Читать книгу Sabbatum. Химеры - Елена Ромашова - Страница 10

Я помню его. А точнее глаза цвета грозы, темно-серые с проблесками синего. Они испуганы, умоляют меня не обрывать свою жизнь, продолжать бороться, как тогда на крыше в Нью-Йорке.

Меня отвезли в больницу. Помню тяжесть тела, боль в грудной клетке на каждом вдохе, глаза Рэя, слезы Вари, руки Виктора, бледность Кевина. На ночь меня определили в общую палату на восемь человек. В темноте комнаты я слышала чей-то храп, кашель, кто-то ворочался, скрипя кроватью, кто-то шумно вздыхал и бормотал. И запах – противная вонь потных тел, кислых лекарств и хлорки. Но мне было все равно.

Я чувствовала себя куклой. Не хотелось жить совершенно. Хотелось туда – в легкость, в искрящуюся невесомость, где был он…

«Мелани, иди в тело, пожалуйста! Умоляю…»

Как это возможно? Я слышала его! Я разговаривала с ним! И я была мертва…

Почему рядом со мной был Рэй? Неужели, он тоже… Нет! Не может быть! Я бы почувствовала, если бы с ним что-то случилось. Не знаю как, но знала бы. Потому что люблю. Люблю так, что вернулась в это костлявое несуразное тело, променяв свет и легкость.

Почувствовала бы…

В прошлый раз Варвара ощутила, когда у меня был перегруз. И она пыталась дозваться через сон. Может, здесь так же? Рэйнольд ощутил?

«Я заблокировал твой Знак. Не хотел, чтобы ты стала Инициированной, а оставалась Смертной. Прости меня!»

Так вот в чем было дело. Он просто спрятал мой дар. Я уже давно ведьма и, наверное, могу делать простые заклинания, но Знак не проступает из-за блокировки. Рэй хотел удержать меня этим. Ну что же… Я прощаю его. Понимаю. Только… как же мне теперь снять блок? По идее, кто ставил, тот и снимает. Но Рэйнольд далеко, до встречи ждать почти два месяца. Если бы Знак проявился, я стала Инквизитором и смогла бы его увидеть. Но как это сделать?

Очнулась, когда в палату пришла уборщица и громыхнула над ухом стальным ведром. Каким-то образом я смогла уснуть под всеобщее кряхтение, шарканье и храп. Сначала подумала, что обо мне забыли. Ощущение повторяющегося кошмара. Я целый год провела в неизвестности в больнице Ливерпуля. Сейчас другой город, другая страна, у меня есть имя и память, но больница все равно призвала меня, как свое порождение. Неужели все повторится?

Но примерно через час врачи будто вспомнили обо мне и начали таскать на разные проверки и процедуры. А потом и вовсе перевели в одиночную палату с достижениями цивилизации в виде телевизора, холодильника и электрочайника. Я мельком увидела Варвару. Забегала Марго, которая по-матерински погладила по голове и пожелала скорейшего выздоровления. Услышала, что Виктор сюда определил меня на пару дней, чтобы «отдохнула».

На руке ныла рана от ножа, которую мне зашили еще в скорой. На груди расцветали лиловые синяки от разрядов Виктора во время реанимации. И я снова подключена к капельнице. Вся эта суета и кудахтанье вокруг меня сильно утомила, я провалилась в сон.

И снова слышу успокаивающий плеск воды о борта плавучего дома, шелест листвы, свежие порывы ветра и запахи дерева и воды. Во сне я снова вернулась туда, куда хочу больше всего на свете: в китайский плавучий домик, который укрывал меня и успокаивал. Там мне было хорошо. Там были только счастливые воспоминания.

И чья-то осторожная рука касается моих волос, затем кто-то нежно проводит по шее костяшкой пальца, и вот я ловлю заботливую мужскую кисть и льну щекой к ладони.

Мне не надо оборачиваться. Я знаю, кто это, – тот, который снится постоянно, тот, кто не покидает моих мыслей, тот, кого люблю.

– Мелани…

Его шепот такой родной. Такой реальный. Я оборачиваюсь и вижу его в лучах солнца. Улыбается. Смотрит с высоты роста и улыбается мне. Рэйнольд Оденкирк принимает меня в объятия, зарываясь носом в мои волосы, а я прячу свое лицо у него на груди.

