Читать книгу Sabbatum. Химеры - Елена Ромашова - Страница 5

Ночью не спалось совсем, потому что бабушкин дом был наполнен непривычными звуками. Пугающими. Сверчки стрекочут, ветер скрипит чем-то снаружи, машины проезжают быстро, редко и шумно. И все кажется, что сейчас войдет призрак бабушки, шаркая и кряхтя. А еще здесь очень темно. Ведь в городе свет льется в спальню от фонарей, реклам и баннеров за окном, постоянно ездят машины, ходят люди независимо от времени суток. А тут даже электричество не издает свой мерный пищащий звук, нет тикающих часов, и постоянно кто-то копошится: то ли зверь, то ли птица под крышей. Кровать неудобная. Как я на ней в детстве спала? Скрипучая, жесткая, пахнет железом и плесенью. Варя и Кевин легли в сенях на более широкую и новую кровать. Желание остаться наедине у двух безумно влюбленных понятно. Поэтому не претендую на удобство. Пускай нежатся в объятиях друг друга на широкой кровати.

Не выдержав этой ужасной тишины и темноты, я одеваюсь и, крадучись, выхожу на свежий ночной воздух. Надо мной распласталось огромное черное небо с яркими брызгами звезд, словно небесный художник неловко взмахнул кистью. Красиво. Луна желтая, круглая, глядит на меня своим глазом, все видит, все знает.

– У него через несколько дней день рождения… – шепчу я ей, сидя на крыльце. – Я могу позвонить! Услышу голос. Его голос! Я скучаю по нему, Луна. Очень. Ты скажи ему, что люблю его.

Я замолкаю, утираю слезы и хлюпаю носом. После чего вспоминаю слова заклинания, только они бессмысленны сейчас. Их нужно шептать возлюбленному. Мне все равно, поэтому, шмыгая носом, шепчу себе в коленки:

– Я, Дева-Луна, зову через ветер, зову через звезды, зову через облака: пусть придет в мои сны, в мою явь тот, кто любит меня – Рэйнольд Оденкирк.

Рыдаю снова, опять. Варя жестокими словами вскрывала меня похлеще патологоанатомов в морге.

«Аня, прекрати себя вести как ребенок. Не хочу конфету, дайте мне бутерброд с колбасой. Включи мозги и посмотри на реальное положение дел. Твой Инквизитор не примет тебя, если ты станешь Химерой, а если станешь Инквизитором, он не даст тебе общаться с Химерами. Он бросит, как только ты надоешь ему. И с кем ты тогда останешься? Ни семьи, ни сестры, ни любовника. Ты с ним была неделю. Всего неделю! Когда с Виктором год! Я хоть не в восторге от Савова, но он пытается вернуть тебя и борется. С ним будет стабильность. А где твой Инквизитор? Ты хоть слышала от него что-нибудь за эти две недели?» – «Если бы любил, нашел бы способ весточку кинуть».

Ну почему я сомневаюсь? Ведь Рэй признался, что любит! Почему? Ведь мог бы СМС Кевину послать. Через Гроховски же посылал сообщение! Или он боится, что я опять все пойму превратно? Я обязана ему позвонить. Достаточно услышать его голос, чтобы узнать: ждет меня он или нет.

– Не спится? – Я вздрагиваю от неожиданности. Обернувшись, вижу Ганна, который, как и я, вышел завернутым в одеяло поверх куртки.

– Нет. А тебе?

– Слишком тихо в доме. Жутко.

Ганн спускается и присаживается ко мне на ступеньку. Через непродолжительную паузу звучит голос Кевина, глуша стрекотание сверчков. Я стараюсь вытереть слезы и меньше хлюпать носом.

– Ты прости ее за то, что она тебе наговорила. Она действительно с ума сходила, когда искала тебя.

Я вздыхаю. Уже простила. На Варю обижаться долго не умею, как бы больно она не сделала.

– Я смотрю, ты в самом деле сильно полюбила Оденкирка.

Киваю, не в силах произнести хоть что-то. Опять повисает молчание, не знаю, о чем думает Кевин, но я пытаюсь справиться со слезами, чтобы не разрыдаться на плече у Ганна.

– Я ошиблась, Кев, – специально перехожу на английский, чтобы Ганн понял, что я все еще Мелани. Что Гриффит и Шувалова – это один и тот же человек, который не разграничивается амнезией и знанием языков. – Я должна была выбрать Рэя, не Виктора. И Варя это сразу же почувствовала.

