событие – это урок из которого мы извлекаем опыт, который, в принципе и формирует нас как целостную личность, размышлял Ян, торопясь всё быстрее затолкнуть в рюкзак.

Новичок по имени Макс, или Мэкса, как его уже стали называть, полностью освоившись, громко смеялся над своей же шуткой, совсем не смешной, по мнению Яна. То, что следующая шутка была в его адрес, он уже не слышал, находясь в коридоре, где были свои правила передвижения и у каждой иерархии, на которые делились ученики – места стоянки. У окна у туалета – обитали ботаники, повторяющие заученные книжные истины, у фонтанчика с водой – мелочь из соседних младших классов, а у стенда с объявлениями, где стоял небольшой диван, обычно размещались сливки школы, или этажа. Новичок завербовал себе крайний правый угол у самой лестницы, куда направился и сейчас, хотя мог бы пойти домой.

Спускаясь уже на следующий пролёт, Ян почувствовал, как в голову ему приземлилось что-то мягкое, и достав из волос жёваную бумагу, поднял голову, чтобы увидеть облокотившегося на перила Макса, держащего белый корпус от ручки и в оскале, выставившем ровные зубы. Вокруг него собралось небольшая кучка ребят, которых некогда Ян считал друзьями. Не успел он перейти на другой пролет, как услышал сверху громкий вызывающий хохот, а через секунду и присоединившийся, но не такой явственный и смелый смех остальных. Ян знал, что смеются над ним. Влейся он сегодня в компанию почитателей новичка, этого не было бы. Теперь он изгой, а стая нашла своего лидера в лице кудрявого прыщавого дрыща со столичными замашками в пижонской курточке и в рваных, сваливающихся с плоской жопы джинсах. Хотя, что он был из столицы и жил даже в Москве, это услышали, кажется, все, настолько часто и невпопад это было сказано.

Думая о своём новом статусе, хотя, возможно не о таком уж и новом, Ян, пытаясь побороть в себе злость и обиду, вышел на крыльцо школы. Да, он признавал, что всегда был в стороне, из-за Леры, которую все считали чудачкой или из-за его самого, не важно, но это его никогда не беспокоило, даже в причину внутренней замкнутости устраивало; сейчас, столкнувшись с таким издевательским презрением и пренебрежением, Ян не мог побороть в себе чувство несправедливости и гнева, направленного прежде на себя, за то, что не дал отпор. Возможно, он и дальше бы занимался всю дорогу самоистязанием, но у открытых ворот школы увидел Леру, явно высматривающую не кого иного, как его. Ускорив шаг, Ян направился к ней.

Он ожидал увидеть её избитой, покалеченной, возможно, со следами, болезни, в которую Ян так и не поверил, но никак не такой, как она перед ним предстала. Такой Леру он никогда не видел. Косметика полностью преобразила её, оживляя тонкие благородные черты и красоту лица. Серые, как расплавленное олово глаза были подведены, выделены, как что-то отдельное, существующее само по себе, а красная помада на нервно подрагивающих губах, в сочетании с белой кожей, кричала вместо закрытого рта, предоставляющего право голоса всему облику в целом, вызывающему и даже вульгарному. Короткая юбка пусть и шла Лере, выставляя на обозрение длинные красивые ноги, но никак не вязалась с ней настоящей, такой, к какой Ян давно привык и хорошо знал. Сейчас перед ним стояла незнакомая девушка и он растерянно смотрел на неё, не зная, что сказать. Лера тоже смотрела на него и с каждой секундой молчания её кожа начинала краснеть, как всегда с ней бывало в минуты смущения и сильного волнения. Переборов себя и сжалившись над подругой, после долгого разглядывания, бесцеремонного и бестактного, какое часто бывает только при искреннем изумлении, Ян решил заговорить первым:

– Привет. Ты сегодня необычно выглядишь. Непривычно. Наверное, тебе холодно? – спросил Ян, участливо указывая взглядом на ноги девушки, обтянутые тонкими колготками.

– Не важно. Я хотела с тобой поговорить. У меня к тебе дело.

Казалось Лера полностью овладела собой, но Ян чувствовал её неловкость и робость.

– Ты поправилась?

– Наверное. Твой отец дома?

– Нет.

– Тогда пошли к тебе.

Пожав плечами, Ян молча пошёл рядом с Лерой, рассеянно смотря по сторонам, но только не на Леру. Он не знал, как её воспринимать, у него было к ней много вопросов, но ни одного он задать так и не решился. Они толпились у него в голове, словно пчелы, непрерывно жужжа, сливаясь в один неясный гул, в огромный вопрос, казалось, нависший над ним, как угроза ему и его предсказуемой жизни.

– У нас новенький. – Через некоторое время заговорил Ян, чтобы нарушить молчание, сделавшееся уже нелепым.

– Это случайно не тот, что идёт за нами следом вместе с Сидоркиным и Скуратовичем?

Ян оглянулся и увидел невдалеке вышагивающих одноклассников, самых задиристых, а вместе с ними и новичка.

– Тот самый. Собственной персоны.

Ян был рад, что нашлась тема для разговора, но внезапно почувствовав угрозу от идущих за ними парней, ускорил шаг, заодно подгоняя и Леру. Он не мог объяснить возникшую уверенность, что они идут целенаправленно за ними, и что встреча их хорошим не закончится. Есть люди, от которых лучше держаться подальше, и двое одноклассников принадлежали именно к их числу. Всегда игнорировавший их, даже презиравший за образ жизни, за ограниченность и пустоту, Ян избегал неприятного общения с неприятными лицами, тоже сторонившимися его и Леру, но уже по своим причинам. До этого дня между ними был негласный уговор: мы не пристаем к вам, а вы – к нам. Но новичок, похоже, задал новый вектор всему устоявшемуся и укоренившемуся в традицию, поэтому нервничая от одной непредсказуемости этих «догонялок», не зная, что можно ожидать, Ян то и дело с опаской оглядывался назад, каждый раз мрачнея от увиденного и услышанного в долетавших до него обрывках хохота.

