Читать книгу Sabbatum. Химеры - Елена Ромашова - Страница 7

Я стояла и глупо пялилась на телефон, в котором шли частые гудки. «Прости» – и связь прервалась. Что сейчас произошло?

ЧТО ЭТО БЫЛО?

Я не на такой разговор рассчитывала. В грудной клетке разрасталась боль, дышать стало трудно, сердце стучало, будто сорвалось с катушек. Я снова начала набирать номер Рэйнольда, но как пошли гудки, тут же сама скинула звонок.

Плачу. Точнее, слезы льются бесконтрольно, размывая дрянную реальность в пятна. Смотрю на мир глазами утопленницы.

В дверь стучатся, но, не услышав от меня ответа, решают робко заглянуть.

– Аня? – это голос Кевина. Но самого Ганна не вижу, лишь нечеткий силуэт. Его горячие руки ложатся на плечи, а затем он берет мое лицо в ладони. – Что случилось? Ты звонила ему?

Я киваю. Чувствую, как он забирает телефон из моих не слушающихся пальцев.

– Ты с ним говорила?

Снова киваю.

– Что он сказал?

– Чтобы не звонила ему…

Откуда взялись силы прошептать? Ганн прижимает меня и гладит по волосам. И я плачу, уткнувшись в его плечо. Не знаю, сколько прошло времени, когда Кевин предложил мне умыться. Он отпускает, и я прохожу в ванную комнату, не видя ничего, наткнувшись на дверной косяк и споткнувшись о порог. Холодная вода действует освежающе. Я успокаиваюсь. Истерика, как гроза, нахлынула и прошла, оставив внутри глухую тишину. Пытаюсь разобраться, в чем было дело.

Сначала убил его голос. Резкий, холодный тон – понятно было сразу, что он не обрадовался звонку, не желал слышать меня. Это было невыносимо. Думала, бросит трубку, но он продолжил разговор и сказал, что скучает.

«Не могу говорить сейчас», – воскрешаю я в надежде, что не все потеряно. Просто это нелепость! Абсурдная случайность! Я не вовремя, надо только перезвонить попозже.

«Не стоит. Не звони». Он обрубает концы. Это как пощечины.

«И прекрати, пожалуйста, меня… звать. Ты постоянно зовешь. Позавчера ты сидела где-то на ступеньках и позвала меня…»

А вот это было неожиданно.

«Я тебя слышу!»

Как? Я же смертная!

Смотрю на запястье, оно чистое, без Знака. Я не понимаю, как могла посылать ведьмин зов? Как он мог видеть и слышать меня? Бред какой-то! Так или иначе, это пустое и ненужное.

Рэй не желал меня слышать. Он сказал, что любит меня, но там, на ступенях Вашингтонского суда, просто не простил. Возможно, пытается забыть и начать жизнь, где нет меня.

«Рэй! Пошли! Они требуют именинника», – незнакомый женский голос в трубке возвестил, что у него жизнь течет по своему руслу, в собственных берегах.

– Анька! С тобой там все хорошо? – тревожный голос Вари за дверью. Беспокоится. Наверное, видела, в каком состоянии я шла в ванную.

– Да. Нормально, – мой голос ломается, звучит по-другому: с какой-то хрипотцой и тягучими нотками, будто я пьяная. Открываю дверь и вижу Варю, которая нервно щелкает ногтем, а в глазах волнение. Она влетает в ванную и обнимает меня. Позволяю сестре привлечь себя, и мы шепчемся, как детстве, когда было плохо, чтобы бабушка или мама не услышали.

– Мне Кевин рассказал…

– Я люблю его, Варь… А он попросил не звонить…

– Ну, может, это и к лучшему? Три месяца ему нельзя к тебе подходить и разговаривать с тобой. Может, он боится нарушить запрет?