– Прости меня. Пожалуйста, прости меня… – шепчу то, чем болит сердце.

Я готова расплакаться. Рэйнольд отстраняется, чтобы посмотреть мне в глаза. В его темно-серых с синевой светится любовь и нежность. Я вижу, как открываются его губы, чтобы что-то произнести в ответ…

Но вместо нежного любимого баритона Рэя, слышу ядовитый шепот Виктора:

– Сгинь!

И вот уже Савов обнимает меня и смотрит с хитрым прищуром. Улыбается и крепко держит. Не отпускает.

– Виктор? Ты что здесь делаешь?

– Считай, что перезапуск системы.

– Что?

В этот момент откуда-то сверху, с небес, доносится голос Варьки:

– Хм! Тоже мне нашел компьютер.

И я просыпаюсь. Первое, что вижу, – потолок, состоящий из панелей, и желтые крашеные стены.

– Здравствуй, Аня, – как продолжение сна слышится рядом голос Савова. Оборачиваюсь и вижу его, сидящим на моей койке. За ним маячат Варя и Кевин.

– Привет, – приподнимаюсь и сажусь.

– А я тебе конфет принес и цветы.

На мои колени ложатся букет из бордовых роз и коробка с трюфелями. Конфеты тут же напоминают о Рэе и Париже. Будто снова слышу: «Одна конфета – один поцелуй». В горле сразу пересыхает от воспоминаний.

– Спасибо. Но что-то не хочется.

Я чуть отодвигаю злосчастный трюфель.

– А я тебе плеер принесла и ряженку с батоном, – Варя как всегда в своем репертуаре: издевается над романтическим порывом Савова. В холодильник кладется не только ряженка, но и колбаса, сыр, фрукты и много всего другого. Боже! Судя по провизии, они меня тут надолго запирают.

– Как прошла встреча? – Я должна быть милой с Виктором. Ведь он старается: букет купил, конфеты.

– Меня отправляют снова учительствовать.

– И когда?

– Наверное, как прибуду в Америку. Не думаю, что мы не будем видеться. Я же должен следить за невестой в своем клане. А то там парней куча. Еще уведут.

Как неожиданно! Я сразу вспоминаю, как часто бывал Савов на Начале. Хоть Виктор и говорит, что ему нравится быть педагогом, все равно ощущается некая нервозность и усталость от пребывания там. Я никогда не понимала его Темного, Джеймса Моргана, который маниакально оправлял его на Начало. Виктор говорит, что это дает ему хорошую прибыль: «Лучше преподавать и уставать, чем заниматься незаконными Химерскими делами».

– Что тебе снилось? – вопрос Савова застает меня врасплох. Моментально вспоминаю такие желанные объятия Рэйнольда.

– Да так… Разное.

– Я там был?

Молчу, опустив глаза. Был. Еще как был! В самом конце испортил идеальный сон. Эх!

Горечь от того, что я так и не узнала, что хотел мне сказать Рэй, заедаю трюфелем. Савов встает и теперь общается с сестрой и Кевином. А я скорбно молчу: дано ли мне увидеть еще раз такой сон? Не то что мне Рэйнольд не снится, нет, снится! Каждую ночь, но так реально у меня давно не было…

– Марго злится на тебя. За то, что воздействовал на Аню, – слышу, как Савов обращается к Кевину, и я тут же выхожу из забытья и сладких грез о Рэе.

– Нет! Виктор, скажи ей, чтобы не думала даже наказывать Кевина! Это я виновата! Я ей сама скажу!

У меня начинается паника. Ведь Марго может что угодно сделать с Кевином. Она сурова на наказания, а тут еще Инквизитор – для нее это, как красная тряпка для быка!

– Успокойся. Наказывать Кевина никто не будет. Он же не Химера.

Савов поворачивается и на его губах читается снисходительная улыбка. Журит, как ребенка. Будто сам не знает, какие Темные быстрые на расправу и месть.

– Заберите меня отсюда, а? Что вы меня сюда поместили? Я как в Карцере! Нет. Хуже!

Я хнычу сестре и Савову. Это ненормально: держать здорового человека в больнице! Да я с ума тут сойду. Но по их лицам читаю, что нет, не отпустят.

