Читать книгу Sabbatum. Химеры - Елена Ромашова - Страница 4

Я наконец-то проснулся. Каждую ночь подсознание пытает меня. Сначала снится что-то отвлеченное либо вообще ничего, но к утру всегда повторяется одно и то же: моя память будто порвана на клочки, и в этих кусочках постоянно Она. Вот я целую девушку на чердаке, ощущая мягкую податливость и привкус крови, вот мы с ней предаемся страсти в номере отеля Нью-Йорка, где целую каждый изгиб девичьего тела, вот ее глаза загораются любопытством, и она спрашивает меня про мир Инициированных на плавучем домике в Китае, а вот финальный мучительный аккорд: Мелани шепчет «прости меня», когда Виктор оттаскивает ее и сажает в машину.

Она уезжает. Исчезает куда-то. Теряю ее из своего поля зрения и реальности. Уж лучше бы сожгли меня, чем пытали разлукой. Где-то там Мелани, и я не имею права даже заговорить с ней. Она совершила ошибку, и я теперь понимаю почему: это следствие моей глупой недомолвки. И вот – мы по разные стороны баррикад. Еще сама Мелани усугубляет мои пытки постоянным ведьмовским зовом. То нахожу свое имя, написанное ее рукой на листе, то оно на глазах выводится на запотевшем зеркале невидимым пальчиком, то выложено лепестками хризантемы, неизвестно откуда взявшимися в моей комнате, то перед тем, как уснуть, слышу ее шепот. В последний раз ветер принес бумажный самолетик с многочисленным «Рэй». Это невыносимо. Я не могу ответить! Мелани, ты сама закрыла мне доступ! Да еще проклятый сенатский запрет на три месяца. Это изводит, лишая сил и остатка разума. Я уже готов броситься на ее поиски. Но еще держусь. Не могу. Это грозит наказанием от Сената, может, даже костром. Три месяца! Только три месяца! А дальше приму ее любую.

Сначала я пытался отвлечься: просился у Реджины, чтобы отправила на дело. Но после суда Сенат не присылал запросов; все Инквизиторы из Саббата, как выразился Гроховски, persona suspecta[2]. И я заточен в собственном доме, как в тюрьме: без дела, без радости к жизни, без нее. Меня словно лишили смысла жизни, ввергнув опять в пучину беспросветной тьмы, которая была после смерти Мириам.

Держись, Рэй, не поддавайся. Осталось чуть-чуть.

Прошло совсем немного, всего лишь три бесконечные недели. А если еще причислить неделю, когда она была в Карцере, то практически месяц. Иногда ловлю себя на мысли, что, может быть, я сошел с ума и сам придумал Мелани Гриффит, а все призывы девушки лишь галлюцинации. Тогда открываю телефон и смотрю на фотографии, сделанные в Париже. Как она прекрасна на них: улыбается, чуть капризничает, не желая фотографироваться, но счастливая. Тогда она была моя. Моя девочка…

Итак, утро. Через два дня у меня день рождения. Двадцать шесть зря прожитых лет. Зажигайте свечи, несите торт. Наверное, мои что-нибудь затеют. Саббатовцы сначала боялись моего поведения, тихого, безучастного ко всему, потом поняли, что так, уходя в себя, я борюсь с унынием и тоской. Даже Ева заметила, что держусь молодцом. Не знаю, что она ждала от меня. Для всех я – прежний, вернувшийся, Рэйнольд Оденкирк, мрачная тень Саббата.

Делаю привычные движения: просыпаюсь, вспоминаю Мелани, затем встаю, иду в душ, прогоняя остатки сна, одеваюсь тщательно и скрупулезно, заправляю кровать, что-то в стирку, что-то забираю из стирки, иду на завтрак. Чем больше движений и внимания на дела, тем меньше вывожу на передний план мысли о Мел. Одевшись и приведя себя в порядок, я отправляюсь в столовую, чтобы в очередной раз пялиться на Артура и слушать чужие разговоры, поглощая кашу или яйца пашот.

