Читать книгу Верочкино счастье - Эльвира Абдулова - Страница 14

Через пару месяцев, когда все уже успели обсудить предстоящую встречу в Москве, по несколько раз согласившись и столько же раз отказавшись в силу многих только что открывшихся причин, Верочка все же решила ехать. Электронный билет, купленный сыном, лишил ее права на отступление. И правда: что она теряет? Погуляет по столичным улицам, сходит на выставку Врубеля в Третьяковской галерее, купит билеты в МХАТ и «Современник», увидится с друзьями детства и главное – отдохнет от привычной жизни. Ничего особенного от встречи с одноклассниками она не ждала. Хотелось бы, конечно, увидеть тех, с кем дружила в школьные годы, но Верочка, несмотря на пылкое воображение, иллюзий не питала, потому что знала: жизнь сильно меняет людей, и даже лучшие друзья, спустя годы, могут показаться друг другу чужими людьми. В конце концов, это всего лишь один вечер, яркая вспышка детства, попытка воскресить былые чувства, а потом все вернется на круги своя.

Кроме Маринки (Маруси, как ее называли в школе), регулярно появляющейся в ее жизни, Вера поддерживала отношения с двумя «мальчиками». Оба обзавелись семьями, закончили с военной карьерой и жили своей, непонятной для Веры, жизнью. Олег из хрупкого, застенчивого паренька превратился, судя по фотографиям, в крупного пузатого дядьку с широким обветренным лицом. «Настоящий полковник!» – не веря своим глазам, сказала Маруся. Он таковым и был, полковник в отставке. Воспитывал дочь от второго брака, жаловался, что она утонула в какой-то новой молодежной субкультуре, но «батя держит все под контролем». Будто это возможно – удержать поток юношеского бунтарского духа, живущего в вечной непримиримости с миром взрослых. Олег сейчас на правах пенсионера присматривал за дочкой, достраивал баньку и увлекался охотой и рыбалкой. Образ из детства никак не вязался с тем, что Вера видела на фотографии. Олег всегда громко и неуместно шутил, вспоминал школьную жизнь и рассказывал о себе. С супругой, как стало понятно, у них сложились особенно странные отношения. Она, так привыкшая за годы службы к его отсутствию, не могла принять то, что теперь он бывал дома часто, если не всегда, шумел и не отказывал себе в удовольствии выпить. Брак слегка пошатнулся, семейная лодка накренилась и едва не пошла ко дну, как вдруг возникла мысль о строительстве дачи и в дальнейшем – бани, так что в свободное от строительства и охоты время Олег редко наведывался в городскую квартиру. Себе, конечно, не изменял: травил байки, рассказывал сальные анекдоты, вставлял крепкое словцо. Но в разговоре с Верой он себя сдерживал, а вот в доверительной беседе с Маринкой говорил так, как привык, без цензуры.

– Ты же всегда у нас была тургеневская героиня, при тебе он смущается, – постановила Маруся.

– С чего это? Может быть, я изменилась?

– Нет, Верунь, ты у нас величина постоянная, константа. И знаешь – это хорошо! Должно же и в нашей сумасшедшей жизни быть хоть что-то постоянное! – иногда Маринка, сняв костюм вечно хохочущего клоуна, говорила разумные и глубокие вещи. Верочка решила, что «константа» звучит как комплимент.

Жизнь другого «мальчика» сложилась, по его словам, глупо и неожиданно, даже для него самого. Алеша, так же как и Олег, поступил после школы в военное училище. В те годы мальчики мечтали о военной карьере, хотели стать моряками и летчиками, девочки шли в медицину, педагогику и в торговлю. Алеша после девятого класса съездил с родителями в Ленинград, там познакомился с девочкой, дочкой друзей. Они стали переписываться и очень скоро признались друг другу в теплых чувствах. Потом, на Новый год, ее родители приехали в гости к Алешиным и были, кажется, не прочь со временем породниться. Не сейчас, конечно, а в каком-то обозримом будущем: «Здорово, ребята! Будет чудесная пара, а мы станем еще ближе!». Но у молодых что-то разладилось, родительским планам сбыться было не суждено. Леша очень долго переживал, его отвергли, а потом глупо, назло ей и, как оказалось, во вред самому себе, на третьем курсе женился на однокурснице, которую не любил. Звали ее, кажется, Дашей.