– Нет… Не в этом дело. Он сказал, что любит меня, там, в Вашингтоне. Я его предала, а он не простил…

Варя приподнимает кончиком пальца мое лицо и заглядывает в глаза. По щекам опять текут слезы, но уже не так сильно, просто капают. Сестра нежно утирает их.

– Если он действительно любит, то простит.

Я скептически ухмыляюсь, шепчу сестре, глядя в ее зеленоватые глаза:

– Это красиво в теории. В жизни даже любящие не прощают предательства. Ведь закон выбора суров. Нельзя получить сразу все.

– А ты изменилась. – Варя смотрит на меня и жалеет. Обычно это я сострадала и уговаривала ее, что все будет хорошо. Кажется, мы поменялись местами. – Если он любит тебя, а ты любишь его, то будет все так, как вы захотите. Магия сведет вас. И прощение будет. А если нет, то значит вам просто не по пути.

– Ты же его ненавидишь. Наверное, рада сейчас, что он не простил меня.

Я жестока в словах. Смотрю, как сестра немного, но отстраняется от меня. На лице Вари возникает холодное отчужденное выражение.

– Я уже сказала, что чувствую по отношению к тебе и нему. Но мне не нравится видеть, как ты страдаешь. Если честно, его отказ меня не радует, но и сожаления не чувствую. По крайней мере, это даст тебе толчок оценить то, что вокруг.

Она отворачивается от меня и начинает рассматривать кафель, будто он стал интересней.

– Сегодня приедет Савов. Погоди отталкивать его. Дай ему шанс.

– Хорошо, – я смиряюсь, как и всегда. Поломки в моей системе бытия исправляются только таким способом.

Он приехал к вечеру с огромным букетом роз. Ярко-алые – цвет крови. Бутоны были взрывом багрянца из тонких зеленых стеблей с шипами. Скрипящие, шуршащие пакетом. Когда я принимала их из рук Савова, розы будто злобно зашелестели на меня, пару раз уколов мне руки и обдав сладким ароматом. Первое желание – избавится от этой мерзости. Но я поставила их в вазу. Цветы не виноваты. Это все я со своей больной психикой.

– Аня, я соскучился, – Виктор повторяет то, что сказал мне Рэй, невольно вызывая боль и горечь в душе. Но я не показываю этого, улыбаюсь, как кукла, позволяя себя обнять и поцеловать в щеку.

– Я думаю, вас стоит оставить одних. – Варя хитро ухмыляется и утаскивает гулять Кевина.

Мы остаемся с Виктором одни. Не знаю, сколько мы проторчали в прихожей, где Савов меня обнимал, а я позволяла. Но вскоре не выдерживаю:

– Кофе? – Я помню, что Виктор пьет арабику: три ложки на маленькую турку, без сахара. И, не дожидаясь ответа, выскальзываю из его объятий, иду на кухню, где делаю вид, что поглощена приготовлением кофе. На секунду теряюсь, и мне кажется, что я одна в кухне. Оборачиваюсь и вижу, что Виктор стоит, опершись плечом о стену, и не сводит с меня своих хитрых серых глаз. Не придумав ответа, смущенно улыбаюсь.

– Как в прежние времена, – он напоминает, как после моего выпуска с Начала, приходил к нам. Я была влюблена в него, как кошка. Все искала ласки с его стороны. Выслуживалась. А он покровительственно главенствовал в наших отношениях. Тогда это было нормальным. Сейчас, после недели любви, когда я грелась в лучах солнца по имени Рэйнольд Оденкирк, мне не нужен холодный свет луны Савова. Я замерзаю с ним.

«Погоди отталкивать его. Дай ему шанс».

– Помнишь, как ты смеялся, когда я работала над притяжением предметов и примагнитила к себе сковородку?

Савов тут же разражается смехом. О да, это было одно из самых нелепых и смешных наших воспоминаний! С заклинанием притяжения, с телекинезом Виктор отлично управляется – это, как говорится, в крови. У меня же не получалось притяжение: то перелет, то недолет, то примагничивание.