Но сегодня, выйдя из комнаты, первое, что вижу, – открытая дверь в комнату Мелани. На долю секунды вспархивает бабочкой надежда, что она там, вернулась. Но тут же приходит холодное осознание невозможности.

Я заглядываю внутрь: там суетятся две горничные. Одна меняет белье на кровати, грубо скомкав постель, другая вытаскивает одежду Мелани, складывая стопкой на тележку.

Эти две служанки, как первооткрыватели гробниц, нарушая покой священного для меня места, варварски уничтожают привычный уклад вещей, оставленный хозяйкой. По сути, они уничтожали дух комнаты, дух Мелани.

– Что вы делаете? – я взрываюсь, как пороховая бочка, напугав обеих женщин.

– Приказ мисс Реджины: убрать комнату для заселения, – та, что у комода, оказывается смелее, быстро придя в себя после грубого оклика.

– Заселения? – Я не верю своим ушам. Кто-то приедет? Так мало того! Из двадцати чертовых комнат понадобилась именно эта? – Уходите.

Я еле сдерживаю гнев, стараясь быть по возможности вежливым и не напугать служанок еще больше.

– Что? – спрашивает та, что у постели. А зря. Потому что я срываюсь на крик:

– Вон отсюда!

– Но мисс Реджина…

– Вон отсюда! Живо!

От ярости магия из меня выплескивается, как из переполненного бокала, и кувшин на окне взрывается водой и осколками стекла прямо нам под ноги. Женщины в ужасе. Бледные от страха, они спешат быстрее убраться. Я успеваю выхватить из тележки одежду Мелани. Горничные не уходят, а практически спасаются бегством, оставляя меня в разоренной комнате любимой.

Теперь все не так! Все испорчено и нарушено! Захлопнув дверь магией, пытаюсь навести порядок.

Резким движением с помощью колдовства заправляю постель. Затем, уже без магии, порывисто, неаккуратно убираю вешалки с многочисленными платьями, блузками, юбками в шкаф. Меня трясет от ненависти к Реджине. Хочется все переколотить, а не ограничиться кувшином.

Внезапно мои пальцы попадают на знакомые кружева: давно забытые ощущения. И я извлекаю на свет черное искрящееся платье, в котором Она была в Италии. Теперь оно бесформенной тряпкой висит на вешалке, а когда-то так соблазнительно смотрелось на хозяйке, подчеркивая тонкую талию и длинные ноги. Закрыв глаза, дотрагиваюсь до кружевной ткани, вспоминая ощущение, когда под ней была горячая кожа девушки, и как Мелани в танце извивалась возле меня, а мои руки бесстыдно изучали ее контуры, путаясь в этих самых складках платья. Все мое существо вспыхивает желанием вернуться в прошлое. Я зарываюсь лицом в платье, глубоко вдыхая и чувствуя запах Ее тела и духов. Боже, это нереально! Блаженство. Как будто Она рядом… Как будто снова обнимаю.

Но это глупость. Это просто дурацкое платье. Не Мелани. Это призрак прошлого. Поэтому, сглотнув ком в горле, осторожно вешаю платье обратно в шкаф. Затем смотрю на разлетевшийся кувшин. С помощью заклинания испаряю воду, но осколки у моих ног по-прежнему блестят, как разбитые мечты. С ними придется повозиться. Не хочу возвращать горничных, мне никто не нужен. Поэтому я концентрируюсь и медленно поднимаю осколки с пола с помощью магии: в свете солнечных лучей они выглядят, как клубящийся рой стеклянных мошек. Одно неверное движение или перебор с силой – и они могут впиться в меня, как хищные насекомые, потом сиди, выковыривай из тела стеклянные занозы. Помогая двумя руками, я медленно опускаю их в мусорное ведро. Отлично! Я еще способен на колдовство.

Я доволен собой и проделанной работой. Оглядываюсь вокруг, подмечая детали. Кресло, купленное для Мелани, я сдал в магазин из-за бесполезности. Поэтому на его месте снова стоит темно-оранжевый неудобный монстр. А на окне завял тюльпан, оставив тонюсенькую ниточку стебля, засушеные лепестки, как крылья бабочки, и черную бесплодную землю. Все. Умер. Нет Мелани, чтобы каждый раз реинкарнировать цветок.