– Ты выбрала то, что должна была.

Я смотрю на Кевина, не понимая, что он имеет в виду. Ганн смотрит меня: я не вижу его медового цвета глаз, они в ночи черные, но знаю, что взгляд серьезный. Теплый и заботливый.

– Ты выбрала семью. Я выбрал любовь. И мы на разных сторонах… Невозможно сложить то, что не складывается. Закон выбора суров.

– Да-да, закон суров, но это закон, – вспоминаю крылатую латинскую фразу, в которую Кевин вложил свое понимание.

Да, как-то не задумывалась, что он в том же положении, что и я.

– Ты жалеешь? – спрашиваю то, что съедает меня изнутри.

Кевин как-то неоднозначно жмет плечами.

– Глядя на тебя, понимаю, что тогда бы жалел о потери Варвары.

– Ты ее любишь? – улыбаюсь, не сдерживаясь. Приятно слышать признания в любви, пускай и не к тебе. Мужчины сразу становятся такими милыми, ранимыми. Ты понимаешь, что, несмотря на различие между ними и нами, в любви мы едины.

– Ну… – мнется Кевин, широко улыбаясь. По нему видно все без слов, но я хочу услышать! – Знаешь, иногда приходит глупая мысль, что влюбился в тебя, потому что ждал Варю.

– Какое странное признание!

Кевин смущенно смеется.

– Просто она у тебя нереальная. Со своими тараканами в голове, но… – он запинается, так как видно, что не находит слов от восхищения. – И как вы не похожи! Я до сих пор не понимаю, как вы можете быть сестрами.

Настала моя очередь смеяться. Многие задаются этим вопросом. Но такова жизнь со своим суровым законом выбора. Просто Варя когда-то сделала его раньше меня, я же сейчас расплачиваюсь.

– Варя сказала, что вы в Италию поедете…

Кевин кивает.

– Поэтому столько итальянской еды?

– Это Лаура прислала.

– Лаура?

Лаура Клаусснер – сестра Стефана. Кевин застает меня врасплох. Удивление, граничащее с шоком.

– Она Химера, – напоминает мне Ганн.

– Я помню. Просто не думала, что ты и Варя общаетесь с ней.

– А что такого?

– Как? – Я вспоминаю то, что мне рассказывал Рэй про нее. Для меня Лаура отвратительная личность. – Она же пыталась убить Еву.

– Пыталась, – Кевин смотрит на меня в упор. Поднимается резкий пронизывающий ветер, который пытается забраться ко мне под одеяло, приходится сильнее закутаться, чтобы не продрогнуть окончательно. – Она Химера, как и Варя. Думаю, у каждого на этой стороне есть мертвец на своем счету.

И я отвожу глаза, смотря в черноту ночи, которая шелестит листьями, стрекочет сверчками, лает где-то собакой. Ганн напомнил мне об Анджелине и двух француженках, моем личном списке смертей.

– И какая она?

– Лаура? Красивая. – Это было сказано без явного интереса и желания продолжать тему.

– Значит, ты, Варя и Италия.

– Вряд ли…

– Почему? – я удивляюсь скепсису Ганна.

– Кто нас отпустит? Если только под надзор клана Монакьелли[3]. Но вряд ли Марго отпустит Варю, как и она не уйдет от Темной… Со мной тоже все сложно.

– Мне не нравится, как ты это говоришь. Будто нет выбора.

От печального тона Кевина, в котором слышится безысходность, меня бросает в дрожь.

– Мелани, кому нужен сбежавший Инквизитор?

– Ну есть же Инициированные, ушедшие в мир Смертных…

– Есть. Но обычно у них есть образование, дом, работа, или же уходят на покой после службы Сенату, который обеспечит им счастливую старость. У меня ничего нет. Мне некуда уходить. А еще я выдал планы Светоча Темной, между прочим, это карается Сенатом. Пока Варвара укрывает меня как свою пару, Химеры держат меня. Стоит ей отказаться – меня убьют. И вполне возможно, свои же.

То, что Кевин говорил, было страшно. Я и подумать не могла, чем он рисковал ради сестры и меня. Во истину Ганн любит ее!

– Да и Варю не кину.

В этом простом предложении скрывается что-то опасное.

– Что ты имеешь в виду?

– А ты сама не догадываешься? – Он горько ухмыляется, и я замечаю, что ночь идет на убыль, скоро будет рассвет, так как теперь могу рассмотреть цвет глаз Кевина.