– Ты мне ведь так и не ответила.

– Что?

– Я сказал, что скучал по тебе.

Он лукаво смотрит исподлобья, а у меня внутри все переворачивается. Нет, не скучала.

– Виктор… Я… Прости меня.

Вот и все, что могу сказать. А как еще? Я внутри полая, пустая, а когда-то там были чувства – ведь были! – а сейчас только и осталось, что извиняться: не удалась ни как жена, ни как невеста, ни как возлюбленная, ни как жертва обмана, ни как Инквизитор. Даже Химерой не могу быть.

В этот момент шипение гаснущей конфорки возвещает, что кофе сбежал. Я начинаю суетиться: наливаю напиток в чашку, пытаюсь осторожно вытереть плиту.

Я не слышу, как он подошел ко мне сзади, лишь чувствую, что его большие ладони заскользили по талии, окольцовывая в объятиях. Я замираю. И тут его губы касаются моей шеи, неловко дергаюсь – и моя рука попадает на раскаленную конфорку. Я взвизгиваю от обжигающего железа. Кожа горит. Очень больно! Охая и хныча, кидаюсь к раковине, чтобы залить ожог холодной водой.

Виктор цокает, как обычно делал, когда я попадала в нелепые ситуации вроде этой.

– Давай помогу, – он осторожно берет мою руку, дует на ожог и произносит «sanitatum», чтобы быстрее зажил. Сейчас должен исчезнуть.

– Я такая неловкая.

– Ты всегда такая была! – Савов смеется, глядя мне в глаза. И это не нравится. Получается, что он смеется надо мной! Рэй такое себе бы не позволил.

Забудь, Аня, забудь! Все. Тебя не простили.

Но Виктор не замечает моего недовольства и пытается снова обнять. Я внутренне ломаю себя, соглашаясь на близость: кладу руки ему на плечи, все еще ощущая, как жжет ладонь. Савов подумал, что я даю разрешение на большее, и стремительно приникает к моим губам. И снова ломаю себя, позволяя вспомнить, каково целоваться с ним. Его губы более жесткие, требовательные, напористые. В поцелуях Савов – хозяин, только он позволяет получать мне или не получать удовольствие. Виктор стискивает голову, положив руку на затылок, чтобы я не смела отпрянуть раньше времени. Его вкус – вкус моря: чуть соленый с шипровым запахом парфюма.

В конце концов, я с ним целовалась много раз. Его объятия – давно изведанная территория. Поэтому стараюсь расслабиться и, если не получить удовольствие, то хотя бы не отторгать мужчину.

– А вот и мы. Простите, что так скоро! Там дождь начался, а мы зонтиков не взяли, – Варя с Кевином входят в кухню и сразу замечают нас. Думаю, что по мне и так все видно. Сестра смущенно, но не скрывая радости, отводит глаза. Кевин смотрит хмуро. В его взгляде читается, что ему не нравится то, что увидел.

– Вы нам помешали, – Савов бесцеремонно осаживает сестру и Кевина, несмотря на то, что все произносится с вежливой холодной улыбкой.

Варя сразу как-то тушуется. На мгновение кажется, она даже испугалась. Но Ганн сразу берет ситуацию в свои руки, обворожительно и задорно улыбнувшись.

– Все. Нас нет. И не было. Мы ваши галлюцинации.

Он практически утаскивает Варю из кухни. Как только сестра с Кевином уходят, Савов поворачивается, сладко облизываясь.

– Нас прервали.

– Нет, прости, но на сегодня поцелуев хватит.

Я смущена и раздосадована, что меня видели в объятиях Виктора. Да и поцелуй не зажег былой страсти и желания. Это вдвойне неприятней. Не вижу причин продолжать наши отношения. А пока решаю начать разговор, разглядывая ожог на своей ладони:

– Когда к тебе отправляемся?