Тоска от разлуки с любимой заполняет все мое существо, так что я, недолго думая, открываю окно и швыряю горшок на улицу, выплескивая наполняющие меня эмоции в одном броске. В этот момент за окном замечаю Реджину, выходящую из своей машины. Горшок с грохотом разбивается у черного седана, чуть не попав на капот. Светоч неспешно поднимает голову и встречается со мной взглядом. Хелмак слышит, как клокочет ненависть во мне обрывками сумбурных мыслей, в том числе злость и на нее, что тронула комнату моей любимой. Я встречаю взгляд Главной и посылаю ей мысль: «Катись к черту!». После чего закрываю окно, выхожу из спальни Мел и блокирую дверь заклинанием, чтобы ни одна горничная туда не сунулась.

– Что это было? – из комнаты напротив внезапно появляется Курт. Рыжий, высокий, широкоплечий.

– Ты про что?

– Про грохот, – он кивает на дверь комнаты Мелани.

– Ничего. Просто Реджина выбрала бунт.

– В смысле? – в позе Ганна проявляется оживление. Раньше он не был столь мрачен и сдержан. Теперь Курт стал похож на меня. И эмоции редко нарушают этот холодный вид.

– Она решила кого-то заселить в комнату Мелани, забыв спросить меня.

– Хм… Понимаю. Но она директор. Светоч. И это ее школа.

– Да? А когда она человек? – Курт понимающе кивает. – Что за новенькие?

– Не знаю. Реджина взяла кого-то, пока мы без лицензий Сената. Это даст хоть какой-то доход.

– Ты идешь на завтрак? – Курт жмет плечами. Из него слова теперь клещами надо вытягивать. – Ты снова к Джесс уходишь?

Ганн кивает с неким отсутствующим видом, в задумчивости потирая пальцем губы, будто не видит других вариантов, как провести день. Выбор не велик. Я бы тоже куда-нибудь дел себя.

– Думаю, что Реджина захочет нашего присутствия за обедом, поэтому к Джесс я пойду после. Ты тоже особо далеко не девайся, – Курт указывает рукой на дверь Мелани. – Скорее всего, потребует объяснений. Готовься.

Я еле сдерживаюсь, чтобы не послать Хелмак вслух. В итоге понимаю, что говорить с Куртом больше не о чем, исчезаю с лаконичным «бывай» и прощальным жестом.

Последние дни после предательства брата Ганн прозябает на квартире у своей подружки. Он тоже не понимает, как Кевин мог предать нас ради Химеры. Сестра Мелани очень… неприятная особа. Когда я увидел ее на суде, первое, что бросилось в глаза, – невероятная схожесть с любимой, но через секунду понял, что Варвара далеко не ее сестра. Теперь догадываюсь, как они затащили такого ангела, как Мелани, к Химерам. Достаточно взглянуть на Варвару и Виктора.

Любимая защищала меня, покрывала перед Судьями, но и Виктора тоже. Я понял это по Реджине, когда она позвала представителя нашей стороны.

– Если вы хотите спросить, были у меня отношения на Начале с Виктором, когда он был преподавателем? Нет, не было. Он не влиял на мой выбор стороны. Наши отношения возникли позже, когда я уже выбрала клан Теней.

Все стало понятно. Логично. Савов задурил голову Мелани еще на Начале, нарушив закон свободы выбора, влияя на нее и утягивая на свою сторону. Судя по всему, он не любит ее. Считает своей вещью.

– Не подходи, Оденкирк! Слышал? Ты не имеешь права теперь даже быть рядом с ней!

Сволочь. Зверь. Бездушная Химера. Савов, не радуйся, она выбрала тебя по глупости, из-за ошибки. Я не позволю тебе отнять у меня еще и Мелани, как ты сделал с Мириам.

Все эти воспоминания и мысли всплывают постоянно, они бродят во мне, как вино, делая мою ненависть к Виктору и желание убить его крепче. Наступит день, Савов, мой день гнева.