– Нет. Я не понимаю.

– Ты в курсе, что Химеры готовят какой-то план на вас двоих?

– В смысле? – я ошарашенно таращусь на парня.

– Два года назад, как вы появились у Химер, по миру Инициированных пронесся слух, что Химеры заполучили оружие против Инквизиции…

– Я знаю эту историю. Ты уже говорил.

Тут же вспомнился номер в отеле Нью-Йорка, когда Кевин увел меня к сестре. Тогда я ничего не понимала, и все, что он говорил, казалось полнейшим бредом.

– Вас прятали с сестрой, берегли как зеницу ока. Тебя это не настораживало?

– Нет… Марго никогда не говорила, что мы оружие или что-то типа этого. Все, как обычно. Да и не прятали нас… – жму плечами. Пытаюсь вспомнить хоть что-то странное и настораживающее в действиях Маргариты, и не припоминается. Ну, может, Темная к нам с сестрой была больше расположена, чем к другим, но вряд ли кто-то будет настораживаться, когда ты в любимчиках у Главной.

– Ну то, что про нас говорили, что мы оружие и так далее, мы с Варей знали и всегда смеялись над этим. Мало ли что придумают люди! Тем более Химеры любят пускать пыль в глаза, преувеличивать.

Я смотрю на Кевина и понимаю, что не убедила.

– Рассказывай.

– Что рассказывать? Все и так понятно. Химеры заполучили тебя и сестру – два самых сильных дара. Саббатовцы считают, что вас с сестрой готовят для переворота против Сената.

Я не сдерживаюсь и начинаю хихикать. Неужели Ганн серьезно?

– Кевин, это же смешно! Я и Варя против Сената! Ты о чем? Зачем это Химерам, во-первых? Во-вторых, если бы мы были, как ты говоришь, оружием, то нас бы готовили, как солдат. А ничего нет из этого. В-третьих, мы бы с Варей не пошли на революцию. Не-а! Ни за какие коврижки! И в-четвертых, я же смертная! Мой знак был Инквизиторский, ты сам видел! Стоит ему проявиться, как я уйду от Химер.

Я продолжаю смеяться, несмотря на серьезного Ганна, который буравит меня взглядом.

– Мелани, ты всего пару недель у Химер, а уже сомневаешься в себе и своем знаке.

– В смысле? – Я хоть улыбаюсь, но напугана проницательностью Кевина.

Он прав: все эти воспоминания будят во мне плохое, я уже не прежняя Мелани. Я что-то среднее между Аней и Гриффит.

– Короче, не говори Варе, – он серьезно смотрит на меня, выжидая знака, что поняла. И я легонько киваю. – У Химер, как понял, помимо вас есть еще какие-то сильные ведьмы и колдуны.

– Удивил! – Я закатываю глаза, всем видом показывая, что открытия он не сделал.

– Нет, Мел, послушай. Короче, один раз я услышал довольно странный разговор Марго с кем-то по телефону. Ваша Темная не знала, что на мне заклинание всеязыция, и я уже понимаю русский. Среди Химер есть кто-то, кого она назвала Кукольником. Якобы он работает на дистанции в тандеме с Психологом над тобой и Варей. Что пара недель – и ты станешь Химерой, только надо правильно выполнять их инструкции.

Пауза. Кевин смотрит на меня выжидающе, будто я должна охнуть от рассказанного. Но ничего. Не впечатлил.

– И что?

Глупый вопрос, согласна. Но срывается с губ быстрее, чем я успеваю остановить себя.

– Тебе это ни о чем не говорит?

– Нет. А должно?

Кевин жмет плечами и сильнее кутается. Я замечаю, что птицы начинают петь, радуясь приближающемуся солнцу.

– Странно это…

– Что странно? По-моему, нормально, что моя Темная хочет вернуть меня и верит, что я буду Химерой.

Приступ зевоты напоминает, что мы уже полночи торчим на крыльце дома, и уже клонит в сон. В воздухе к тому же становится влажно. Туман выполз медленно, будто дым, из-под земли и стелется легким маревом.

– Психолог, Кукольник… Почему вам ничего не сообщают о них?

Рот, кажется, сейчас порвется. На меня наваливается нереальная усталость. Хочется спать.

– Мне кажется… ты слишком много вообразил… – Зевота мешает говорить. Все, не могу. Пора отчаливать спать.

– Кевин, я спать хочу.

– Я вижу. Сейчас сам пойду.