Лера же шла спокойно, ничем не высказывая свой страх. Она казалась равнодушной и отстранённой от сальных шуточек, адресованных не кому иному, как ей и её спутнику. Ян же думал об унижении, об этой стадии, через которую проходят все подростки. Школа – это скопище подростков, которые ещё в этой жизни ничего не представляют и ничего не значат для общества. И каждый пытается самоутвердиться; кто-то за счет личных достижений, саморазвития и самореализации, например, как Лера и её творчество, а кто-то за счет других, за счет принижения и моральных издевательств, помогающих казаться значительнее за счет физической силы и слабости других. Для них слабый – это одиночка, и не важно, что он выше в плане морального и интеллектуального развития, главное, он один, его индивидуализм и непохожесть выделяют его, делая мишенью для тех, кто жаждет крови и зрелищ. А их жаждут почти все. Жажда рождается от скуки, а та в свою очередь от неприспособленности и неумения правильно распорядиться собой, своим потенциалом и временем. Люди гробят свой потенциал ещё в детстве, живя так, как живут другие, родители, соседи, одноклассники, серая масса, вливаясь в которую, становишься таким же серым и неразличимым. Так проще.

Ян не выделял себя, не ставил выше других, он просто следовал своим наклонностям, пытаясь понять, что он есть и что такое другие, но тем самым, он огораживал себя от остальных, не смешивая себя с общепринятыми закономерностями и правилами. И кого-то это злило – тех, кто так же мучился вопросами «кто я, кто ты?», но кто давно сдался, уже не надеясь найти ответы на эти вопросы и рассуждая проще: я – как все, а все – как я, и если ты не такой, как я, ты – изгой, а значит слабый.

Но Лера не была слабой. Ян да, его задевала небрежность окружающих, их суждения о нём, и другие это видели, пользовались этим, а Лере было всё равно, она смеялась над другими и не боялась это делать в лицо, ошарашивая других правдой и ломанием стереотипов, которые стали неотъемлемой частью людей неумных и отсталых.

Новичок не был просто глуп, он был озлоблен, возможно, на семью, на обстоятельства, но обстоятельства – это химера, иллюзия фона нашей жизни, зависящая от всех, а значит, и ни от кого. Но вымещать на ком то злобу надо, а проще всего добраться до слабых, тех, кого другие не поддержат, а наоборот, будут рады их унижению за то, что они, по их мнению, возомнили себя лучше других.

Унизить можно по-разному: сломать, заставив сделать что-то против себя, высмеять, уязвить, растоптать физически и нравственно, и все методы действенны, если ты к ним не готов. Ян не был готов к унижению. Не перед Лерой, этой новой Лерой, которая внушала ему робость и страх. И не сейчас, когда дружба, освящённая годами и преданностью вдруг стала на путь зарождения нечто иного, настолько хрупкого и эфемерного, что нельзя даже выразить словами. Ян, несмотря на то, что боялся этого чувства, ещё больше боялся его упустить, потерять, потому что понимал, если потеряет, то больше не вернёт, но и дружбы между ним и Лерой тоже не будет, потому что она осталась в прошлом. Это он прекрасно осознавал, как и угрозу, догоняющую их сзади.

Всё произошло мгновенно. Они шли под насыпью железнодорожных путей, как Ян только почувствовал, что падает, а затем услышал запоздалый вскрик Леры, которую оттаскивали от него чужие руки. Над ним, словно проклятие, раздался резкий неприятный гогот новичка, который искренне радовался и наслаждался падением другого. Этот смех и решил всё для Яна, которому показали его красную тряпку. Не слыша больше ничего, кроме этого лающего хохота, не видя ничего, кроме худой длинной нескладной фигуры с шапкой каштановых кудрей, Ян, кинулся на того, кто преждевременно праздновал свою победу, ускользнувшую от него с первым поднятием кулака как ему казалось поверженного врага. Ян наносил удар за ударом, одновременно отбиваясь от рук, вцепившихся в него, и пытающихся оттащить. Сила, в которую он сложил все обуревающие его переживания, все терзания и волнения стала несокрушимой, устрашающей, непреодолимой, именно потому, что Ян не просто отдался злости, он сам стал злостью, безумным гневом, впитавшим в себя всё, что было в нём, в его мыслях и душе.

Ян бил, наслаждаясь брызгами крови, видом рассеченной кожи и волос, перемазанных грязью. Сначала его пытались оттащить, но после того, как оба одноклассника также были опрокинуты на землю, они больше не решались подходить. Ян, слышал, словно издалека, их крики, смешавшиеся с криками Леры, которую он даже не видел, слышал храп и жалкий писк человеческого существа, безропотно лежащего на земле.

Всё это так же резко оборвалось, как и началось. Ян был вне времени, вне пространства, и сейчас две пары огромных рук вернули его в реальность, оглушительную своей умиротворенностью и привычностью. Леры уже не было. Его держали два огромных мужика, по форме которых Ян признал рабочих железнодорожников, а перед ним лежало не шевелящееся распростертое тело, жалкое, нелепое, способное вызвать лишь презрение, чем жалость. Два его одноклассника стояли в стороне что-то крича. У одного был разбит нос, у второго губа. Ян смотрел на дело своих рук и медленно приходил в себя.