Сначала хочу идти поупражняться в стрельбе, но передумываю, так как Хелмак обязательно оттуда вытащит, и мне достанется за мой поступок. Поэтому я выбираю побег. Заглядываю в библиотеку и вытаскиваю на свет «Портрет Дориана Грея», зачитанный мною до дыр. А затем ухожу в Китай на плавучий домик. В по-настоящему безлюдное место, только ты и природа.

В Китае все та же тишина и темно-изумрудная сочная зелень деревьев. Плеск воды. Нереальная прозрачность озера. Но здесь стало холодно. С исчезновением Мелани сюда пришли ветра. Плавучий домик – место Мелани, ничье больше. Теперь оно неразрывно связано с ней: сюда я приводил ее читать, давал основные знания, которые получаем на Начале, здесь ревностно прятал от Кевина и прочих. Помню, как ловил себя на мысли, что нравится осознание того, что Мелани ждет меня здесь. Это были неправильные чувства: наверное, так радуется маньяк, когда схватывает жертву и держит в ловушке. Помню, как пытался бороться с этим. Но мысль, что хотя бы так делаю девушку своей, не имея на нее никаких прав, поднимало настроение и дарило удовлетворение от собственнического чувства и ситуации, что именно я был ее учителем.

Ревнивый дурак – вот кем я был. Хотя им и остался. Стоит задуматься, что происходит у нее, насколько близка с Савовым, – кровь моментально вскипает и приливает к лицу. Я сразу вспоминаю нашу ночь с Мелани. Мысль, что она может быть нежной с кем-то помимо меня, отравляет воздух.

Я начинаю бороться с этой ревностью и мыслями. Нахожу спасение в книге, пытаясь отвлечься на текст:

– Дориан для меня теперь – все мое искусство, – сказал художник серьезно.

– Видишь ли, Гарри, иногда я думаю, что в истории человечества есть только два важных момента. Первый – это появление в искусстве новых средств выражения, второй – появление в нем нового образа. И лицо Дориана Грея когда-нибудь станет для меня тем, чем было для венецианцев изобретение масляных красок в живописи или для греческой скульптуры – лик Антиноя.

Почему-то я только сейчас задумаваюсь: так ли уж плох сам Дориан Грей, когда его сделали таким окружающие?

Сколько вины лежит за его падение на других? Раньше читал эту книгу, как Инквизитор: ты тот, какой путь выбираешь сам. На мой выбор не влиял ни алкоголизм матери, ни сестра, ни кто-либо из учеников или учителей Начала. Я всегда имел свое мнение. Но когда мои интересы помножились на Мелани, я словно взглянул с другого ракурса. На мою любимую проще повлиять, обмануть. Слишком доверчива и беззащитна. Вот и обрубили крылья ангелу…

Я снова достаю из кармана телефон, открываю последние фотографии. Глядя на Мел, тут же отчетливо вспоминаю ее голос, нежность кожи, привычки, аромат, как она ласкалась, словно котенок. Такая маленькая, изящная, что когда обнимал, прятал ее в кольце своих рук. Тоже мне Химера, опасное существо! Да и Инквизитор из нее тоже никудышный. В Мелани нет борца, лишь терпение и стойкость…

Поняв, что снова отвлекся, вернулся на любимый круг Ада, опять принимаюсь за чтение. В этот раз, сосредоточившись на произведении, я все-таки могу уйти от навязчивых мыслей о девушке, при этом незаметно скурив целую пачку сигарет на голодный желудок. Именно перед обедом в крови зазвучал приказ Светоча, чтобы мы собрались в ее кабинете. Захлопнув книгу, я оставляю ее в домике, намереваясь прийти сюда еще раз и почитать. Выйдя во двор Саббата, наталкиваюсь на Стефана и Еву. Не здороваясь, сразу задаю интересующий меня вопрос:

– Кто новенькие?

– Две девушки, – Ева поправляет туфельку, стоя на одной ноге и держась за Стефана, чтобы не упасть.