Верочка, стремившаяся во всем дойти до сути, Лешу все-таки спросила, любил ли он свою жену. «Не знаю, как тебе ответить. Пришел, пошутил, пригласил в кино, погуляли пару месяцев – и сделал предложение. Знаю, испортил жизнь и ей, и себе, но уже ничего не поделаешь! Она со мной по всем городам и весям ездила, дочку мне родила, а я через несколько лет еще раз влюбился, по настоящему, и вот тут-то крышу мне снесло… Не могу я так, Вер, в скайп этот смотреть, как на допросе. Давай просто на телефон позвоню!..».

Верочка согласилась, потому что тоже любила разговор по душам, а он получался гораздо лучше с чашкой чая, если устроиться на диване. Тогда говорить можно совершенно спокойно, не отвлекаясь на то, как ты выглядишь и какая у тебя прическа.

Леша встретил Вику, когда его дочка уже готовилась к школе. Жена, наверное, давно поняла, что никаких чувств супруг к ней не испытывает и жила как многие, ради ребенка и чтобы не быть одной. А возможно, она искренне любила мужа и считала, что ее любви хватит на двоих. Леша стал придумывать себе командировки, исчезал на выходные, брал телефон с собой, переговаривался с кем-то из ванной, включив воду, и называл Вику мужским именем рядом с женой. Когда супруга уезжала на пару дней к родителям, он не мог дождаться того часа, когда можно наконец не таясь встречаться с любимой. В общем, совершенно лишился разума.

Ложился и просыпался только с одной мыслью: скоро он увидит ее! Отвозил дочку на лето к своей маме, в соседний городок, обещая починить крышу, а сам, потихоньку опустошая свои запасы, возил любимую на дорогие курорты, баловал ювелирными украшениями, присылал дорогие букеты. И не потому, что праздник или день рождения – просто желая увидеть удивление и радость на ее красивом лице. Жена, к счастью, попалась хозяйственная, много не требовала, экономила на всем и подарки к своему дню рождения просила те, что пригодятся в семье: тостер, миксер или пылесос. Леша наблюдал за женой с разочарованием: какая все же она приземленная! А любимая была яркой порхающей бабочкой, настоящей женщиной от мизинца до корней волос. Всегда одетая с большим вкусом, с идеальной прической и безупречным маникюром. С ней он отдыхал и душой и телом, и дошел до того, что летел к ней, не доведя семилетнюю дочь до плавательного бассейна: «Я заезжать во двор не буду. Ты же сама дойдешь, дочь?». Малышка с улыбкой кивала головой и шла к бассейну: ей представлялось, что она настолько выросла, что теперь отец доверяет ей пройти небольшой отрезок пути самостоятельно. Леша пропускал родительские собрания, ссылаясь на срочные дела, нарушал данные дочке обещания и не испытывал при этом никаких угрызений совести. Стыдно было только однажды: занятия в бассейне отменили, и все остальные родители забрали своих детей сразу, а его Нюта просидела более двух часов у старой вахтерши (он еще и опоздал!), отпаивающей зареванную девчушку чаем.

