Читать книгу По строкам лавандовых книг. Часть 2 - Екатерина Терлецкая - Страница 3

Полевой госпиталь находится не в цеху и даже не возле барака – это натянутый шатер, достаточно отдаленный от штаба. Раненых не меньше трех десятков, раны абсолютно разной сложности, начиная от пуль в мышечных тканях, заканчивая гниющими рваными дырами в теле, что вот-вот и перерастут в гангрену. Примуса среди них нет. Интересно, где он? Дал ли он уже свой отрицательный ответ майору?

Военный устав у Прим в крови, он никогда не согласиться на подобную сделку с совестью и никогда не предаст свои идеалы ради парочки дополнительных дней жизни. Надо быть совсем глупцом, чтобы не понимать: предателями Патриума закрывают самые горячие дыры на передовой, сохраняя так жизни своим, в то время как солдаты Ореона держат оборону на второй линии и дальше.

Одному за другим я обрабатываю раны. «Какие мерзкие двойные стандарты» – сказал бы глядя на это Прим. Ещё вчера я готова была стрелять в любого из них, одного даже убила, а сегодня спасаю жизни и облегчаю им боль. Приспосабливаться к ситуации – мой единственный талант если разобраться, но иногда, этот талант мне видится не большим, чем побочным эффектом психической хвори: больное сознание украшает любые события и помогает приспособиться к новым жизненным обстоятельствам. Вот только это действие временно… Наступает момент взрыва и всё – реальности больше нет, есть только лавандовая бездна, убивающие мозг фантазии и временные дыры в памяти, словно психоз сам определяет, что оставить мне, а что украсть, будто и не было вовсе.

В одном из отсеков полевого госпиталя слышатся смех и веселая болтовня, сразу видно, соседи по больничным койкам имеют преимущественно легкие ранения, вот и сохранили хорошее настроение и силы для разговоров. Почему-то голос одного из парней кажется очень знакомым.

– О! Новую медсестричку прислали, ― кивает в мою сторону один из друзей.

– И уж куда симпатичней нашего старого Бора, ― поддерживает его сосед.

– Покажи руку, ― говорю я самому шумному бойцу.

Парень поднимает на меня глаза и невозмутимо улыбается. Первое, что бросается в глаза – уродливый шрам вокруг глаза и на лбу. Я знаю его! Мы пристально смотрим друг на друга, и я узнаю в нём пьяного пограничника, что получил битой бутылкой в глаз. На мгновение перед глазами промелькнул день нашей первой встречи, я буквально снова вижу, как достаю осколки из окровавленной плоти, обрабатываю рану единственным доступным в кабаке антисептиком – водкой. Интересно, а что он видит сейчас? Возможно ли вообще в таком состоянии алкогольного опьянения запомнить проходящую мимо официантку? Надеюсь, что нет.

– Старая рана, но никак не заживет, ― говорит он, морщит от боли нос и снимает повязку с плеча.

Рана уже взялась гнилой коркой из-за неправильного ухода. На соседних двух койках солдаты с повязками в том же месте.

– Ничего, мы всё поправим сейчас, через несколько дней боль уйдет, ― успокаиваю своего старого знакомого. ― Хм… Какое точное попадание, ― разглядывая рану бормочу себе под нос, ― не задеты ни связки, ни кость, такое редко увидишь. Рана заживет, будешь как новенький.

Открываю рану следующего солдата и вижу ту же картину. Словно стрелок умышленно целился в точку, что выведет из боевого строя, но особо не навредит. Если бы я не видела, как Корп отправил пулю в лоб сбитым мною снайперам в лесу, могла бы подумать, что это те самые стрелки. Уверенна, мой выстрел пришелся именно в эту точку предплечья.

– Точное попадание? ― насмешливо переспрашивает пациент. ― Ну понятно, что может девчонка понимать в стрельбе! ― умничает, отмахиваясь от меня пренебрежительно рукой. ― Как только таких стрелков Патриум берет в рядовые?! Да он же из трех выстрелов не попал в цель ни разу! Хотя я даже благодарен этому кудрявому, был бы он меткий, я бы здесь сейчас не сидел.

Солдат виновато опускает глаза в пол, на его лице пробегает сожаление.