– Девушки? – я удивлен. В мире Инициированных есть странная особенность: сторону Инквизиторов чаще выбирают мужчины, а девушки чаще направляются к Химерам. Я это объяснял тем, что женщины не любят правила, чаще подвержены искушениям. Не зря именно Ева сорвала яблоко в райском саду. Правда, почему это допустил Адам, стоявший рядом? Возможно, в этом кроется наша нерешительность: поддаваться искушению?

– Да. Одна брюнетка, другая рыжая, – Валльде сообщает неинтересные мне детали. Наверное, увидела их, когда заглядывала в будущее.

– И что предскажешь насчет них?

На мой вопрос Стефан ухмыляется.

– Еве интересна рыжая, – Стеф странно это произносит, хитро поглядывая на свою подругу. Валльде, закончив возиться со своей туфелькой, теперь скептически смотрит на Клаусснера, сложив руки на груди.

– А что не так? Будет подбивать к тебе клинья? – спрашиваю я у друга, рассчитывая, что моя догадка про ревность Евы правильная.

– Нет. Но она не говорит, – Стефан улыбается, почесывая бороду. Кому-то не мешало бы побриться. Выглядит Клаусснер рядом с Евой небрежно и помято, когда сама Валльде излучает строгость, собранность и нордическую отстраненность в своем белом отутюженном костюме. Невольно так и хочется обозвать их «Леди и Бродяга». Они даже чем-то похожи на этих мультипликационных героев.

– Пойдемте, – Ева вздыхает и идет к двери, не дожидаясь нас.

– Ну, пойдем, посмотрим на рыжую. – Впервые с тех пор, как прошел суд, у меня возникает живой интерес вместо меланхолии и апатии.

По пути к кабинету Реджины и Артура, к нашей троице присоединяются Курт и Ной – вот и вся инквизиция Саббата в сборе. Мы входим и видим двух девушек, стоящих возле вежливо улыбающегося Артура. Рыжую я замечаю сразу по яркому всполоху волос, она высокая, статная и спортивная. Новенькая излучает уверенность, открыто встречая наши взгляды большими серьезными глазами. Другая стоит рядом, чуть в стороне, будто пытается спрятаться. Девушка ниже своей подруги, ростом с Мелани, и примерно той же комплекции, тоньше и изящнее подруги.

– Проходите, – Реджина приглашает нас всех войти, потому что мы топчемся у входа, как чужие.

Новенькие оборачиваются к нам: если рыжая смотрит открыто, как смотрят на будущих партнеров, то вторая кидает недоверчивые взгляды исподлобья. Опять это мне напоминает Мелани. Хотя девушка была совершенно не похожа на нее.

– Познакомьтесь с нашими новыми ученицами. Сара Луиза Чейз, – Реджина указывает на статную рыжую. Та кивает в знак приветствия. – У Сары редкий дар: она умеет слышать разговоры из прошлого.

Мы рассаживаемся по своим местам, что невольно вызывает у меня ассоциацию, как готовились к суду.

– То есть «умеет слышать»? – Ева удивленно выгибает бровь. Все-таки ей не дает покоя эта Сара. Что же Валльде видела в будущем, что проявляет такой интерес к новенькой?

– Я знаю, что среди вас есть человек, который может видеть прошлое. Так вот, у меня дар наподобие. Я могу только слышать, но не вижу что происходило, – Сара изящно откидывает рыжую медь своей пышной копны.

– А зачем нам дар наподобие Ноя? – Ева бестактна как никогда.

Все удивленно уставились на Валльде, которая не позволяла себе таких выпадов при знакомстве.

– Ной очень полезен Сенату, я посчитала нужным принять запрос Сары, чтобы она помогала наравне с твоим братом, – немного удивляясь вопросу Евы, произносит Хелмак.

Все понятно. Реджина преследует коммерческий интерес. Пока все инквизиторы Саббата сидят без лицензий на охоту, Хеллмак выискивает способы получения заказов. Так как Ной, действительно, любимчик Сената, она нашла ему пару, еще одну рабочую лошадку. Шкурный интерес. Ну что же, это понять можно.

