Читать книгу Конспекты на дорогах к пьедесталу. Книга 3: Учёба. Часть 1 - Елена Поддубская - Страница 2

5 октября 1981 года обслуживающий персонал МОГИФКа – московского областного института физической культуры в Малаховке приступил к своим обязанностям с самого утра и в штатном режиме. Студенты и большая часть преподавателей с начала сентября уехали в колхоз на сбор картофеля, а здесь вовсю велась подготовка к новому учебному году. Заканчивалась покраска стен в коридорах и на лестницах общежития – четырёхэтажного здания советской постройки начала века. На первом этаже в столовой переделывали электропроводку к плитам, и канава от кухни тянулась на пятьсот метров до самого выхода с территории. Из-за отсутствия электричества, старшая повариха студенческой столовой, что располагалась в здании общежития сразу, с семи утра, занялась учётом столовых приборов и тарелок. Любая нехватка вилок или ножей во время учебного года могла стать проблемой. Когда за два часа обеда нужно накормить порядка пятисот человек, когда при полном-то комплекте приборов не хватает потому, что машины не успевают их мыть, когда… Впрочем, первых двух «когда» хватало и для вечных недовольств студентов, и для поднятия давления у старшей поварихи. Пока, судя по осмотру, вся посуда была в достатке. Битую за прошлый год списали ещё в июне. Тогда же пополнили резервы. Так что все стояло ровными рядами, лежало в ящиках горой, бездействуя и навевая тоску. Поправив ряды стаканов в шкафах, их повариха решила уже не пересчитывать. Надоела ей эта никому не нужная возня. Кто бы тут вздумал стаканы воровать? Студенты у них хорошие. Если и возьмут какую посудину в комнату, то сначала спросят, а на следующий же день принесут. Нет, бывает, конечно, что и потеряют или разобьют. Не без этого. Но вообще-то все знали, что Егоровна спуску студентам не даёт. Ох, не даёт. За то побаиваются её некоторые, это факт. Но оттого и порядок всегда и в столовой, и на кухне.

Уморившись, женщина села и, медленно потягивая чай, стала обдумывать план дальнейших действий. Одной, без подчинённых Любы и Марины, которых сама же отпустила в колхоз, пожилая повариха справлялась медленно, отчего сердилась на себя, натыкаясь толстыми бёдрами на столы и мармиты. Еду в столовой вот уже месяц как не готовили, и она соскучилась по основной своей работе. Да и общения со студентами, которых всегда считала шумными и надоедливыми, не хватало. «При молодёжи крутишься целый день, как белка в колесе, зато придёшь домой и упадёшь замертво. Вытянешь разбухшие ноги, а они гудят, жилы на них рвёт до слёз, а ты лежишь и думаешь – скорей бы на пенсию. И зудишь на усталость, и ругаешь непонятно кого за то, что работы немерено. Но стоит месяц остаться на желанном покое, и понимаешь, что безделье – во сто раз хуже. Мало того что словом за день перекинуться не с кем, так ещё и не отвяжешься от привычки смотреть на часы. А на них стрелку, как намагнитили, никак не переползает с часу на час. И вроде делать нечего, а все равно до вечера на ногах колготишься. И также устаёшь, хотя никакого удовлетворения от такой усталости, – размышляла Екатерина Егоровна, вздыхая и присматривая за рабочими, шмыгавшими, по её мнению, слишком часто между полками с консервами. Закрыв тетрадку с отчётами по инвентаризации, она пошла посмотреть, что делается в холле, где до дурноты пахло краской и повсюду лежали в беспорядке инструменты маляров.

Работы шли не только в общежитии. На огромной территории в 15 гектаров, прилегающей к институту, помимо уже названных зданий, как в лесу, терялись разновеликие и разномастные, но все в два этажа: зелёный дом, в котором проживали ректор и несколько преподавателей; кафедры лыжного спорта и легкой атлетики, похожие как близнецы; кафедра гимнастики и акробатики – самая старая из построек, где при былых хозяевах богатеях располагалась прачечная. Отдельно стояла котельная, служившая складом с тех пор, как провели центральное отопление. Баню при котельной забросили ещё раньше, и она давно уже прогнила и завалилась наружным углом.

Комплекс МОГИФКа утопал в лиственных и хвойных деревьях. Дорожки от центрального входа, расходящиеся ко всем вышеописанным строениям, были плотно засажены туей и высокими елями, что создавало впечатление живых коридоров на английский лад, как это бывает в дворцовых парках. Ежегодная капитальная уборка предусматривала подстрижку деревьев, окраску заборов, отделявших институт от посёлка, починку каменной изгороди между институтским стадионом и Малаховским озером. А ещё за лето проверили крышки канализационных люков, электрическую проводку, лампочки в огромных фонарях, разбросанных по всей территории. Не забыли починить немногочисленные деревянные лавки, вставить в бортики дорожек целые кирпичи, вместо сломанных, заменить те мусорные корзины на тяжёлых свинцовых ножках, что были искорёжены петардами. На Новый год пацаны забавлялись таким образом, балдея от грохота разорвавшегося в корзине снаряда.

