Читать книгу По строкам лавандовых книг. Часть 2 - Екатерина Терлецкая - Страница 6
ВЫБОР
Глава 5
ОглавлениеЯ боюсь спать с тех пор как оказалось, что могу проснуться спустя полгода, хотя фактически сон длится несколько часов. Сновидения этой ночью больше похожи на жемчужное ожерелье, где картинки из прошлого нанизываются одна за другой на длинную нить моей тонкой и надорванной местами психики, накаляя внутренние страхи. Стражник будит меня около одиннадцати утра, перед самым приездом в Монтис. С момента восстания и провозглашения себя народной республикой, Ореон присвоил Монтису звание столицы. Город миллионник, один из немногих на территории всего, ранее целостного, Патриума стоит у подножия высокой горы в окружении леса, благодаря чему славится своей горной промышленностью. Окружающие Монтис шахты единственные кормилицы всего восточного региона. После оккупации нестабильная экономика Патриума пошатнулась ещё больше, слишком велики потери промышленности.
Всю красоту здешних мест, пейзажи гор и леса я проспала, но зато стала свидетелем въезда в город. За ограждением из металлической проволоки под напряжением, что в несколько слоев обматывает здешнюю столицу, стоит огромный современный город с высокими домами, выкрашенными в разные цвета, подстриженными газонами и молодыми деревьями. Складывается впечатление, будто весь город лет пять назад стерли с лица земли и построили заново под линеечку, по чертежу какого-то психа перфекциониста, что вымерял расстояние между домами до дециметра. Увидеть в городе высокое дерево – крайняя редкость, возможно только в парковой зоне далеко от жилого массива. Яркие цвета прямо-таки играют повсюду: цветные дома, лавочки и даже придорожные фонари. Этот город кардинально отличается от Литора, он как ненастоящий, словно это декорации для телешоу, а не дом для живых людей. Всё неестественно замерло в витринах и на пешеходных зонах, от идеально высаженных тюльпанов, до улыбок новоиспеченных мамаш.
На вокзале нас встречает эфор Руд и её ассистент и верный друг Браун, который навязчиво просит называть его Бри. К моему огромному удивлению дополнительной охраны нет, из сопровождающих стражников нам достались только двое. Бри старше моей матери, среднего роста и достаточно мелкого для сформировавшегося мужчины телосложения. Его внешний вид вполне соответствует Руд: выбритые наголо виски выдают своим слегка пробившимся щетинистым ежиком истинную седину волос, что спрятана под краской нежно-розового цвета, которой выкрашен хвостик на макушке. Левую, немного подбритую до тонкой извилистой дуги бровь украшает ряд круглых металлических колечек, вторая соответствует своему естественному виду. Узкий пиджак с широким отворотом на груди и воротником стойкой эти любители эпатажа конечно же называют не скучным названием «голубой», а модным – «небесный», визуально он удлиняет тело мужчины и подчеркивает манерность присущую каждому движению бедер и беспрерывно жестикулирующей в процессе разговора руки. Об умении Бри плавно вращать головой не хочется даже говорить, ведь у него это получается куда изящней чем у меня.
Руд оказалась стройнее чем на экране, но о том, что видеосвязь полнит говорить не стоит, во избежание обморока голубушки, она наверняка не сумеет смириться с такой страшной тяготой её бытия. Ощущение, что со мной играют в игру, о правилах которой не уведомили в начале, нарастает с появлением каждой шокирующей детали. Мне очень хочется поделиться страхами с Прим, но он сейчас кажется от меня дальше чем чудаковатая Руд и её женственный пресмыкающийся Бри. Под охи и ахи они говорили: «Что за мерзость на вас надета» и: «Ты только посмотри на эти синяки под глазами, а эти ужасные волосы!», а потом, без каких-либо объяснений, о которых просил Прим, нас привезли в высокое стеклянное здание под названием Форд. Удивительная технология постройки! Абсолютно все стены из непрозрачного стекла, а шумоизоляция просто восхищает. Дизайн коридора и комнат чем-то напоминает мне тренировочный центр в Литоре, будто проектировал один и тот же человек.