Чудесная сказка закончилась через пару лет. Сразу же, как только иссякли его материальные возможности. Возлюбленная поначалу просто недовольно морщила носик, замечая, что подарки становятся скромнее, все чаще отменяла встречи, а как-то раз сказала прямо: «Мне нужен мужчина для радости, а твое нытье пусть слушает жена. Она в твое положение всегда войдет и сковороде на день рождения будет рада, но не я!». И так почему-то больно и обидно стало Лешке! Не за себя, дурака, а за жену свою, что ушел он, громко захлопнув дверь, чтобы не вернуться больше никогда. Дома жена хлопотала на кухне, дочка-второклассница бежала с дневником, хвалилась пятерками. Мягким светом горела на кухне лампа. Жена стояла к нему спиной и несколько локонов выпали из ее аккуратного пучка на заношенный спортивный костюм, который она обычно носила дома. Он посмотрел на нее по-новому, будто на чужую женщину: красивая, скромная, измученная переживаниями мать его ребенка.

Леша вспомнил все, что потратил на совершенно чужую женщину, обделив своих девчонок, и почувствовал такой удар под дых, что едва успел сесть на стул. Дочка обняла отца, жена поставила перед ним тарелку с густым дымящимся супом и удивленно спросила: «Что ты сегодня так рано?». Он ответил, что теперь так будет приходить всегда, а через год сумел собрать нужную сумму и повез своих девочек в первый раз на Средиземное море, починил, наконец, маме крышу старого дома, поднял забор и стал проводить все свободное время с семьей. И все-таки вопреки собственному решению (сказать, конечно, проще, чем сделать) несколько лет он ловил в толпе женщин, чем-то похожих на Вику и провожал их тоскливым взглядом. Но ни разу не позвонил и не попытался встретиться – это правда.

– Вот такой я, Верка, дурак! – закончил Лешка. Он-то как раз изменился мало: невысокий, поджарый, повзрослевший мальчик, которого она бы узнала, даже двадцать лет спустя. – Ты уж не ругай меня сильно, совесть ты наша! Помнишь? Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи? – Леша неестественно засмеялся. – Партия сказала «надо» – комсомол ответил «есть»! Так вот, совесть – это ты!

– Да, Леш, конечно, помню. За совесть – спасибо. В институте серой увесистой «Историей КПСС» можно было убить кого угодно. Вот только, кто я такая, чтобы тебя ругать? Ты и сам все понял.

– Но сколько дел наворотил! Вот такой дурак!

– Ничего, Леш, а кто не ошибается? Главное, что понял: счастье – вот оно, совсем рядом, можно дотянуться рукой.

Наскоро и неловко попрощались; как это часто бывает, после откровенного разговора Леша пропал на несколько дней, потом появился снова, и Верочка между делом спросила:

– Леш, а ты какую сказку в детстве любил?

– Что?!?

– Ты прекрасно слышал! Зачем переспрашиваешь?

– Ну ты даешь! Вспомнила бабка, как девкой была! – Леша засмеялся. – Какую любил?.. «Бременские музыканты», сказки Пушкина, бабушка их часто читала в детстве. Но больше всего эту… как ее? «Огниво» Андерсена, кажется…

– «Огниво»? – Вера задумалась. – Ну ясно, спасибо тебе. Я так и думала.

– А в чем дело? Ты там что-то на встречу нашу готовишь? Типа, старые фотографии, какими мы были и что любили?

– Нет, успокойся! Это я так, любопытства ради.

– И правда, Верунчик, люди не меняются! Какая ты была загадочная в школе – такой и осталась!

– Я? Загадочная?!?

– Ну, конечно! Ты многим нравилась, но пацаны подойти боялись. Ты как воздушный шар ходила: одной ногой здесь, а отпусти веревочку – улетишь в небо.

– Ты шутишь, Леша!

– Да нет. Какие уж тут шутки?

– Загадочной была Лариска со своей улыбкой на лице и вечными пропусками, а что было загадочного во мне? Скучной, наверное, была, а вот…

– Дуреха ты, Верка! Таких как Лариска Землянская, мы называли совсем другими словами. Думаю, ты их уже знаешь, а вот в школе вряд ли слышала, – он весело захохотал. – Ну все, пока, солнце, мне дочку нужно из музыкальной школы забрать. Позвоню через недельку!