– Дня через два. Там все уже в курсе, что ты приезжаешь.

Я никогда не была в клане Савова, но Альфа славился сильными и беспредельными магами. Он был популярен еще тем, что там было много мужчин. Это противоположность клану Юрей, женщин туда брали очень редко, либо попадали случайно, как я.

– А почему через два дня? У тебя какие-то дела?

– Да. С Марго поговорить и Джеймсом.

– Джеймс? Он тут?

– Да. Приехал вместе со мной.

Джеймс Морган – любовник Марго, а заодно Темный клана Альфа. Хитрый черт. Я его видела пару раз, и то мельком. Знаю только по разговорам. Так же знаю, что когда-то у Альфа было двое Темных – братья Морганы. Но близнец Джеймса ушел в Сенат и где-то там до сих пор.

– Понятно, – больше мне сказать нечего. Как-то резко закончились все темы.

– А ты чем занималась?

Говорить, что убивала время мыслями об Оденкирке, что звонила сегодня в обед, не хочется и не надо.

– Ничем. Ездили в Вяземку, виделась с мамой.

– И как?

– Все так же. Вяземка разваливается, мама нас ненавидит. Зачем Марго посылала нас туда?

– Марго хочет, чтобы ты забыла о Мелани Гриффит и стала прежней. – Савов элегантно присаживается на стул и внимательно, изучающе, смотрит на меня. – Только вопрос: что хочешь ты?

– Не знаю. Я даже не уверена, хочу, чтобы мой Знак проявлялся, или нет.

Савов берет мою руку и нежно гладит. Он никогда таким не был.

– Так или иначе, я жду Химеру. Свою Химеру, – и целует в запястье, заглядывая в глаза.

– Ты никогда не был столь нежным со мной.

– Исправлюсь, – и он целует ладонь, незаметно задев ожог. Я не подаю вида, что больно, а Виктор не замечает. Именно в этот момент меня осеняет.

Почему до сих больно? Во Франции мне проткнули руку, рана зажила в считанные минуты. А тут маленький ожог, который никак не пропадет.

Я вынимаю руку из горячих ладоней Савова и смотрю на нее, как на нечто любопытное, диковинное.

– Аня? – Савов пытается понять мое странное поведение.

– Почему не заживает?

– Детка, ты же смертная! Конечно же, не затянется так быстро.

Нет. Это не то. Раны же затягивались!

«И прекрати, пожалуйста, меня… звать. Ты постоянно зовешь. Позавчера ты сидела где-то на ступеньках и позвала меня… Я тебя слышу».

Ведьмин зов, усиленный страданиями сердца и любовью, покрывал огромные расстояния, пробивался через пространство и время и доходил до адресата, до Оденкирка. Смертные так не могут. Что это значит? Что, черт возьми, происходит?

Недолго думая, я хватаю нож для разделки мяса и резко провожу лезвием по ладони. Боль молниеносно опаляет руку. Начинает жечь и сильно идти кровь. Запах солоноватый, железный – запах жизни.

– Анна! Что ты делаешь?

Савов вскакивает и хватает меня за кисть, теперь и он испачкан моей кровью.

– Не понимаю! Почему не заживает? Почему раньше затягивались, а сейчас нет? Почему зов проходит, а мой дар не работает?

Ошалевшая, ничего не понимающая, кидаюсь в комнату сестры.

– Кевин!

Он выходит ко мне из зала. За спиной стоит Савов, из спальни выходит Варя, испуганно таращась на мою окровавленную кисть.

– Аня, что все это значит? – Варька смотрит на Савова в поисках ответа.

– Я и сам бы рад послушать.

– Она не заживает!

Меня заедает на этой фразе, как испорченную пластинку. В башке хаос мыслей и догадок. Но нужен Кевин!

– Кевин! Ты должен воздействовать на меня!

– Что? – три голоса в унисон.