Руд обещала все объяснения и детальный инструктаж за ужином, но только после того как мы преобразимся в человеческий вид. Глядя на этих двоих мне страшно спрашивать, что в её понимании человеческий вид. На прозрачном лифте мы поднимаемся на тридцать восьмой этаж, здесь только холл – он же столовая и гостиная, больше чем весь мой старый дом вместе взятый. Из холла по разные стороны расположены спальни, нам сказали, что некоторое время мы можем считать их своими. Первая хорошая новость за сегодня! Теперь я точно знаю, что это «некоторое время» мы останемся живы. Странно, но находясь в адском котле Патриума – в Литоре, под свистом пуль и прицелом тысячи боеголовок, в окружении солдат, в самом эпицентре военных действий я чувствовала себя в большей безопасности, чем сейчас, среди душистых простыней и мыла под надзором женщины, что даже не совладает с высотой собственных каблуков.
Неизвестность – залог всех страхов. В Литоре я точно знала сценарий худших и лучших событий каждого прожиточного дня. Я знала врага в лицо. Враг – война. В Монтисе, как в лавандовом кошмаре – худший и лучший сценарий неизвестен. Чтобы привести нас в человеческий вид, эфорам пришлось разделиться. «Я выбираю девочку!» – игриво выкрикнула, подскакивая на одном месте Руд, словно я не человек, а приз на конкурсе гламурных нарядов и ей выпал шанс выбирать первой. Нас развели каждого в свою комнату и конечно же приставили к двери личного стражника. Все двери на магнитных замках, чтобы выйти, нужно приложить электронный ключ с установленным правом доступа. У Руд, к примеру, ключ – это золотистый широкий браслет со стеклянным окошком по центру запястья. Выпрыгивать с окна тридцать восьмого этажа будет только самоубийца, выхода без магнитного ключа нет, так что работа стражника, насколько я понимаю, заключается в том, чтобы следить, как бы я не устроила кровавую бойню Руд. Не знаю, как всё проходит у Прим, но меня эфор заставила вычищать грязь со всех трещинок тела, а потом вызвала в подмогу мастера, что стриг, чесал, одевал меня, и маскировал мне ссадины и раны. Я далеко не из робкого десятка, но даже мне было ужасно стыдно раздеваться до гола демонстрируя все прелести и изъяны тела абсолютно чужому человеку, пусть и мастеру красоты. Они шептались между собой обсуждая меня, о чём конкретно я так и не разобрала, но по отдельным фразам поняла, что меня необходимо откормить, грудь кажется пышной для моих малых лет. Но мне уже семнадцать! Что за дикие стандарты в этом пластилиновом царстве?
Среди людей, что мне встретились в Монтисе, Руд и Бри очень выделяются яркостью внешнего вида, остальные выглядят вполне естественно, я бы даже сказала, одеты куда более сдержанно чем завсегдашние любительницы ночных гулянок Литора. После изнурительных шести часов полного тюнинга (как выразилась бы Вериния) моего тела и внешнего вида в целом, я наконец поняла почему Руд сказала, что все разговоры за ужином, просто мы закончили, когда на улице уже стемнело.
Под бурные аплодисменты мне позволяют посмотреть на себя в зеркало, на минуту они даже заставили меня улыбнуться, я почувствовала себя звездой. Я стою перед высоким зеркалом, что отражает не только меня в полный рост, но и немалую часть комнаты, дыхание замерло, а глаза не могут оторваться от увиденного. В отражении совсем молоденькая девушка не старше пятнадцати лет, скромно одета. Мне подстригли волосы, теперь они едва спускаются на сантиметр-два ниже лопаток, от чего ощущается непривычная легкость головы, плавные локоны ложатся на плечи. С помощью какой-то маски мне отбелили лицо, выщипали и немного подстригли брови, покрасили ресницы в черный цвет, благодаря чему теперь не нужно красить глаза тушью. Ногти аккуратно подравняли, и придали им полукруглую форму, а ещё отшлифовали каким-то прибором так, что они без лака блестят, как глянцевые.