В туалетных комнатах всех, без исключения, зданий поменяли раковины и унитазы. В главном корпусе – гладком пятиэтажном прямоугольнике из серого камня, какие ставили после войны, проверили и застеклили окна. Отдельным делом стала помывка снаружи и изнутри здания амфитеатра, пристроенного к основному учебному корпусу и соединённого с ним коридором. Этот «аквариум», как звали его студенты, сиял теперь на солнце сотнями фрамуг. Несколько земляных хоккейных коробок и баскетбольную площадку, неухоженную, со вздувшимся асфальтом, подмели. На стадионе перекопали и заполнили песком яму для прыжков в длину, покрасили столбы футбольных ворот и даже поле вспахали и засеяли новый газон. Ходатайство через облком партии, заверенное ректором института Орловым, заставило Министерства высшего образования раскошелиться в этом году не только на новый спортивный инвентарь, но даже на семена. Завхоз Мирон, которого не взяли на сельхоз работы из-за старости, посеял траву ещё по теплу в сентябре и следил за всходами, надеясь порадовать своей работой проректора по хозчасти Блинова, когда тот вернётся из колхоза.

Щуплый и ссохшийся, Мирон везде поспевал, повсюду шумел и охотно гонял рабочих, «лентяев» и «душегубов». Давно уйдя на пенсию, в первые же дни он затосковал от недостатка внимания коллектива, запил от избытка его со стороны жены, а потому уговорил Орлова оставить его завхозом. Так как хозяйских дел в институте было невпроворот, Иван Иванович согласился. Мужичок, всю жизнь проживший в Малаховке и проработавший при институте, не раз выручал своего начальника Блинова теми связями, что имел: от служб по спасению до заведующих хозяйственными складами. Вот и трактор, чтобы вспахать футбольное поле, тоже выбил Мирон. И сеялку – опять он. При вечном дефиците в стране всего и повсюду, благодаря такой ухватистости завхозу списывали даже его перманентный опохмел, одинаково стойкий в любое время суток.

Сегодня Мирон тоже пришёл в институт к семи утра: через час должны были привезти столы в несколько аудиторий. Старые деревянные, похожие на учебные парты, занимали в комнатах много места. Новые, из металла и пластика, были лёгкими и красивыми. Открыв нужные классы, старик за час вынес в коридоры стулья, аккуратно составив их у стен, и спустился вниз к центральной двери. Деловито прохаживаясь по большому бетонному крыльцу перед главным корпусом, завхоз курил и недовольно бормотал что-то себе под нос. Две машины с новыми столами задерживались, и завхоз уже сейчас, в начале девятого, размышлял, хватит ли времени до обеда, чтобы уладить дела. После еды, приправленной тройкой стопочек «горькой», старик обязательно спал. Столько же старик выпивал для аппетита и вечером. Жена, привыкшая за долгую семейную жизнь к возлияниям супруга, ежедневно, и несмотря на мораторий по супружескому долгу, закупала в продмаге чекушку, которую заботливо ставила в холодильник. То, что покупал сам Мирон, списывалось на «неучтёнку» и для дела. «Рабочим налить нада? Во! А Егоровне, чтобы полегчало? Сам бог велел! Так что, женщина, молчи в две дырки. Я не пьяный с работы пришёл, а уставший», – лечил Мирон супругу. Она, хотя и ворчала, наливая и поднося, затем, так же привычно, садилась напротив мужа и с умилением глядела как, не разгибая спины, лопает Мирон наваристый борщ и заедает его котлетами, нахваливая.

Именно про еду и думал завхоз, заранее зная, что сегодня супруга затеяла на обед голубцы. А уж под них водка шла сама собой, без всяких уговоров. Мирону даже показалось, что он почувствовал вкус «Коленвала». Название самой дешёвой водке, стоимостью в три рубля шестьдесят две копейки, в народе присвоили за кардиограммную надпись на этикетке, напоминавшую работягам форму элемента двигателя.

Поёжившись в тени крыльца, так как солнце, не в пример людям, вставать ленилось и застряло где-то за низкими облаками, старик снова вытащил часы из кармана широких штанов. Время показывало десять минут девятого, а машин с мебелью всё не было. Мирон выругался громко и многослойно. Завтра приедут замерять размеры окон в классах для пошива штор. Желательно, чтобы занавески подобрали в тон покрытиям столов. К тому же старую мебель, чтобы не устраивать в коридорах свалку, нужно немедля отвезти на механостроительный завод тут же в посёлке, где их пустят на топливо. А новые столы рабочие должны осторожно освободить от транспортной картонной оболочки, занести на этажи, собрать и расставить.

В половине десятого, в очередной раз выбежав за угол стеклянного здания амфитеатра по узкой асфальтовой дорожке, старик чуть не вписался в ректора.

– Тьфу ты! – осел Орлов от неожиданности. – Чего ты, Мирон, выскакиваешь, как чёрт из табакерки?

Старик, не обижаясь, тут же стал рассказывать про свои беды с нерадивыми перевозчиками.

– Там они стоят, у проходной. Уже полчаса как приехали и ждут твоего величества, – указал Иван Иванович в сторону ворот, не задерживаясь.

– Бараны, – только и смог позволить себе завхоз в присутствии главного начальника института. Но, уже отбежав, вернулся к углу и окликом настиг Орлова, тяжело поднимающегося по ступеням крыльца: – Ван Ваныч, а вы чего тут в такую рань? Случилось ась что?

Больше всего завхоз переживал о том, что ректор станет проверять, куда поедут старые столы. За них завхоз механостроительного завода обещал Мирону магарыч и даже приплату в чирик. Орлов, не оборачиваясь, махнул и скрылся за большой дверью основного здания. – Господи, не приведи, – обложил себя старик крестом и понёсся к воротам, семеня мелкими шагами и сильно, по-стариковски, наклонившись вперёд и раскатисто ругаясь.