– А может, он просто не смог выстрелить в эту цель… ― еле слышно бурчит себе под нос мой старый знакомый, от его высокомерного тона не осталось и следа.

Я заканчиваю перевязывать последнего из друзей по несчастью, собираю инструменты и грязные бинты в судок с медикаментами, включаю всё своё женское обаяние, игриво улыбаюсь, и будто невзначай кладу руку на колено солдату с отвратительным шрамом.

– Ну что ж бойцы, скоро будете снова радовать нас своей храбростью в бою, ― улыбаюсь друзьям и перевожу соблазнительный взгляд на свою жертву. ― Ты не мог бы мне помочь с бинтами, донести к раковине в конце шатра, а то у меня рук не хватит.

Под игривый свист солдат, он встает с койки и следует за мной. Эти женские штучки, никогда не подводили меня в госпитале, когда флирт был единственным доступным обезболивающим для безнадежных больных. Как показала война – кабель в мужчине умирает последний. Подойдя к раковине в конце зала, я подаю парню кувшин с водой, прошу помочь обмыть мне руки. Удостоверившись, что нас никто не слышит, изображаю кокетливую улыбку и шепчу, глядя ему в глаза:

– Он не смог стрелять в цель, потому что узнал в тебе соратника. Так?

Мой вопрос ставит собеседника в ступор. Он льет воду подбирая слова, а я продолжаю улыбаться и хлопать по-девичьи глазками, только бы не привлечь лишнего внимания со стороны стражи.

– С чего ты это взяла? ― перепугано спрашивает он.

– Давай не будем тратить время на игры в верю не верю. Я прекрасно знаю, что ты солдат Патриума и, судя по всему, решил купить себе немного времени приняв предложение Каликса, но мы не о моралях и принципах пришли сюда поговорить. Скажи мне, ты знал того парня, что снял вас троих выстрелом в плечо?

Охрана госпиталя подозрительно разглядывает нас, моё сердце стучит, как сумасшедшее: я должна услышать ответ до того, как меня выведут из шатра! Кокетливо смеюсь, похлопывая собеседника по плечу, уловка с флиртом развеивает подозрения у зрителей.

– Мы не были знакомы лично, но встречались несколько раз в тренировочном зале… Думаю он… он узнал меня и не смог… не смог…

– Да-да, понятно, ― не выдержав неразборчивую мямлю перебиваю я собеседника, ― он не смог убить тебя и только ранил, а заодно и твоих новых друзей, так как запутался на чьей стороне вы воюете. Ты знаешь его имя?

– Нет, я же сказал, мы не знакомы.

– Как он выглядел?

Краем глаза я вижу, как заинтересованно поглядывают в нашу сторону мои конвоиры. Времени совсем не осталось, а кроме глупого мяуканья из этого бойца ничего не вытянешь.

– Светлый парень с глазами разного цвета. Легко запоминается, такое редко увидишь – гетерохромия, ― наконец-то по существу говорит он.

– Прим, ― хриплым шепотом вырывается у меня.

– Каликс держит пленных в примыкающем к шахте здании. Там есть подвал, стены бетонные, так что не выберешься. Обычно пленных больше двух дней не держат, но он вроде бы ещё там, и жив.

Глаза непроизвольно наливаются слезами, легкие склеились, я не могу сделать вдох. Внутри словно завязали узел, а от нехватки воздуха дрожат руки. Слёзы катятся по щекам – не могу их остановить, как и контролировать эмоции. Единственное, о чём я могу сейчас думать это только о том, что он жив! Ещё жив… Возможно, ещё жив…

– Эй ты! ― кричит в мою сторону один из стражников. ― Хватит тут улыбаться. Время идти!

Приблизившись он бьет с ноги по моей сумке, я отворачиваюсь, смахиваю слезу, поднимаю сумку и следую за стражниками на выход из госпиталя. Сейчас, я снова встану перед Каликсом, и должна буду сделать выбор – смерть или предательство Патриума.

Дорога к штабу, в раздумьях пронеслась как мгновение. Каликс с надменной улыбкой и без малейшего пренебрежения, что крайне меня удивляет, снова сидит передо мной в старом кресле, закинув ноги в грязных сапогах на стол. Я вытираю потные ладони о подол платья и сглатываю ком ужаса, что не дает мне дышать.