Услышанное потрясло Верочку. Первым делом она бросилась отыскивать старые школьные фотографии. На одной из них, общей, где пятиклассники послушно выстроились тремя рядами около новой учительницы, Вера сидела в центре в коричневой форме с белыми кружевными воротничками и с двумя конскими хвостами. Она, смущенная, держалась неестественно прямо, будто проглотила кол. Смешная такая! Из-за этой позы она, одна из самых невысоких в классе, казалась выше, чем остальные. Испуганные глаза смотрят в объектив фотоаппарата, руки лежат на коленях, губы поджаты, лицо напряженное. Девчонок, сидящих рядом, она помнила через одну. Вот Вика с длинной косой, рядом Света, дальше – Лика с короткой стрижкой, под мальчика. Полное имя ее было Ангелина или Анжелика, но все ее звали Ликой, а она стеснялась странного выбора родителей. Конечно, застесняешься, если вокруг одни Оли, Светы и Наташи, а ты прям Маркиза Ангелов со внешностью мальчишки!

Мальчишки стояли в третьем ряду: и Леша, и Олег, и Саша, позже всех объявившийся на известном сайте. Худые, нескладные, вихрастые, в обязательных школьных костюмах с эмблемой на левом рукаве: раскрытая книга на красном фоне. С Сашей Верочка дружила тоже, но больше по-соседски: их мамы часто чаевничали вместе, а они, дети, играли во дворе в прятки и обменивались интересными книгами. В школе же друг друга почти не замечали, у каждого были свои интересы. Лариса и еще одна высокая девчонка, Алена, ушедшая от них в шестом, кажется, классе, стояли в мальчишеском ряду. Одна – справа, другая – слева, завершая линейку. Формы одинаковые, лица разные, но такие счастливые своей беззаботностью и уверенностью в том, что они-то уж точно будут жить в прекрасном светлом будущем.

Марина, вертлявая и улыбающаяся, сидела рядом с Верой. Они, будучи совершенно разными, ухитрились ни разу не поссориться за все школьные годы. Маринкина мама работала на хлебокомбинате, и в их доме пахло выпечкой, ванилью и корицей, там водились разные вкусности: баранки, бублики, слегка зачерствевшие булочки с джемом и изюмом. Чего только там не было! Верочка и сейчас не очень любит сладкое (исключение составляет только то, что приготовлено дома), да и в детстве не была большой охотницей, но Марина, всегда щекастая и упитанная, так ее зазывала в гости, так упрашивала попробовать кусочек, что Верочка не могла этому противиться. Ела за компанию – и было очень вкусно! Марина держала над огнем сухие бублики или сушки – современная микроволновка очень бы пригодилась – потом обмакивала их в банку с вареньем, глотала столовую ложку клубничного джема и запивала крепким сладким чаем. Верочкина мама на такое всегда отвечала одной и той же фразой: «А попа у нее не слипнется?». Как-то Верочка попробовала проделать все это дома, но без Маринки все теряло свою привлекательность. С ней – очень вкусно, без нее, самого главного ингредиента, трапеза теряла вкус! Марина представлялась подруге «Купчихой за чаем» Кустодиева. Наверное, потому что стол украшала банка с вареньем, булочки и бублики, Марина выпивала одну чашку и тянулась за другой, смачно пила из блюдечка, дула на дымящуюся поверхность и с шумом втягивала в себя сладкий чай. Верочка до сих пор предпочитает изящные чашечки, но Маринкино чаепитие, слегка подгоревшие бублики и внушительного размера чашки помнит до сих пор. Подружка ела с аппетитом, была легкой и общительной, училась без фанатизма и всегда перед экзаменами слезно обещала всем и вся, что обязательно в следующий раз подготовится лучше. И все ей удавалось, билеты доставались именно те, что она учила, на контрольных получалось списать. Ей очень везло, и отметки подружки порой получали одинаковые, но с небольшой разницей. Верочкины четверки и пятерки были мозолистые и натруженные, твердые и основательные, Марина хватала четверки налету, они будто появлялись по зову студентов, призывающих в свою зачетку накануне экзаменов халяву.