Не дожидаясь его, встаю, подбираю одеяло пальцами, чтобы не наступить на него грязной подошвой, отмечая, что от тумана ткань стала влажной, а в ворсинках поблескивают маленькие капельки росы.

– Ты в курсе, что Виктор послезавтра приезжает?

А вот это уже шокирует меня больше, чем кукольники с психологами.

– Виктор? Послезавтра?

– Ну то есть, уже завтра приезжает, – поправляет себя Кевин, глядя на часы, которые скрывают под браслетом Инквизиторское солнце на запястье.

– Зачем?

– Как я понял, за тобой. После того, как ушли с холма, он звонил Варе, так как ты телефон отключила.

Стою, убитая новостью. Вот уж кого не хотела видеть, так это Виктора! Полагала, что ближайшую неделю буду в России. Видно, мое пребывание у Темных закончилось. Клан Альфа просят ученицу к себе. Но тут же в мое сознание врывается другая мысль:

– Кевин, а у Рэя когда день рождения?

– Послезавтра.

Я мысленно отмечаю, что, если улучу момент, то позвоню ему.

– Ты дашь мне его номер?

– Мел, – голос Кевина звенит в тишине утра настороженными нотками, – не вздумай звонить со своего телефона.

– Почему?

– Если Виктор или твоя Темная узнают про звонок, ему несдобровать. Тут же побегут к Архивариусам в Сенат.

– Ты прав, – я соглашаюсь, что мысль разумна. С легкостью могу подставить Рэя, им достаточно будет заглянуть в мой телефон. – Тогда как мне его поздравить?

– Я дам тебе свой, если хочешь.

И улыбка расцветает на моем лице. Хочется кинуться Ганну на шею и расцеловать в щеки, но вместо этого шепчу: «Спасибо», – и исчезаю в доме, чтобы выспаться перед отъездом из Вяземки.

* * *

– А как тебе эти? – Ева держит в своих длинных изящных пальцах блестящие новые мужские часы.

Я жму плечами и чешу в затылке. По мне, все часы тут хороши.

– Или вот эти? С кожаным ремешком?

– Я бы выбрал стальные. Но откуда я знаю? Может, Рэй любит кожаные ремешки, они удобнее и не звякают. Сама знаешь, как лишний шум мешает, когда выслеживаешь на охоте…

Ева кидает осторожный взгляд на консультанта, которому улыбку будто приклеили.

– Я смотрю, ты очень внимательный друг.

Моя красавица язвит, откидывая прядь волос и открывая взору свою белую изящную шею. Хочется приникнуть к ней губами, почувствовать, как бьется пульс, и вдохнуть запах духов, который сплетается с ароматом ее тела.

– Ева, не понимаю, зачем столько стараться? Даже если мы купим женские часы или вот эту вазу, он не заметит.

Я киваю на огромное фарфоровое чудовище какого-то сумасшедшего новомодного дизайнера. Объект современного искусства встречает всех входящих своей пузатой формой, заставляя шарахаться в сторону или удивленно пялиться.

– Впервые в жизни мы можем сэкономить на подарке, – улыбаюсь Еве, но та возмущенно ударяет меня по плечу.

– Прекрати, Стеф. Как ты можешь шутить на эту тему?

– А что еще остается? – Я отворачиваюсь в сторону витрин с другими часами, в то время как Ева возвращается к вопросу, какие часы подарить Оденкирку: стальные или с кожаным ремешком.

Я слышу, как она говорит: «Берем вот эти». Оборачиваюсь и вижу, что кожаные убираются на прилавок, а стальные отправляются на упаковывание.

– Я заплачу, – бурчу, пока Ева не успела расплатиться за наш общий подарок. Знаю, что после бутика будет снова возмущение: «Стефан, я вполне могу и сама заплатить». Но мне все равно. Порой моя женщина забывает, что она МОЯ женщина, выдвигая всю свою независимость на первый план.

Пока с моей карты тает значительная сумма, Ева следит за тем, как упаковывают часы. И вот, держа бумажный пакетик с подарком для Оденкирка, подходит ко мне. Сейчас начнется.

– Я тебе деньги переведу в Саббате.

Сказано не для того, чтобы уверить меня в своей честности, а как напоминание, что подарок общий. Молчи, Стеф, не возражай. Иногда Ева раздражает этим. Хочется, чтобы она дала слабину, и я мог побаловать ее подарками, заплатить за ужин, чтобы вспомнила, что мужчина – я, и могу себе позволить дарить и заботиться о своей женщине. Хотя тут подарок для Оденкирка… Бог с ней! Пускай переводит, если хочет, если это принесет ей удовлетворение. Иногда кажется, что Ева никогда не выйдет за меня. Так и будет держать на расстоянии.