Темно синие обтягивающие брюки с высокой посадкой и вставками из эко кожи вдоль ног от бедра и до лодыжки, подчеркивают стройность, но смотрятся строго, точно школьная форма. Черный джемпер из мягкой тоненькой шерсти с высоким горлом, прикрывает асимметричный темно-синий кардиган с большими карманами со вставками, как на брюках. Руд объяснила: кардиган предназначается скрывать формы, ведь не прилично такой молодой девушке выставлять на показ свои прелести. Девушка из отражения в зеркале выглядит в точности, как настоящая я несколько лет назад. Я завороженно любуюсь собой представляя, что в моей жизни не было войны, и я по-прежнему та взбалмошная девчонка, которая перебирает мальчишками и мечтает выйти замуж за уважаемого человека, чтобы выбраться из социальной дыры. Шестичасовая пытка красотой, предназначалась для того, чтобы превратить меня из замурзанной рядовой в девочку младше своих лет. Но зачем?
Мы с Руд наконец-то выходим в холл к ужину. Мужчины покорно ждут за столом, не притрагиваясь к пиру. Строгое военное воспитание Прим заставляет его при виде женщин встать из-за стола, наши глаза встречаются. Он смотрит на меня широко распахнув свои длинные ресницы, словно увидел приведение. Если задуматься, наверное, так оно и есть, ведь я сейчас в точности та девчонка к которой он с удовольствием пробирался почти каждую ночь в окно и делился секретами. Свободные темные брюки и обтягивающая торс футболка графитного цвета, только подчеркивают его спортивное телосложение, так что в отличие от меня, похоже из него умышленно сделали типичного супермена. Светлые кудряшки, что так мне нравились ещё с детства немного срезали, открыв виски, но оставили золотистые волны удлинённых волос сверху. Странно видеть Прим с такой прической, но должна отметить, он выглядит гораздо мужественней, и ещё привлекательней. Руд тащит на себя стул, его тяжелый скрежет убивает тишину, мы притворяемся, что вовсе не увлечены друг другом и переводим взгляд на эфора.
– Какие прелестные девочки! Мои звездочки! Мы тут уже с голоду умираем пока вы собираетесь к ужину. Ох уж эти женщины, ― женоподобно отмахивается Бри. ― Ты, как всегда, прекрасна моя прелесть.
Он тянется через стол, чтобы поцеловать руку Руд в знак закрепления своих комплиментов. Со стороны все выглядит так театрально наигранно, что кажется эти двое из прописанного сценаристом образа вообще ни на минуту не выходят.
На пухленькой Руд туго затянутый корсет, что прямо-таки вываливает большую часть её души напоказ, а пачка до колен, точно как у балерины, с кроссовками на высокой платформе и гетры, буквально рвут шаблоны известной мне моды.
– Душенька, ты хоть заметила, что я к ужину переоделась в лавандовые оттенки? Это я так хотела сделать тебе приятно, ― пищит, часто моргая моя новоиспеченная надсмотрщица, но я основательно занята едой.
Еда ― единственное, что сейчас меня беспокоит. Клянусь всеми святыми, если притушить фоновую музыку, что играет непонятно откуда и заткнуть ванильную болтовню эфоров, можно услышать, как мой желудок от голода выводит гимн Патриума. Рассматриваю плотно заставленный стол: при виде такого количества еды я готова потерять от счастья сознание. Никаких изысканных блюд, по типу коронного Лидочкиного кролика в белом соусе, нет, всё предельно просто и максимально вкусно: куриные кусочки филе с золотистой корочкой, свиной антрекот, чалагач на гриле, жареный пеленгас и всевозможные печенье овощи, а ещё божественно ароматные круглые булочки.