– Как наши солдаты? ― спрашивает майор, скрестив руки на груди.

Золотая печатка на безымянном пальце майора отблескивает зайчиком на стены, отвлекая моё внимание от нарастающей паники. Как для майора прифронтовой линии, украшение не доступное, в Литоре такого не увидишь.

– Есть запущенные раны, но критичного я ничего не увидела. При правильном уходе, в течении недели большая часть солдат смогут вернуться в строй, ― отвечаю я.

– Хорошие новости! ― практически прихлопывая восклицает майор. ― Но мы собрались сейчас не об этом говорить. Так ведь, Лаванда?

Я молчу, продолжаю вытереть ладони о подол. Как тут выбрать?

– Времени на раздумья было достаточно! Какой твой ответ, девочка?

Майор раскачивается на стуле и каждый удар деревянной ножки об пол раздается эхом у меня в груди, заставляя сердце сжиматься. По обе стороны от меня стражники с оружием в руках, фантазия рисует сцену, в которой после отказа от предательства звучит выстрел, и пуля пробивает мой худой живот. Вместо ответа, я снова и снова прокручиваю в голове сцену своей смерти.

– Что со мной будет, если я не приму сторону Ореона? ― осмеливаюсь спросить.

– Тебя ждет трибунал по законам Ореона, ― грубо отвечает Каликс, видимо моя трусость ему уже надоела.

«Трибунал по законам Ореона» – как же пафосно это звучит… Но у меня нет права умереть сейчас, когда Прим так близко. Принять сторону Ореона – это дорога в один конец. Вериния, Лидия, Триша, Джудин – я никогда больше их не увижу. Дорога на территорию Патриума будет для меня закрыта навсегда. Северус, Корп, Арбор, Брутус… Я никогда не смогу выстрелить в своих соратников и меня всё равно ждет трибунал за невыполнение приказа командира. Брут! Вдруг я понимаю: Брутус затеял разговор перед спецзаданием неспроста! Помимо унижений он пытался мне сказать что-то важное, то, что должно было спасти мне жизнь. Пытаюсь дословно вспомнить, что он говорил: «Снайперов ждет мгновенная смерть», «Медсестричка может выиграть время» – похоже это время я уже использовала. «Запомнить нужно другое – мятежники не убивают детей, и не выводят их на фронт» – вот почему Прим до сих пор жив! Трибунал по законам Ореона, а Прим всего семнадцать лет. Огромный прилив сил подобно молнии бьет по телу. Надежда – какое теплое оказывается чувство, а я уже успела его забыть.

– Я не слышу твой ответ! ― резко бьет огромной ладонью по столу майор.

– У вас среди пленных есть мальчик Литора, ― неуверенно начинаю я, ― у него кудрявые волосы и глаза разного цвета. Какой ответ он дал?

Мой вопрос яростью отражается у Каликса в глазах, но он держится абсолютно непоколебимо, громко сглатывает и спокойно говорит:

– Ты отвлекаешься от темы.

– Мне важно знать ответ на мой вопрос, ― продолжаю стоять на своём.

– Зачем тебе это?

– От этого зависит моё решение.

Заливаясь смехом Каликс закидывает голову назад, и встает со стула. Его пронзительный взгляд проходит сквозь меня. Он совсем не похож на военных, что я знала раньше, майор Патриума уже бы превратил моё худощавое тельце в решето за пререкания и лишнюю болтовню, но не Каликс. Его лицо, словно заревом залито интересом к моему поведению, словно его забавляет пустая болтовня со мной. Или может не зависимо от того что я отвечу, моя судьба решена, и весь этот разговор, лишь театральное представление на потеху молодому майору? Таинственное появление платья в избушке Марии посеяло чувство, что все не случайно, что всё идет по плану, о котором я не знаю, а теперь ещё и это странное поведение Каликса.

– Серьезно? ― заливается смехом майор. ― Первая школьная любовь?

– Что? Нет! ― вскрикиваю я.

Слова о любви бьют в каждую клеточку тела. Когда это мы успели сменить тему моей смерти и перейти к обсуждению личной жизни?