На школьной фотографии Дима и Наташа, разъединенные одним рядом, еще стояли врозь. Диму поставили среди мальчиков, он выделялся своим спортивным телосложением и напряженным взглядом. Казалось, он жалел, что появился в этот день в школе, что визит фотографа не выпал на тот день, когда он ездил на соревнования. Верочка знала: многие старались в этот день улизнуть с уроков, беспокоясь, что навсегда останутся в памяти одноклассников такими взъерошенными, угрюмыми и некрасивыми. Девчонки о своих треволнениях говорили открыто, мальчишки, никогда бы не признавшись в этом, чувствовали то же самое. Хотя все выглядели тогда неестественными: птичка всегда вылетала неожиданно, ловила самое глупое из всех твоих выражений лица, и не было никакой возможности узнать заранее, какой получится фотография. Этот позорный и одновременно сладостный от неизвестности момент разделяли друг с другом одновременно: через несколько дней фотограф появлялся снова, на этот раз без предупреждений, протягивая каждому фотографию, и все первым делом отыскивали на ней себя, а уже потом – осматривали своих одноклассников, которым, конечно, везло немного больше, они получались несправедливо лучше…

Наташа пока была новенькой и смотрела исподлобья гадким утенком, чувствуя себя чужой в незнакомом коллективе. В пятом классе, наконец, заселили две новые девятиэтажки в их спальном районе. Одна, в которой жила Наташа, высилась прямо у озера и заслоняла вид на открытый горизонт; на щуплые деревца, детские качели и асфальтированную дорожку вокруг искусственного водоема. Тогда их школа пополнилась новичками. Многие переехали из других районов города в более благоустроенное жилье, с лифтом и мусоропроводом. В Верочкиной пятиэтажке таких удобств, конечно, не было. «И слава Богу», – подумала она, как-то навестив по поручению Ирины Ивановны больную Наташу.

В средней школе Ирина Ивановна вела еще и природоведение, помимо химии, и Верочка несла однокласснице домашнее задание по всем предметам, за все пропущенные дни, записанное аккуратным почерком на бумаге в клеточку. Во дворе новой девятиэтажки стояла грузовая машина, набитая обычным скарбом: мебелью, посудой, огромными тюками с бельем и одеждой – и девочка в очередной раз подметила, как же непривлекательно и сиротливо все это выглядит. В комнате же, разложенное по местам, все кажется намного более красивым и уютным. Ей хотелось отвернуться и не смотреть на исподнее, выставленное на всеобщее обозрение, но тут из соседнего подъезда показалась веселая семья, которая легко подхватила перевязанные бечевкой книги, фикус, несколько стульев и устремилась к лифту. Лифт довез Верочку до пятого этажа, гостеприимно распахнул двери и выставил пассажирку на площадку. Девочка, еще раз проверив сохранность пяти эклеров в бумажной коробочке – не смялись ли, не повредили шоколадную поверхность? Она только подняла ногу, чтобы подняться по ступенькам, как перед ней промелькнуло нечто – серое, юркое, мерзкое с длиннющим лысым хвостом. Оно метнулось от одной стенки к другой и скрылось там, где находился мусоропровод прежде, чем Верочка успела осознать, что же произошло. От страха и брезгливости она замерла, оторопела, не зная, куда ей идти: бежать к Наташиной двери под номером сорок семь, нервно жать на звонок и облегченно вздохнуть, закрыв за собой дверь, или же спастись бегством в еще не успевшем уехать лифте. Чувство ответственности одержало верх, и она, опомнившись, взлетела по ступенькам вверх и торопливо нажала на кнопку звонка. Радость от предстоящего чаепития улетучилась мгновенно. Ее терзала только одна мысль: как же она будет возвращаться обратно? Ей виделась та самая, дожидающаяся ее крыса, сидящая в засаде у мусоропровода в компании других, прибежавших по зову подруги. Целая стая! Они все копошатся в мусоре и ждут, когда же выйдет новая жертва, чтобы наброситься на нее. Вера вспомнила все, когда-то услышанные истории, о жестокости и интеллекте крыс, вспомнила рассказ в журнале «Юность» о том, как крыса ежедневно приносила человеку, ее кормившему, по купюре, найденной в каком-то тайнике. Если они понимают такое, то, что им стоит подкараулить трусливую девчонку у лифта? Ее трясло от одного их вида – о том, что они могут прикоснуться к ней или укусить, она старалась даже не думать!