– Угу, ― единственное, что мне хватило сил промычать в ответ, набивая полный рот вкуснятиной.
Кажется, слюна вырабатывается быстрее, чем я жую.
– Дорогая, не набивай полный живот мясом! ― глядя на меня в панике вопит Руд. ― Тебя нужно хорошенько откормить до выходных, а если ты будешь такими порциями тяжёлой еды бомбить свой бедный желудок, спровоцируешь только несварение. Придется садить тебя на диету.
В словах манерной Руд, однозначно есть толк, но я не могу остановиться, быстро жую засовывая мягкий кусочек булочки в рот. Прим так и не притронулся к тарелке, вместо ужина он засыпает надзирателей вопросами.
– Теперь, когда мы чистые даже в самых труднодоступных местах и разодеты в новую одежду, вы можете наконец-то объяснять, что здесь происходит?!
– Конечно. Здесь происходит ужин, ― тонко язвит в ответ Бри, изящно разрезает цуккини на тарелке, накалывает вилкой и красиво кладет в рот.
При виде отточенных манер Бри, что четко соблюдает все правила этикета за столом, я представляю, как я нелепо и мерзко выгляжу со стороны, набрасываясь на еду, точно голодный волк. Стараясь подражать эфору я выпрямляю спину.
– Это всё очень странно… Я ничего не понимаю. Это какой-то последний торжественный ужин перед тем, как нам в руки всунут оружие и вернут на передовую? ― продолжает Прим.
– О, нет! Что ты такое говоришь? ― заходится классическими охами Бри, вытирая уголки рта хлопковой салфеткой. ― Оружие – это теперь вы!
Жуткие слова звучат так естественно и непринужденно, что нам с Прим требуется некоторое время, чтобы осмыслить их и выдавить из себя в один голос возмущенное:
– В смысле?!
– Дело в том, мои дорогие девочка и мальчик, что настоящая революция, далеко не ограничивается безумным выпусканием пуль друг в друга, ― включается в разговор Руд. ― Подумайте сами: если народ погибнет на передовой, кем будет управлять президент? Самая коварная война, не на границах в рукопашном бою, а в СМИ. Информация и умение правильно её подать, куда лучше справляется с завоеванием территорий и властью. К счастью Креон Деус, это понял быстрее чем президент Джоув, именно поэтому, позиции Ореона сейчас куда крепче чем у Патриума. Конечно же, порядочно расшатанная и, в большей мере, уже призрачная власть Джоува, всё ещё держит высокий уровень влияния на западный и центральный регионы государства, но это временно, мои котятки… Временно… Времена тоталитарного режима в прошлом, и мы с вами сейчас стоим на самом пороге будущего. Уверяю, ваши имена войдут в историю, если вы конечно же будете паиньками, ― надевая наигранную улыбку протягивает Руд, как бы намекая на то, что другого мирного пути у нас нет. ― Вы, теперь главное информационное оружие Ореона! Во всяком случае пока, ― несколько замялась эфор. ― Помню-помню, мои голубчики, что обещала полную картину и разъяснения о вашей новой миссии, и вот мы плавно подошли к этой части нашего душевного ужина! Только вы кушайте мои дорогие. ― Указывает длинными пальцами нам в тарелки. ― В ближайшее время из вас дети, сделают настоящих звездочек экрана. Вы расскажете людям всю правду о том, как диктаторская власть Патриума сломала вас и отобрала не только детство, семью, моральные ценности, близких, язык, веру, но и самое главное – право выбора. Ближайшие несколько дней мы с вами будем полностью подгружены в подготовку к балу, где вы будете представлены политической элите Ореона, а после займемся съемками роликов. С разрешения командира их пустят в эфир, а после перейдем к съемкам телепередачи и ток-шоу с вашим участием.