– Я жду твой ответ Лаванда!

Складывая руки на груди, майор опирается на стол и пристально смотрит в ожидании ответа.

– Этот мальчик, сын одного из командиров Литора. Представляешь, как тебя похвалят за вербовку в предатели самого сына командира?! ― вдруг врывается у меня.

– Мне плевать кто он, Лаванда. Хотя идея интересная, ― с улыбкой цедит сквозь зубы. ― Какой твой ответ? ― настаивает на своём майор.

– Дай мне время, я уговорю его принять решение в пользу Ореона. Так вы получите в союзники нас обоих.

Каликс игриво подымает бровь.

– Значит ты принимаешь предложение и готова стать в ряд с моими бойцами и самоотверженно бороться за независимость и благополучие Ореона?

И снова я должна играть, не зная правил, но он явно готов принять мои условия.

– Нет. Мне нужно время и встреча с парнем. Только тогда я смогу сделать выбор, ― отрезаю я.

Колеблясь с ответом, Каликс громко вздыхает.

– Глупая девочка… С чего ты взяла, что можешь тут устанавливать свои правила?

– С того, что у твоих стражников даже оружие не заряжено, мы болтаем о бабочках уже более десяти минут, отнимая твоё драгоценное время. Похоже тебе нужен мой положительный ответ, иначе почему я ещё жива?

Улыбка с лица Каликса сходит быстрее, чем я замечаю, как дерзко перешла на неуважительное «ты» в обращении к молодому майору. Резко поднимаясь из-за стола, он достает из ящика пистолет и стреляет в пол у меня между ног. Ужас насквозь пронизывает тело, завязывает желудок на узел, капельки пота стекают по затылку за шиворот, а удушливая волна заставляет меня хватать ртом воздух точно, как рыба, которую вынесло волной на берег. От нехватки кислорода, я вот-вот потеряю сознание.

Каликс подходит впритык, и шепчет мне на ухо:

– Чтобы тебя убить, заряжать оружие не обязательно.

Пытаюсь успокоиться, прийти в себя после испуга и начать нормально дышать, но похоже это займет больше времени чем мне бы хотелось. Хватаю одной рукой себя за шею, а второй расстегиваю пуговки на платье, в надежде, что получится вдохнуть на полную грудь. Майор не спеша наливает полный стакан воды из кувшина и смакует каждую секунду моего удушья, того как я опускаюсь на пол, упираясь руками в холодный бетон, чтобы только не упасть в обморок. Он делает два шага вперед, нависает надо мной, как огромная машина-убийца и выплескивает содержимое стакана мне в лицо. Холодная, свежая вода смывает пот, а легкие открываются словно я вынырнула после длительного погружения под воду. Я дышу!

– Отвести её в могилу! И пусть смотрит на все прелести этого места! ― отдает команду своим сторожевым псам.

– У тебя есть время до рассвета, и учти, больше по твоим правилам не будет! Надеюсь ты не пожалеешь, что у вас выбор один на двоих, ― говорит мне напоследок майор.

Не оставляя себе попыток отдышаться, я поднимаюсь с пола, вытираю рукавом лицо и смотрю на майора. Откуда он знал, что я так реагирую на испуг? Мне кажется я снова теряюсь в реальности, не различаю где сумасшествие. Платье, приступ – как это объяснить? Это реальность? Один из стражников толкает меня в плечо так сильно, что чудом не выбил его из сустава. В лавандовых кошмарах я не чувствую боли, только страх перед болью – это реальность.

Послушно следую к месту со страшным названием «могила». Территорию, отведенную для тренировок и учений мы давно прошли, но всё ещё находимся за колючей проволокой под напряжением, что ограждает территорию штаба. Перед нами вырисовываются обломки старого цеха, видимо на этом месте раньше было такое же здание с высокими бетонными стенами, как и то где меня держали, но сейчас уцелела только большая часть одной из несущих стен. Внутри обломков отдельным коридором к стене протянута колючая проволока, она ведет к подвальному помещению. Вся стена словно мольберт начинающего художника авангардиста, хаотично забрызгана багровыми кляксами, что в совокупности создают картину с привкусом смерти. Стражник бьет меня в левый висок, я теряю равновесие и падаю на обломки разрушенных стен, сбивая ладони в кровь.