– Увеличь мой дар, как делал в Саббате. Помнишь? Нужно, чтобы знак проявился!

– Аня, нельзя! Ты смертная! – сестра пытается отговорить меня.

– Послушай Варвару, не вздумай. Это чревато. Надо просто залечить рану.

– Кевин! – я не слушаю никого, только умоляюще смотрю в медовые глаза Ганна. Он стоит бледный, в полной растерянности.

– Аня, ты помнишь, чем закончилось все в прошлый раз? Перегруз – не самое страшное.

– Так! Хватит! – Варя кидается ко мне и пытается остановить кровотечение. Пол подо мной уже достаточно запятнан.

– Варя, мне нужен Кевин. И он сейчас же воздействует на меня!

Я практически рычу на сестру, осознавая, что в данный момент больше похожа на Химеру, чем она.

Варька отступает, а я хватаю за руку Ганна.

– Начинай!

Все разом затихают. Ганн нерешительно косится на Савова, который, кажется, готов убить только взглядом, дай только волю.

– Я СКАЗАЛА, НАЧИНАЙ!

И магия током начинает идти по телу. Приятное щекочущее чувство наполняющей меня энергии. Я не свожу взгляда с запястья – пусто.

– Сильнее, Кевин.

И ток увеличивается. Теперь он покалывает мои нервные окончания. Но снова пусто: Знак даже не думает проявляться, а рана не затягивается.

– Еще! Сильнее! – приказываю я.

В ответ слышу голоса сестры и Савова:

– Аня!

– Прекрати! Это опасно!

– Кевин, по максимуму. Как можешь! – Мне все равно на них. Хочу докопаться до истины: кто я.

И теперь я чувствую мощь силы Ганна. Магия уже жжет вены и гудит в ушах. Сердцебиение заходится в ритме, меня прошибает холодным липким потом. Знак начинает проявляться скупыми тусклыми тремя нитями.

– Ну, давай! Что же ты не проявляешься? – скулю, мне уже плохо, голова кружится от магии, я задыхаюсь, а Знак медленно проступает сквозь кожу. Слышу, как увеличивается еще сильнее мощность дара, подгоняя появление первых завитков, но в этот момент происходит вспышка – между моей рукой и Ганна проходит нереальный разряд магии. Дар опаляет все мое тело, взрываясь в области сердца. Меня отбрасывает назад. А дальше темнота. Глухота…

* * *

Я сижу в машине и жду ее в указанном месте в назначенный час. Из радио доносится тягучая песня Ланы Дель Рей. В подстаканнике дымится кофе из «Старбакс». Я нервно стучу пальцами по рулю, будто это ускорит ее приход. Взвинчено. Нервно. На всякий случай проверяю силок в кармане. В кобуре ждет, когда его вытащат и пристрелят им какую-нибудь Химеру, Ruger LC9. Но не сегодня. И не ее. Взяла оружие ради спокойствия. Еще в бардачке лежит моя «Беретта», подаренная Куртом, который разбирается в оружии лучше всех в Саббате.

«Ты где?» – проносится ее голос в крови.

«Крайняя машина справа».

И вот уже вижу, как она идет твердым шагом в мою сторону. На ней нет яркого красного пальто, просто черная куртка и джинсы. Одета обычно, чтобы не заметили. Хотя не обратить на нее внимание очень трудно: слишком красивая и заметная. Почти как мой Стефан. Он тоже, несмотря на свой порой запущенный вид, привлекает внимание противоположного пола. Не скажу, что ревную, но и не радуюсь, когда с ним начинают нагло заигрывать.

Она подходит и стучит по стеклу дверцы машины, чтобы я открыла. Нажимаю на разблокировку, слышится тугой щелчок. Сладкий запах ее духов с горчинкой звучит в салоне раньше, чем садится Лаура. На улице мелкая морось. Два часа дня.