– Ах! Это моя любимая часть! ― трепещет в сладком предвкушении Бри.
– Да-да! Нам предстоит много работы! Это так волнительно! А я ещё даже не определилась с тонами наших костюмов, а ведь бал уже совсем скоро. Как ты относишься к лиловому, душенька? Это могло бы подчеркнуть твоё имя, ― обращается ко мне Руд.
Руд была полностью права, когда говорила, что мне не стоит много есть. Ком подкатывает к горлу, и я не могу разобрать, то ли это от количества мяса, то ли от бурлящей крови, что как водопад со скоростью несется по всем моим венам. Смерть, служба в рядах повстанцев, грязная работа в госпитале, даже гробовщик на передовой – все это я представляла, прокручивая неисчисляемые варианты своей роли в Ореоне, но политическая шлюха на экране, своей вычурностью бьет все рекорды.
Методы влияния на толпу в Ореоне должны кардинально отличаться от методов прежней власти, поэтому деспотизм и диктаторство преподносят тупой толпе на блюде информационного зомбирования. Цель – выставить политику Джоува варварской во всех красках с правильного ракурса, убедить людей, что мятеж единственный правильный выбор – их выбор. Что может быть более жалким, чем двое детей, которые с экрана рассказывают, как Патриум заставил их убивать? Вот для чего из меня сделали подростка! Вот для чего все эти почести, пиршества и две цветные няньки – нас просто должны убедить в том, что Ореон позаботится о нашем благополучии, взамен на наши откровения. Теперь понятно и то почему Прим был жив, но для меня эту карту разыграли иначе: что это снисходительный майор пошел на уступки принимая мои условия. Да Каликс первый, кто был заинтересован заставить несовершеннолетнего сына командира рассказывать, как власть силком отправила его на верную смерть.
– Стоп! ― не сдерживаю эмоций и бью кулаком по столу. ― Во-первых, давайте не будем делать из нас идиотов, а будем называть вещи своими именами: не Патриум забрал у нас детство, а разгоревшаяся революция, в которой виноваты все! А во-вторых: язык, вера, моральные ценности?! О чем речь?
Не вижу и капли удивления на лицах эфоров и Прим, словно я единственная за столом, кто впервые слышит об этом.
– О политическом преследовании всех и каждого, кто говорит на любом языке, кроме государственного – латыни! Мы с Руд, собственно говоря, поэтому отказались от Патриума. Это уже перешло все границы как по мне, ― возмущенно отвечает Бри, запивая вином из бокала следы излишней нервозности.
Латынь официальный язык?! Кто бы мог подумать. Как же я ненавижу латынь…
– Так вы политические беженцы? Или что-то типа того? ― спрашивает Прим.
– Как грубо! ― осекает его Руд. ― Никакие мы не беженцы! Мы те, кто выбрал будущее. Те, кто требует это право – право выбора! И поэтому мы здесь.
Эфоры одновременно прикладываются к стакану сбавляя обороты своего волшебного, как единорог, настроения с ванильным эхом.
– Правда здешние люди очень отличаются от нас, ― поддерживает разговор Бри, ― и здешние правила, и вкусы тоже… Нельзя конечно винить за это людей, ведь прожить пять лет за высоким забором, не так-то и просто. Никакого чувства моды и вкуса! Я так скучаю по Модной Площади в Кепитисе. Яркие витрины и огромное разнообразие модных вещичек и аксессуаров! Надеюсь, когда мы наконец отстоим своё право на выбор, мода вернется в нашу жизнь.
– Почему в Литоре ничего не знают об этих нововведениях? ― пытаюсь вернуть разговор от гламура обратно к сути.
Отставив в сторону манерные штучки, как ни странно, Бри старается достойно ответить.