– Надеюсь, Оденкирку понравится. Если нет, подарю эту вазу. И пусть не вякает потом.

Достаю телефон и щелкаю на мобильник фарфоровое чудовище.

– Я смотрю, мистеру понравилась наша ваза.

Оборачиваюсь в немом шоке на голос продавщицы. Нет, не показалось, она серьезно.

– Очень. Я в восторге от этого… объекта!

– О! Это работа известного итальянского скульптора. Называется «Пунктуальность».

– Ну да… Я только так пунктуальность и представлял.

Пузатое чудовище с зеркальными выемками в виде глаз и шипами смотрелось несуразно в строгом швейцарском бутике часов. Понятно, что эта ваза попала сюда не случайно: наверняка, стоит дорого, либо этот самый «известный скульптор» хотел избавиться от неполучившегося творения и подарил уродца магазину.

– Стефан у меня ценитель современного искусства, – Ева похлопывает меня по плечу, обращаясь к консультанту. Я еле сдерживаюсь, чтобы не прыснуть со смеха.

– Если хотите, могу дать вам адрес арт-салона этого художника.

– Конечно, давайте! – Ева протягивает руку, и ей на ладонь ложится визитка, которая через секунду исчезает в кармане белоснежного пиджака. – Стефан, я теперь знаю, где искать тебе подарок к Рождеству.

– Даже не вздумай, – протягиваю, мило улыбаясь.

Вот же шутница! Я беру ее за подбородок и, будто бы в благодарность за заботу, целую в губы, хотя оба издеваемся друг над другом. Уверен, в ближайшем будущем в моей спальне появится такое же фарфоровое чудовище, которое я с удовольствием расколочу или передарю Рэю.

Мы шли к ближайшему кафе, шутя и подначивая друг друга.

– Будешь возникать, я тебе скуплю все произведения этого скульптура!

– Все не надо. Только «Пунктуальность»! Я просто в неописуемом восторге от этой вазы. Такая красота зря простаивает! А вообще, тебе стоит навестить этого скульптора.

– Стеф, неужели в тебе проснулся ценитель современного искусства?

– Нет, милая, во мне проснулся Инквизитор. Судя по вазе, с этим скульптором нужно провести обряд экзорцизма.

Ева заливается смехом. Мой самый любимый звук во Вселенной.

– Как ты думаешь, Рэйнольду понравится наш подарок?

– Мне кажется, ему действительно будет все равно. Сама знаешь, чего бы он желал на день рождения.

Ева притихла, и у меня на душе заскребли кошки от недоброго предчувствия.

– Даже не вздумай! Не лезь, куда не просят, – я рычу на Валльде. Это чревато проблемами! Мы и так, можно сказать, отделались легким испугом в суде, а ведь дело могло принять другой, более серьезный оборот. И сейчас я меньше всего хотел, чтобы Ева рисковала или игралась с законом.

– Я и не думаю. Успокойся. Просто мне их жалко… Рэй же без ума от Мелани. И она от него.

– Не надо было этого ублюдка Савова выбирать!

Я не понимаю, почему Ева защищает ее. По мне, Мелани сама виновата. И если ей плохо с Виктором, то так ей и надо! Жаль только Рэйнольда. Понимаю, что у него в душе творится.

– Ты несправедлив.

– Да?! – я восклицаю слишком громко, пара прохожих оборачивается на меня.

– Вспомни, как летом ты торчал на Начале и пытался прорваться ко мне. И каким ты приехал! «Ева, прости! Не могу жить без тебя».

Я останавливаюсь и смотрю в ее жестокое лицо. Ева единственная, кто может меня пытать словами, издеваться, уничтожать, и я не отвечу, потому что, серьезно, жить не могу без нее. Когда она далеко от меня, мне словно воздух перекрывают.

– Не сравнивай нас и их! Мелани выбрала другого, я же тебе не изменял.

– Она сделала ошибку в суде. Так же, как и ты, когда ударил ее. Результат тот же: она сейчас наказана удалением от Рэйнольда.

– Ты, вообще, с чего решила, что она раскаивается в выборе?

– Стефан, я вижу будущее. Там, где Рэй, постоянно вертится Мелани. Она словно призрак возле него. То же самое в отношении нее.