– Кстати, Сара, твое обучение продолжит Ной. Он станет твоим преподавателем в Саббате, – Реджина обращается к рыжей девушке, но на реплику реагирует брат Евы: высокий, худой и с белыми, как у альбиносов, волосами в своем дорогом приталенном костюме он смотрится внушительно. Ной встает с места и кивает Саре в знак приветствия. И теперь осознаю то, что неуловимо присутствует между этими людьми – стать и холодная уверенность. Будто они с одной планеты. Даже ростом подходят друг другу. Отличная пара образовалась, сразу видно – будущие Архивариусы.

– И вторая наша ученица, – продолжает Реджина, правда, мне не понравилось, какой мимолетный взгляд она кидает в мою сторону. – Кристен Деннард.

Девушка выходит чуть вперед, и теперь я могу ее рассмотреть. Если вначале в ее облике я находил схожесть с Мелани, теперь понимаю, как сильно ошибался. Кристен не смущена, а просто не любит внимание, она напряжена и недоверчива. Девушка чуть задирает подбородок и цепляется большими пальцами за ремень джинсов, будто внутренне готовится к критике от нас. Одета, в отличие от Сары, не в костюм, а в кожаную мотоциклетную куртку, черные узкие джинсы, выгодно подчеркивающие красоту длинных ног. Молодец, детка, я оценил твои старания.

– Кристен только что с Начала, в отличие от Сары, которая пробыла год в американской школе Инквизиторов «Охотники». У нее тоже очень редкий дар, – Реджина практически мурлычет от удовольствия. У меня закрадываются сомнения: уж не подвержена ли мисс Хелмак коллекционированию Инициированных с редкими дарами? – Мисс Деннард обладает даром Щита. Так что, Клаусснер, твои шутки на новенькой отрабатывать бесполезно.

Реджина невзначай напоминает о Мелани в первый день знакомства с нами, словно режет меня по сердцу.

– А можно подробнее про Щит? – Стефан улыбается Кристен, намекая, что ищет слабину для применения своего дара к Деннард.

– Я блокирую дары по отношению к себе, – она хитро улыбается Клаусснеру в ответ. Ее голос мягкий, приятный, даже, можно сказать, свежий, будто колокольчики на ветру. Я отмечаю, что девушка красива, но видно, что непокладиста, об этом говорит ее цепкий взгляд серо-голубых красивых глаз под темными изогнутыми бровями. Немного нахальна. Не люблю таких.

– Все заклинания или только дары? – это уже подключается Ной, спец по теории кинетики Инициированных.

– Только дары, и выборочно.

– Максимальное количество людей?

– Десять.

Курт даже присвистнул. Это круто в столь юном возрасте держать оборону сразу от десяти Инициированных. Кристен довольно ухмыльнулась на его реакцию.

– Сколько пробыла на Начале? – Курт подключается к Ною.

– Три года.

– А что так долго?

– Заминка произошла. Знак долго не проявлялся. А потом я ждала вакансий в Инквизиторских школах.

– А с каких пор у нас стали ждать вакансии? – Ева недоверчиво косится в ее сторону.

– Я просто хотела либо к Охотникам, либо к вам.

Ничего себе разброс! Охотники, или как мы, шутя, их называли, «охотники за головами», были очень сильной школой: там был упор на физические упражнения, а не на разработку даров. По сути, делали солдат. Наша школа была непопулярна. Слишком мало учеников. Только благодаря Реджине, которая держала нас вот уж несколько лет, Саббат зазвучал на устах Инквизиции.

Я и Стефан – одни из лучших охотников, Ной – любимчик Сената, выдергиваемый Архивариусами на дела. Ева – хороший специалист по обрядам экзорцизма, но в остальном, как ведьма и охотница, не блещет талантами. Курт тоже неплох, но часто упускает преступников. Поэтому, не обнаружив явных причин странного желания оказаться здесь, не сдерживаюсь и спрашиваю у Кристен:

– Охотники делают ставку на физическую подготовку, они достаточно популярны. А почему мы?

Внезапно девушка переводит свой взгляд на меня и смотрит в упор, чуть улыбаясь. Я невольно тоже начинаю улыбаться в ответ уголками рта.