– Серую зону мало коснулись волнения государства. Вы, по сути, последние годы были своего рода буфером между двумя силами, огорожены от жизни государства. Несколько лет назад Джоув выпустил ряд законов, что варварски ограничили права своих граждан. Очередное требование Западного Альянса – национализация. Первые, на тот момент ещё мирные митинги повстанцев, дали Джоуву ниточку за которую можно дернуть, убедив людей в необходимости радикальных мер. Он обвинил мятежников в том, что они пропагандируют сепаратизм, разрушая любовь к государству настоящих патриотов. После такого заявления был внедрен закон о патриотизме. Он включал в себя принятия исконных основ государства: уважение к символам – герб, гимн, национальный язык – латынь, и отречение от церкви, так как церковь лишь один из способов управлять людьми, а в Патриуме только одна власть, и та принадлежит правителю. Первый год всё было терпимо, люди относились скептический к нововведениям, не принимали особо в серьез, но находились и ярые поклонники националистического режима, это привело к очередной волне недовольств и разожгло огонь мятежа до тех масштабов которые вам двоим пришлось увидеть изнутри… Теперь у нас есть государство, в котором ты либо принимаешь правила, написанные Джоувом, либо ты получаешь статус антипатриота. Антипатриот – сепаратист. Сепаратист – враг.
Серьезность слов и то как он их произносит, идет целиком и полностью в разрез с общей картиной на которой немолодой мужчина с цветными волосами в приталенном пиджаке намазывает джем на тост и отсербывает маленькими глоточками красное вино из широкого бокала.
– Ну ладно, не будем о грустном за ужином, это портит аппетит, ― вздыхает Руд.
– Ты думаешь с этой девочкой такое возможно? ― искоса кивает в мою сторону Бри.
Аппетит действительно пропал, как и любые вопросы, поэтому остаток вечера мы слушаем о правилах поведения за столом и о том, чему нам необходимо научится перед выходом в свет. От обсуждений оттенков, что срочным образом нужно определить, до первого визита лицовщика, нам так же некуда деться. Перед уходом эфоры выдают нам личные магнитные браслеты. Теперь и у меня есть разрешение на передвижение по периметру тридцать восьмого этажа Форда, что был отведен для нашего удержания. Стражники остались караулить за дверью, наконец-то можно вздохнуть полной грудью.
Обманчивое ощущение свободы накрывает с головой, словно я наконец-то избавилась от тысячи глаз, что следят за каждым моим движением. Я надеялась, что Прим останется со мной и мы обсудим новости, от которых голова идет кругом, но громкий хлопок двери в его комнату дает четко понять, что этого не будет. Какое-то время я сижу в холле в надежде, что он выйдет. Утомившись от ожидания подхожу к его двери, касаюсь браслетом, но кроме звука сработки доступа ничего не последовало, видимо дверь заблокирована изнутри.
Тошнота не проходит, а рвота, что мучает меня уже больше часа, явно знак: завтра не стоит есть столько мяса. Как только удаётся успокоить свой желудок у меня появляется время обдумать сегодняшний день и в первую очередь слова Бри. Обессиленная, я падаю, раскинув ноги и руки на огромную, мягкую кровать уставившись в потолок. Первая мысль: часть ужина с описанием тоталитаризма, что поглотил Патриум, лишь часть игры, в которой нас должны убедить, перед тем как заставят убеждать других – революция единственная панацея от болезни государства, имя которой – президент Джоув. А что если это правда?
Литор пять лет находился под куполом коррупционных сделок и пристальным военным контролем. Мы жили, как отшельники в своём маленьком мире, где были правила, написанные ради правил, и правила, о том какие правила, когда и в каком объеме можно нарушать, а когда нет. Ротированные командиры устанавливали свои законы и порядки, а гражданские погрязшие в нищету и скованные сложной системой правил просто пытались выжить. Город был закрыт от общественной жизни и СМИ, которые по словам Руд занимают лидирующие позиции в революции.