– Отдыхай. Набирайся сил. Тебя тут проверяют на каждом аппарате. Следят за тобой, – Кевин улыбается и пытается уговорить меня. И снова этот покровительственный тон, как к малому дитяти. Тоже мне санаторий нашли! Если хотят такого счастья, пусть сами тут побудут хотя бы часок. С удовольствием уступлю место.

– Ладно, дорогая, я пойду. Дела не ждут. – Виктор подходит и целует мою руку. – Не возмущайся. Мы тебя все любим и хотим, чтобы ты восстановилась поскорей. А то напугала нас.

Он заботливо целует в щеку, обдав меня шипровым ароматом своего парфюма.

– Я тебя люблю, – его шепот опаляет ухо. Виктор ласково берет мой локон и пропускает между пальцев. В моей душе пустота: ни отклика на эту нежность. Что делать? Как сломать себя? Как выжить? Как прекратить пытку?

Савов исчезает из палаты, оставляя меня с сестрой и Кевином.

Ганн заметно расслабляется, стоило лишь выйти Виктору из палаты.

– Зачем вы меня сюда поместили? Дома бы отлежалась…

– Аня, прекрати! Шутишь? У тебя была остановка сердца! Тебя Кевин с Виктором откачивали несколько минут! И делать вид, что с тобой все хорошо, не надо.

Кевин смотрит и улыбается мне, тем временем как в зеленоватых глазах Вари читается возмущение и гнев. Я ее сильно напугала. Mea culpa.

– Ладно, мы пойдем. – Вот и Варя сбегает от меня. – Лучше сиди здесь, набирайся сил, спи больше и ешь. А то от тебя кожа да кости остались. Смотреть противно.

Внезапно Кевин подходит ко мне и шепчет на ухо:

– Выходи на улицу через десять минут. Варе ни слова.

Я недоуменно смотрю на него: несмотря на задорную улыбку, в глазах читаю опасение и серьезность.

– Хорошо, – киваю в ответ. Варя странно косится на Кевина. Поэтому я улыбаюсь ей, чтобы отвести подозрение от Ганна.

– Идите, сладкая парочка. Так уж быть, побуду тут.

В глазах сестры тут же зажигается радость, и она принимает довольный вид. Они с Ганном выходят. Интересно! Кевин зовет меня на тайное свидание! Зачем?

Я тут же кидаюсь к шкафу со своей одеждой. Одевшись, выбегаю из палаты.

– Девушка, вы куда? Сейчас врач придет!

Я отмахиваюсь от дежурной и стремительно направляюсь к лестнице. Выйдя на свежий воздух, чувствую, как становится легче: ни запаха хлорки, ни кислых лекарств, ни потных тел – ничего. И куда дальше? Оглядываюсь в поисках Кевина, все еще нерешительно топчась на пороге. Но его не видно. Тогда иду к беседке под березой в разбитом возле здания палисаднике. На лавочках сидят больные с родственниками; пациентов узнать легко: одеты в домашнюю одежду и в тапочках, родственники что-то им говорят, кто-то кормит домашней едой, а кто-то просто молча скорбно курит. Прохладно. А я в тонком свитере. Ежусь, пытаюсь согреть дыханием руки.

Ее голос звучит за спиной, и я дергаюсь от неожиданности, чуть не потеряв равновесие и не свалившись с лавочки.

– Ева?

Я шокировано пялюсь на девушку. Может, я еще не проснулась? Или у меня галлюцинация?

Она говорит на английском с британским акцентом, напоминая мне о языке Мелани Гриффит, той, которая первое, что услышала – английскую речь доктора Хоббса.

– Здравствуй, Мелани. Рада тебя видеть.

Я смотрела на нее, разинув рот. Валльде стояла в светло-голубом костюме и на каблуках, прекрасная девушка с голубыми глазами и практически белыми волосами. Она смотрелась инопланетянкой посреди двора старой больницы в запущенном диком палисаднике.

– Ты меня узнаешь? – Ева тушуется, глядя на меня. Наверное, у меня вид полнейшей идиотки.

– Ты как здесь очутилась? – я еле выдавливаю из себя английские слова, пытаясь справиться с шоком.

– Как? Как обычно. Из Саббата.