Наташка, сидящая напротив с компрессом на перевязанном горле, чувствовала напряженность гостьи. Услышав про крысу, она сказала то, что меньше всего хотела услышать Верочка:

– Да их тут много! Мама говорит, из-за мусоропровода, а может быть и потому, что в подвале нашего дома постоянно собирается вода. Ее иногда выкачивают. В озеро, кстати… Да ты не бойся! Надо громко топать или стучать – они не вылезут, хотя знаешь, они и этого уже не боятся. Какая умора была с нашим соседом на первом этаже! – к удивлению Веры одноклассница засмеялась, хотя ей эта история забавной не показалась. – Он возился на балконе, мы с девчонками играли во дворе в «резиночку» и вдруг слышим, как он стучит палкой по перилам, гонит двух крыс, оказавшихся на его балконе. Они так метались от его стука, что одна из них прыгнула ему на голову и скрылась на козырьке над входом в подъезд. Вот смеху-то было!..

Верочка удивлялась тому, что одноклассница говорит об этом так спокойно. Неужели этот птенчик, хрупкая Наташка, ничего не боится? Историю борьбы дворнички тети Нины с крысиной ордой Верочка до конца не дослушала. Она лишь подтверждала теорию о том, что Наташа не так слаба, как кажется. Смелая дворничка входила в мусоропровод с граблями. Первым выбегающим доставалось особенно, звук этот не предвещал ничего хорошего, трупы отправлялись прямиком в мусор, но потом стая поумнела. Они ждали, когда грабли пройдутся по полу, а уж потом, услышав скрежетание, проносились мимо отважной тети Нины. Надо ли говорить, что больше никогда Верочка не соглашалась навестить больную Наташу и обходила девятиэтажку стороной? Возвращение, кстати, прошло вполне благополучно: крысиный отряд наверняка перебазировался в другое, более хлебное место, а Вера, едва дождавшись того, что лифт выпустил ее на свободу, бросилась бежать, не останавливаясь до самого дома. У детского сада, что находился на полпути, она перевела дух, огляделась и помчалась дальше. Может быть, поэтому Вера так долго уговаривала пятилетнего Максима не покупать хомячка? Все грызуны казались ей похожими, и потом еще очень долго, даже в зрелые годы, ее терзали два сна, в одном из которых она оказывалась в комнате, переполненной крысами. Не пол, а серая, копошащаяся масса, и она – в самом центре, не знающая, куда ступить и как отбиться от этой мерзости. Ни пауки, ни змеи не казались ей настолько безобразными и отвратительными, как эти создания. Вечный страх и оцепенение. Второй сон был связан с тем, что она увидела в квартире у мужа, он тоже был отвратительным, но главное – чувство стыда за свои надежды и неудавшийся сюрприз…