– Что вы делаете? ― кричу я.

Он связывает мне за спиной руки, хватает за волосы и фиксирует голову в одном положении не позволяя встать.

– Майор приказал, чтоб ты смотрела, ― грубо отвечает солдат.

– Что? Я не понимаю… Отпусти, мне больно!

Острые камешки впиваются в колени, а голова ужасно пульсирует от удара. Я пытаюсь вырваться, но мои брыкания безуспешны, только делают хуже, заставляя стражника стягивать в кулак косу ещё сильнее. По периметру стены вдоль коридора с колючей проволокой выстраиваются солдаты с оружием, один из них держит собаку. Из двери в подвал выходит двое мятежников, а вслед за ними связанные между собой наручниками и цепями солдаты Литора.

Я бегло вожу глазами от солдат до стены, к которой их ведут, багровые брызги словно веточки ели, обозначают место казни. Некоторые из пленных от изнеможения и побоев еле передвигают ногами. Я всматриваюсь в лица, гематомы и кровоподтеки искажают их до неузнаваемости, но последних я узнаю сразу – это Тео и Трибус. Под вой собаки пленные неспешно несут свои тела прямиком по коридору к рябой стене. Мои глаза наполнены слезами, а боль в груди словами описать невозможно.

– Нет… Пожалуйста, нет! ― умоляю я, кричу во всё горло, но меня словно и нет здесь, никто не обращает внимания на мою нарастающую истерику.

Не могу смотреть на это, зажмуриваю глаза, но стражник дергает за косу, заставляя любоваться казнью. Солдат с собакой отдаёт приказ, и грохот выстрелов рассекает воздух. Бездыханные тела падают на землю, а брызги крови рисуют новые витки картины на стене.

Я кричу так громко и так долго, как только выдерживает горло. Сложно определить сколько времени после суда тела лежали на земле до прихода гробовщика, но мои голосовые связки к тому времени уже давно перешли на тихий хрип, сопровождающийся острой болью. Руки мне развязали, на запястьях остались стертые в кровь следы от веревок. Ноги сомлели, подняться с колен не так просто. Я обессилена. Всё вокруг размыто, словно я маленькая рыбка, что плавает в круглом аквариуме и смотрит на мир через призму плотного стекла. Фоновые звуки то шипят, то издают резкий скрип – это стражники разговаривают между собой, или возможно со мной, но я не разберу ни единого слова.

Тяжелыми шагами ко мне неспешно подходит Галлус, он держит в руках лопату с деревянной рукояткой и склонившись что-то говорит. Я пытаюсь встать, но удар лопатой снова прибивает меня к сырой земле. Дальше всё словно вспышками, то всплывает перед глазами, то устремляется в бездну, углубляясь в кромешную темноту: меня ведут к стене казни, мы обходим её с обратной стороны и перед моими глазами расстилается перекопанное поле, в начале которого выкопана огромная яма предназначенная для захоронения солдат. Теперь понятно почему это место называют «могила». Гробовщик по одному переносит тела, завернутые в окровавленные грязные простыни и скидывает одно на другое в яму. Горечь рвоты подкатывает к горлу. Мне отдают приказ, мотивируя к действию сильным ударом по лицу. Извиваясь в судорогах рвотных позывов, принимаюсь его выполнять – я хороню своих друзей.

Тяжелая, влажная земля падает с моей лопаты засыпая тела молодых ребят. Вот она – война, такая, какая она есть! Окровавленный, завернутый в грязные простыни, Тео медленно исчезает под грудой сырой земли, но никогда не исчезнет из моей памяти, он навсегда останется для меня веселым мечтателем, тайно влюбленным в рыжую девушку. Я никогда не узнаю, почему он изменил свою цель и не примкнул к мятежникам, возможно, не смог принять, что желанная для него сторона, оказалась ничуть не лучше той, от которой он так стремительно без оглядки бежал, но он сделал свой выбор – принял неизбежную для всех нас смерть сейчас, так и не дождавшись заветного первого свидания. Я же, не могу себе позволить такой выбор. Горячие слёзы застилают глаза, и я падаю на рыхлую землю без сил.