– Я фанат одного Инквизитора. Много наслышана о нем.

В комнате проносятся смешки и свистки. Я смущенно улыбаюсь и отвожу взгляд. Черт! Девица беззастенчиво флиртует.

– И чем же я удостоен такой чести?

Она откидывает темно-каштановые волосы, скрипя кожаной курткой и продолжая прожигать меня взглядом. Я уже не смущаюсь. Наоборот, меня это забавляет.

– Ни одного промаха в делах для Сената.

– Ну, знаешь ли, в Инквизиции есть и способнее меня: Варлак, Клаусснер, Булутер, Романова, Ковальчук, Грасс… Тебе продолжать?

Кристен жмет плечами.

– Ты симпатичный.

Это вызывает очередной прилив смеха у всех.

Артур, все это время молчавший и следивший за разговором, наконец подключается к нам:

– Стефан, я бы обиделся на твоем месте! Тебя уже не считают за симпатичного.

– Сейчас Ева обидится, – Реджина осаживает брата, чем вызывает еще больший смех. Ева сидит в замершей позе и стучит ногтями по столу, всем видом показывая, что солидарна с Первым Светочем Саббата. – Ладно, прекращаем паясничать. Так или иначе, тебе ее обучать, Оденкирк.

Заявление Реджины вместо того, чтобы успокоить окружающих, вызвало улюлюканье, свист и смешки в мою сторону. Я же сидел и горько улыбался, чувствуя, какую шутку сыграла со мной Светоч. Это месть за горшок, не иначе.

После обеда, когда Курт приглашает девушек на ознакомление с замком, я ловлю момент поговорить с Реджиной, как только все покидают столовую.

– Зачем это?

– Саббату нужно существовать на что-то, вот и взяла учеников.

– Я не об этом, – смотрю на Реджину, которая делает вид, что не понимает. Хотя на самом деле, кто-кто, а уж она знает лучше всех, что творится не только в жизни каждого, но и в голове.

– Тебе нужно отвлечься, Рэйнольд. Посмотри на себя, – кивает на меня. – Ты стал словно призрак. Если остальные считают, что ты справляешься, надевая каждое утро свой безупречный костюм, то я – не все. У тебя же в голове только одно: Мелани, Мелани, Мелани.

На каждое упоминание ее имени она делает легкий удар по столу своей ладонью, но эффект производит страшный: будто мне в голову гвоздь вбивают.

– Ты посмотри, – Реджина тут же ловит мое состояние, – Рэй, ты имя ее даже слышать не можешь!

– Реджина, я люблю ее. И так просто вычеркнуть из сердца и головы не могу, как это делаешь ты с ее вещами из комнаты!

Я взрываюсь. Мы говорим со Светочем на повышенных тонах; уверен, наши голоса слышны в замке, который эхом разносит любой громкий звук.

– Кстати, о комнате! Хорошо, что вспомнил. Что это было с утра?

– Это комната Мелани! Вещи тоже! И ты не имеешь права распоряжаться ими, стоит хозяйке покинуть пределы замка!

– Ох ты! Неужели думаешь, что она вернется? – Хелмак вздергивает подбородок и скрещивает руки на груди. Ее вопрос болезненный: вот уж несколько недель задаюсь им постоянно.

– Да, я верю, – голос-предатель звучит неуверенно.

– Химеры ее тебе так просто не отдадут. Я буду удивлена, если она еще не одна из них. Они хотели ее – они получили и теперь не выпустят живой. Это во-первых. А во-вторых, неужели ты думаешь, что она захочет вернуться после всего, что мы сделали?

– Она любит меня.

– Какая уверенность! – саркастически фыркает Реджина.

– То, что Мелани отказалась от меня на суде, ошибка, просто глупая недосказанность. И ты знаешь это, потому что сама была в суде! Так что не смей, слышишь, Реджина, не смей пытаться оттолкнуть меня от нее.