– А! Ну да…

Я попыталась совместить в голове это обшарпанное кирпичное здание в России и древний замок Саббат в Великобритании. Не получилось. Хотя не удивлюсь, что в школе Инквизиторов есть ход сюда в виде двери гаража или подсобки дворника.

– Можно? – Ева кивает на лавочку, слишком грязную для ее чистого дорогого костюма.

– Если не боишься запачкать.

Ева не боится. Она смело входит в беседку и садится рядом. Я еще больше изумляюсь ее нереальной красоте и тому, что она здесь.

Сочетание несочетаемого – Саббатовская особенность. Порыв ветра дует из-за ее спины, и я чувствую легкий аромат духов: чуть сладковатый, но приятный. Это возвращает меня в действительность. Я вспоминаю про запрет Сената.

– Тебе нельзя со мной общаться, Ева…

– Знаю. Но у меня серьезные причины быть здесь.

Она опускает взгляд на свои пальцы, а я отмечаю, что она стала какой-то острой: скулы стали еще четче, а под глазами пролегли тени. Кажется, Ева похудела. Может, заболела?

– Как у тебя дела? – Валльде смотрит в глаза, пытаясь быть вежливой.

Ох, не нравится мне этот подход издалека!

– Хорошо.

Ева смеется.

– А ты все та же! Кевин рассказал, что вчера тебя реанимировал, вытаскивая вместе с твоим женихом с того света. А у тебя «хорошо».

Я тоже смеюсь, согласна, глупо. Но такова я. Не люблю жаловаться без повода.

– А у тебя как?

Ева мрачнеет и опускает взгляд на переплетенные пальцы.

– Не очень хорошо…

Я никогда не видела Еву такой. Мне становится страшно, и я практически выпаливаю:

– Что-то с Рэем случилось?

– С Рэем? – она поднимает глаза, удивленная моей реакцией. – Нет, с ним все хорошо.

Камень упал с души. Слава Богу! Так и хочется кинуться расспросить про него, но еле сдерживаюсь.

Ева после небольшой паузы продолжает, и с каждым ее словом мне становится все хуже и хуже.

– Я из-за Стефана тут. Химеры подали в Сенат на пропажу Заклинателя Змей, того самого, который выкрал тебя с обряда экзорцизма. Они с Рэйнольдом не успели полностью очистить квартиру, и Архивариусы нашли следы магии Стефана. Его забрали в Карцер до суда. Ему угрожает костер…

– Но он же не виноват… Стефан спас меня!

– Это знаешь ты и Химеры. Но не Сенат. Тебя как главного свидетеля скрывают, чтобы ты не дала показания и не спасла Стефана.

В голосе Евы слышатся слезы и боль. Она храбрится, держится, чтобы не расплакаться, но близка к этому.

– Зачем Химерам убивать Стефана?

– Мелкая месть. – Ева горько ухмыляется, мол, неужели сама не догадалась? – Химеры не могут успокоиться, что Саббатовцы вышли сухими по твоему делу, что никто из нас не сгорел. Им хочется крови.

И я верю. Эта сторона Инициированных не любит мирных решений.

– Ты поэтому тут? Хочешь, чтобы я дала показания в суде?

– Да. Я знаю, что это вызовет проблемы у тебя, а также у меня, но я не хочу потерять Стефана. Не могу без него…

Все. Я вижу слезы Евы и мольбу в глазах.

– Прошу тебя, Мелани, спаси его! Ты любишь Рэя?

– Да… – я шепчу, сраженная лихорадочным блеском глаз Евы. Она говорит быстро, прерывисто, часто всхлипывая, схватив меня за руку, а я отмечаю, какие горячие пальцы у нее по сравнению с моими. Будто держала их над костром!

– Тогда ты должна понять меня! Я не могу потерять Стефана! Если его не станет, не будет и меня. Говорю тебе это не как пророк, а как любящая женщина!

– Да, конечно, Ева! О чем ты? Конечно, дам показания! – я обнимаю плачущую подругу, чувствуя, как она вздрагивает, как цепляется за меня. – Все будет хорошо… Поверь. Мы не допустим смерти Стефана! Не плачь, пожалуйста.

Я глажу по светлым мягким волосам. И вот Ева уже прекращает плакать, замерев в моих объятиях на пару секунд. После чего отстраняется, держа руки на моих плечах, которые согревают и отвлекают от пронизывающего ветра.