Навязчивый аромат парфюма усиливается из-за ее влажных волос. Мне не нравится, что приходится с ней общаться, но по-другому никак.

– Отказали? – я первая начинаю разговор без вежливых вступлений. Лаура недовольна. Она откидывает темную прядь волос, и я замечаю, что Знак на запястье ничем не скрыт. Видно, торопилась, и ей было не до этого.

– Они все как один твердят, что помогать не будут.

– Я тебе говорила…

– Может, подкупить кого-нибудь из Сената?

– Кого?

– Какая разница? Есть свои люди. Просто посмотри этот вариант, и все!

Я сосредотачиваюсь на этом варианте будущего. Тяжело, когда нет конкретики – грядущее размытое. Образы клубятся и развеиваются. Но все еще пылает костер со Стефаном.

– Нет… Все то же.

Лаура разочарованно выдыхает и нервно начинает грызть ногти. И снова несвойственная деталь в ее облике – ненакрашенные губы.

– Я повторяю снова: нужно вытащить Мелани с показаниями в суд. Она – единственный наш шанс.

– Ева, не тупи! Уверена, что все это затеяли Альфа с Тенями, не забудь приплести еще десяток других кланов. И вот как ты представляешь: я пойду просить у них, чтобы выдали свидетельницу? Я даже не сунусь туда.

– Ага. Значит, как подкупать Сенат – ты можешь, а к Марго сунуться боишься?

Лаура смотрит на меня своими пронзительными синими глазами. У Стефана они темно-карие, доставшиеся от отца.

– Все-таки ты еще та сучка.

Я хмыкаю.

– Спасибо за комплемент. – Отворачиваюсь и делаю глоток кофе. Напиток уже остыл и не бодрит, получается какое-то противное варево. – Может, тебе попробовать обойти Марго, напрямую обратиться к Мелани?

– Марго мне голову оторвет.

– Воздействуй на нее.

Впервые вижу Лауру испуганной, злой и беспомощной.

– Если хочешь, я поговорю с Мелани. Мне тоже голову оторвут за это. Но ради Стефана…

– Не надо тут намекать, что ради Стефана ты готова на все, а я нет! Не забывайся, Валльде! Ты и толики не пожертвовала ради него в сравнении со мной! И все это, чтобы в один миг на горизонте появилась шведка и забрала его.

– Он не вещь!

– Он мой брат! Он – моя родная кровь, мои слезы и надежды! Он – моя семья!

Мы обе уже кричим друг на друга. Воздух в машине начинает вибрировать; магия бешено носится по венам, готовая выйти из-под нашего с Лаурой контроля. Клаусснер начинает ругаться на итальянском, я делаю вид, что не знаю языка.

– Ладно, Валльде, я устрою тебе встречу с Шуваловой! Только никому, слышишь?

Она с грацией кошки выходит из машины. Но прежде, чем уйти, наклоняется, чтобы посмотреть мне в глаза и говорит:

– Если уговоришь ее дать показания, если Стефан останется жив, так уж быть, я приму тебя, как равную для него, девочка-мажорка.

Хлопок двери – и она стремительно уходит от машины.

«Девочка-мажорка» – так она называла меня на Начале. Лаура, которая пожертвовала образованием, собой ради брата, никогда не принимала нас с Ноем, потому что мы из благополучной семьи финансистов. У Валльде было всего в достатке, тем временем Клаусснеры жили в нищете с чокнутой мамашей, где всю ответственность за проживание взяла на себя Лаура. Поэтому она не может простить мне, что все ее жертвы не были оценены братом, что тот не стал Химерой, не разделил те же жизненные приоритеты, что и она, что однажды на Начале «появилась шведка и забрала его».

Теперь мы с ней в одной лодке, и нам решать, куда и как грести, если хотим спасти Стефана. А я должна спасти его, потому что наши дети стали исчезать из грядущего так же, как в вариантах будущего начинаю стираться и я…