– Ты все еще видишь, как Рэй сжигает Мелани?

Ева отворачивается, пытаясь скрыть печаль на своем лице, но я все равно замечаю.

– Да, вижу. Ничего не изменилось.

И мы скорбно молчим, осознавая, что расставание Оденкирка и Гриффит – лишь начало трагедии. У этой пары нет будущего.

– Стефан! Ева!

И я вздрагиваю от прозвучавшего голоса за спиной. Ее еще не хватало на мою голову!

– Лаура? Ты что здесь делаешь? – Я смотрю, как моя сестра отделяется от компании мужчин, среди которых, уверен, есть очередной любовник, и идет к нам навстречу. Отмечаю, что она изменилась. Стала более красивой, опасной и… опытнее, что ли. В ее движениях появилась какая-то зрелая леность хищницы. Полы красного кашемирового пальто развевались подобно плащу римских полководцев.

– Я тут затем, зачем и вы. Отдыхаю, веселюсь, кушаю шоколад.

– Мы тут не отдыхаем, – Ева холодна и вежлива. Сестра улыбается своей восхитительной улыбкой, под которой скрывается ненависть к моей женщине.

– Да? Тогда зачем?

– По делам Инквизиции, – отвечаю я за Еву.

– О! Наслышана о вас и вашем деле в суде. Поздравляю, что остались живы.

– Спасибо.

– Я бы на вашем месте кутила и праздновала это событие. Избежать костра редко кому удается.

– Не сомневаюсь! Уж кто-кто, а ты, наверное, знаешь, каково это.

Лаура, кидающая оценивающие взгляды в сторону Евы, раздражает меня своей наигранной беззаботностью. Поэтому рефлекторно выдвигаюсь чуть вперед, будто пытаюсь закрыть подругу от сестры.

– Ты давно не был у матери, Стеф. Она о тебе спрашивает, беспокоится.

Я киваю. Моя вина. Я, действительно, забросил маму с этой кутерьмой в Саббате.

– Навещу. Не беспокойся.

– Мать все спрашивает, не женился ли ты? Не обзавелся ли детьми?

Она хитро сверкает глазами.

– Нет, не обзавелся. А вот свадьбу планирую.

Я чувствую, как дернулась Ева, но сжимаю ее ладонь, чтобы успокоилась.

– Ева, дорогая, ты как-то устало выглядишь.

– Ну не всем же выглядеть так потрясающе, как ты.

Женщины улыбаются так, будто готовы разорвать друг друга, дай только повод.

Именно в этот момент к нам подходит мужчина в черном длинном пальто с кейсом и в солнечных очках. Любой Инициированный сразу поймет, что перед ним Архивариус из Сената. Мужчина снимает очки, показывая узкие темные глаза. Похоже, кореец…

– Стефан Клаусснер?

– Да.

– Добрый день. Архивариус Кан Син Гю. Я прибыл по обвинению вас Верховным судом мира Инициированных Святым Сенатом в незаконном убийстве Химеры Макса Бёхайма и в сокрытии улик. В связи с этим вы изымаетесь из мира Инициированных в Карцер до суда. Прошу проследовать за мной.

В воздухе повисает напряженная тишина. Я оборачиваюсь и вижу бледное от страха лицо Евы.

– Кто? – сипит Лаура, будто слова даются ей тяжело. Она тоже стоит ошеломленная и напуганная. – Кто из Химер обвиняет?

– Клан Татцельвурм[4].

– Заклинатели змей…

Я вижу: Лаура знает больше, чем показывает. Не удивляюсь. Оно и так понятно, что Химеры мстят за исчезнувшего Заклинателя, которого я убил летом, когда тот обращал Мелани в Химеру, при этом не закончив обряд и инфицировав девушку, едва не превратив в одержимую бесами. Сейчас Мелани в руках у Химер, и эти твари не упустили возможность отомстить за смерть Заклинателя. Вряд ли они пустят Гриффит как свидетеля. Наверное, наплели Сенату, что я ради забавы прибил Химеру.

Дело дрянь! Я вздыхаю, осознавая, что, возможно, в последний раз вижу сестру и Еву. Молча отдаю пакет с часами невесте и иду за Архивариусом.

– Стефан!

Я оборачиваюсь на крик Евы: она стоит, храбрится, но в глазах стоят слезы.

– Мы вытащим тебя, – внезапно продолжает за нее Лаура. И я не сдерживаю улыбку. Впервые эти две женщины едины и не ссорятся.