– Что я должна сделать? Как заявить свои показания в Сенат?

– Ты должна поговорить с Виктором об этом. Можешь сказать, что я обратилась к тебе напрямую. Не упоминай Кевина. Хорошо?

– Хорошо. А почему с Виктором?

Услышав, что должна говорить насчет показаний с Савовым, надежда на спасение Стефана начала таять: Виктор не разрешит.

– Потому что ты его пара по бумагам Сената. Он твой поручитель, опекун, назови, как хочешь, на протяжении трех месяцев или пока у тебя не проявится Знак.

Твою мать! И снова-здорово! Опять я утыкаюсь носом в стену, на которой написано «ЗНАК».

– Когда суд?

– Послезавтра.

– Послезавтра?! – я вскрикиваю так, что обращаю на себя внимание других сидящих на лавочках пациентов.

– Трудно будет?

– Виктор не согласится.

– Как-то, но согласится! Ты есть в грядущем. И спасешь Стефана! Иначе, я бы к тебе не пришла.

Я недоуменно замолкаю, обдумывая варианты, как уломать Виктора. Не знаю… Руку даю на отсечение, он не отпустит меня в суд!

– Я попробую…

Ева благодарно кивает. А затем произносит то, что окрыляет меня:

– Рэй скучает по тебе. Очень. Пытается делать вид, что все нормально. Но снова отгородился стеной. Весь сам в себе.

Теперь моя очередь лить слезы: Ева незаметно тронула кровоточащую рану.

– Я сделала ошибку, выбрав Савова. Подумала, что год отношений – это гарантия, это то, что я хочу… Правда, меня бы не поняла Варя… Боже! Все так сложно! – я тру глаза, пытаясь взять под контроль свои чувства. И у меня получается. – А я ему звонила вчера утром. Поздравляла…

– Знаю.

Ева сочувственно кивает. Понятно. Значит, она знает, что он просил не звонить. Это больно.

– А вообще, как в Саббате идут дела?

– Строим планы по спасению Стефана… Ах, да! У нас две новенькие.

– Новенькие?

– Угу. Кристен и Сара. Сара своим даром похожа на Ноя, ему отдали ее на обучение. А Кристен обучается у Рэя.

– Новая ученица для Оденкирка? – я горько улыбаюсь. Хелмак быстро нашла мне замену.

– Да. Реджина пытается отвлечь его.

– И как? Получается у Кристен?

– Судя по тому, как они огрызаются друг на друга, не очень.

– Огрызаются?

Ева кивает, смотря куда-то вдаль.

– Рэй ее на дух не переносит. Деннард дерзит постоянно, чем бесит его. А он не любит таких девушек, – ее слова как бальзам на душу. Значит, заменить меня им не удается, – он будет на суде Стефана. Будет давать показания, – тихо произносит Ева, давая надежду увидеть Рэйнольда вживую. От этой мысли сладко засосало под ложечкой. Знать, что он где-то, реальный, а не часть моих снов и не голос в трубке – это невыносимо, так и хочется кинуться на поиски, сбежав ото всех.

– Я попробую уговорить Виктора.

Ева кивает.

– Я пойду. Мне нельзя долго быть с тобой. Вдруг кто-то из твоих увидит меня. Хватит того, что и так нарушила решение Сената.

Она встает со скамейки, отряхнувшись и поправив волосы. Некоторые мужчины во дворе сразу же оборачиваются на нее. Еще бы! Такая красавица!

– Что-нибудь передать Рэйнольду?

В голове сразу взрывается тысяча ответов. Но есть одно но: он попросил не звать и не звонить ему. Поэтому качаю головою, не в состоянии произнести «нет».

Ева странно смотрит на меня, но потом жмет плечами, мол, твое дело, – и грациозно уходит. Я остаюсь в разодранных чувствах. На ум приходит только одно: «Разметало». Нас разметало по разным сторонам света. Хотим собраться, объединиться, но не можем. Упущено. В какой-то момент все пошло кувырком, будто споткнулись и кубарем летим под откос. Только в какой? И можно ли все исправить?

Послезавтра будет суд над Стефаном. Итак, Анна Шувалова-Мелани Гриффит, как тебе уговорить Виктора? Думай.