Когда родилась Мэл у Сонечки дома, в клетке жила семья хомяков, с которыми мне разрешали играть, я их называла семейство Пундик, или проще – Пундики. Был папа Пундик, его излишне упитанная супруга Пундик (которая однажды съела кусок шторы), а ещё у них было двое маленьких Пундят. Специально для семейства пушистых была построена огромная клетка, в которой, как в кукольном домике, я разделила территорию на зону для отдыха, столовую, место для сна и всё такое. Это были веселые пушистики, они жили полной жизнью и наверняка были уверены, что клетка это и есть весь мир, о котором им все известно. К примеру папа Пундик считал своим излюбленным местом колесо, в котором бегал большую часть дня, а мама Пундик явно не была довольна кормежке по часам и требовала еду гораздо чаще, чем ей полагался паёк. Так они беззаботно жили пока Веста по своей невнимательности не перепутала коробку сухого корма, предназначенного им на обед, с крысиным ядом. Торжественный похорон проходил на заднем дворе, приглашенных было мало, зато на следующий день, дабы почтить память усопших, Сонечка высадила на их могиле куст гортензии. Ещё тогда, стоя над маленьким холмиком в форме могилки, меня посетила странная мысль: как это здорово быть хомяком, что прожил жизнь в полном неведении того, как на самом деле устроен мир. Вот к примеру: если бы папа Пундик знал, что в мире существуют тысячи холмов поросших высокой, свежей травой по которым можно бегать то вверх то вниз наслаждаясь лучами солнца и мягкими листьями под лапами, а мама Пундик знала бы, что в мире есть тысячи садов, где можно есть сколько угодно свежих, только доспевших яблок, не дожидаясь пока кожаная рука бросит в тебя только три дольки – смогли бы они радоваться той жизни, что у них была?
Размышляя о словах Бри про варварские законы Патриума о которых, я даже не знала, я представляю Литор той самой клеткой семейства Пундиков. Тысячи людей, были заперты в городе, что казался им целым изведанным миром, до тех пор как вместо обеда нам не подали корабли на рейд и не разрушили нашу жизнь бросив с головой в адский котел войны, так и не показав тот истинный «мир», за который пришлось бороться. Пошли бы все те солдаты, которым я каждый день шила раны, в бой за государство, что забрало у нас веру, язык и мирную жизнь, или мы сдали бы позиции вывесив белый флаг в тот же день, когда корабли на рейде повернули пушки в сторону набережной? Сколько солдат знали за, что воюют?
Сколько жизней забрала слепая война… Сколько судеб погибло на фронте… Стоя возле могилы семьи Пундик, в тот далекий день, я даже и представить себе не могла, что однажды осмыслю всю глубину счастья неведения, но останусь при том же мнении. Жизнь в отчуждении Литора, окутанного своими собственными неписаными правилами и законами, за счет неведения была куда счастливей, чем на самом деле.
Запах чистой одежды, и мягкая кровать так и тянет ко сну, но я, под бесконечный поток мыслей в голове с жадностью рассматриваю свою комнату, уделяя внимание каждой детали интерьера и каждому случайному, и не очень, предмету. Дизайнеру явно присущий минимализм – однотонные серые стены, минимальный набор только необходимой мебели, розовые шторы из очень плотной и тяжелой ткани и картина.
На стене перед моими глазами висит картина, она занимает большую часть стены: маленькая балерина не старше тринадцати лет в нежно-розовых пуантах и характерном для танцовщиц этого вида искусств платье на тоненьких бретелях с белой спадающей пачкой до колен. Профессиональный художник так умело нанес каждый штрих и мазок, что эта темноволосая девочка кажется живой. Замершая в прыжке, она исполняет какой-то сложный элемент с наверняка не менее сложным названием, словно готова выпрыгнуть из картины на носочки своих пуант. «Такую красоту в Литоре не увидишь» – промелькнуло у меня в голове перед тем, как окончательно погрузиться в царство Морфея, что в любой момент может забрать мой разум или снова погрузить в забытье.