– Дурак, ты, Оденкирк. Неужели не понимаешь, что я пытаюсь уберечь тебя от ошибок и боли? – Реджина тяжело вздыхает и устало садится на один из стульев. Она смотрит на меня снизу своими светлыми серыми глазами, которые излучают материнскую заботу. Это остужает мой пыл. – Думаешь, мне не тяжело наблюдать, как ты мучаешься? Ну не дадут вам быть вместе! Вы же на разных сторонах.

– Почему ты думаешь, что Мелани снова станет Химерой?

Реджина опять тяжело вздыхает и отворачивается. Видно, что не хочет говорить свое мнение. Светоч пытается найти доводы, которые уже заранее бесполезны против моего любящего сердца.

– Хорошо. Давай представим, что она снова станет Инквизитором. И что дальше?

– Она вернется сюда.

– Скажи мне, как она будет жить дальше? Она не сможет, как Клаусснер, ненавидеть сестру. Или смириться с потерей, как Курт. Поверь, здесь, – Реджина указывает на сердце, – она очень привязана к сестре, как и та. У нее такая же связь, что у тебя была с Мириам. Ты до сих пор не оправился от ее потери. А уже шестой год идет!

В столовой повисает тишина. Слышно, как в коридоре что-то звякнуло, кто-то прошел мимо, наверху заиграл мобильник, судя по мелодии, одной из новеньких. Именно в эту затянувшуюся грустную паузу я слышу отчетливый зов Мелани: «Рэй», – и ветер проносится по столовой, раскачав люстру и всколыхнув занавески. Секунда, и все затихает, оставляя меня в смятенных чувствах.

– Она тебя зовет? – Реджина оглядывается вокруг, будто не понимает, что произошло.

– Да…

Зовет, но я не могу прийти или ответить. Это лишает покоя и остатков силы.

Светоч вздыхает, как отчаявшиеся родители, когда их уговоры не действуют на детей.

– Бог с вами! Делайте, что хотите. Комната твоя.

– А что насчет Кристен?

– А что насчет нее? Ты будешь обучать. Девочка талантлива.

– Слишком дерзкая, и мне не нравится, что она… – слово «поклонница» не хочется озвучивать.

– Является твоей фанаткой? – Реджина хмыкает, разглядывая свои идеальные глянцевые ногти. – Зато отвлечет от Мелани. Ты же сам устал от этих мыслей. Разлекайся!

Последнее Хелмак выдает резко и отрывисто, давая понять, что разговор окончен. Светоч встает и, цокая каблуками, удаляется, оставляя меня одного. Отлично! Я теперь должен обучать какую-то нахалку. Не люблю таких. С ними проблем не оберешься.

Я слышу легкий шорох откуда-то из коридора, и через мгновение там проскальзывает тень. Кажется, кто-то стоит за дверью. Я, не раздумывая, быстро встаю со стула и подлетаю к входу, чтобы подглядывающий не успел сбежать. Резко открыв дверь, хватаю шпиона и ощущаю кожаную куртку под рукой.

Щеки новенькой заливает стыдливый румянец, темно-каштановые волосы кажутся черными в тени; девушка смотрит на меня красивыми большими голубыми глазами, но рот кривится в дерзкой ухмылке.

– Подслушивала?

– И подсматривала…

Она вызывающе смотрит в глаза, будто спрашивает: «Ну? Что дальше будешь делать?» Злость зверем просыпается во мне.

– Еще раз будешь подслушивать мои разговоры, я быстро собью твою спесь. И не таких приструнивал!

В подтверждение слов я встряхиваю ее, как куклу, ощущая, насколько сильнее ее физически. Но даже на то, что могу свернуть ей шею легким движением, Кристен смотрит дерзко и вызывающе.

– Ruit! – рычу я. И девушку сбивает с ног мое заклинание, придавливая к полу. Она вскрикивает от беспомощности, но ничего сделать не может. Девушка лежит на полу лицом вниз у моих ног. Для такой нахалки, как она, это унизительно, знаю по опыту.

Я разворачиваюсь и, не оглядываясь, ухожу. Стоит мне выйти из коридора к общей лестнице, как заклинание прекращает действовать и освобождает дерзкую. Но мне все равно, то было воспитательная мера. Кажется, у меня с Деннард будут проблемы.