Следующей была другая групповая фотография уже восьмиклассников. Ирина Ивановна – уже любимая и такая родная – в начале года предложила им сфотографироваться у дверей школы, на ступеньках, зная, что многие ребята после восьмого класса уйдут, и они больше никогда не соберутся таким составом вместе. Одноклассники выглядели уже совсем иначе. Подростковый период сделал кого-то более дерзким, враждующим с внешним миром, а кого-то убедил в собственной красоте и неотразимости. Кто-то изо всех сил старался скрыть свою неуверенность под маской развязности и грубости, другие просто замкнулись в себе. Девчонки готовились к съемке заранее, совершали таинственные и допустимые манипуляции с волосами и неположенные – с губами и ресницами. Кто-то даже осмелился надеть юбку покороче. Они уже не были детьми, и всем хотелось только одного: получиться на фотографии лучше, чем они есть на самом деле. А еще свободнее, увереннее, беззаботнее, старше и заметнее. Мальчишки, возмужавшие, но все еще такие юные, выглядели младше своих одноклассниц. Те уже заглядывались на ребят постарше, мечтали о большой и светлой любви. Все жили в ожидании школьных вечеров и экскурсий. Даже субботники и репетиции воспринимались как праздник: можно было прийти в свободной одежде и хоть как-то проявить свою индивидуальность. Мальчишки старались обратить на себя внимание. Теперь, когда старые методы не работали, они вставляли крепкое словцо, курили за школой и признавались, что могут легко отказаться от завтрака, а вот от утренней сигареты – никогда. Теперь дернуть понравившуюся девчонку за косичку, спрятать ее портфель уже не получалось, поэтому они слушали модную музыку, ходили с магнитофоном, гонялись за джинсами, демонстрировали резкими фразами презрение к миру и делали это так, чтобы слышали девочки.

Им нравилось рассказывать о своих подвигах, но девчонки слушали в пол-уха: знали, что те рисуются, не верили, не воспринимали их всерьез. Наивная Верочка принимала это бахвальство за чистую монету, всему верила и удивлялась: разве можно хвалиться тем, что пришел пьяный домой или выкурил пачку сигарет за день? Эффект же получается прямо противоположным!

На фотографии восьмиклассница Вера стоит рядом с Ириной Ивановной в новом сером костюмчике: трапециевидная юбка до колен, завершающаяся воланом, строгий облегающий жилетик до талии и белая блузка с объемными, расшитыми рукавами, украшенными тоненькими кружевами. Не совсем подобающий наряд для советской школьницы, но все же вполне допустимый для восьмиклассницы в праздничный день. На запястье красовались круглые часики на тоненьком коричневом ремешке, купленные родителями ко дню рождения. Про то, что творилось на голове, Вера вспоминать не хотела. Мама наворотила ей какую-то прическу, накрутив волосы термобигудями. В школе она пыталась все выпрямить, исправить, в результате получился конский хвост и непослушная, торчащая челка. Как ни вглядывалась в себя Верочка – никакой загадочности увидеть не могла. Неуверенная в себе девчонка, которой комфортнее всего дома, с книгами и музыкой, а лучше всего – под родительской кроватью, в надежном укрытии. Какая уж там таинственность! Леша явно что-то преувеличил.

Лариска смотрела с фотографии уже красавицей – длинноногой, дерзкой, заметной. Марина – все такой же хохотушкой, Лика уже не стеснялась своего имени, оно придавало ей индивидуальность, красивая девушка с модной стрижкой. Вика, уверенная в себе и вечно скучающая девочка из самой состоятельной семьи в классе, стояла неподалеку от Верочки. Она уже выглядела волшебно, родители заметили в ней взрослеющую девушку, ей стали доставаться наряды старшей, уже замужней, сестры, и, конечно же, новая импортная обувь, модное пальто, вязаные шапочки с длинными узкими шарфами. Только Вика всего этого будто не ценила. Казалось, ничто не может ее порадовать в этой жизни.

И только сейчас Вера заметила, что один из ее одноклассников украдкой, искоса поглядывает на нее. Это Вадим, почему-то о нем она совсем не вспоминала все прошедшие годы. Тихий, незаметный, но умный и начитанный, про таких говорят «хороший мальчик из хорошей семьи». Его темные кучерявые волосы, как только их ни уложи, смотрелись теплой объемной шапкой на худеньком мальчишеском личике. Он, кажется, поступил на физико-математический факультет. Они почти не общались в школе – так, разговор исключительно по делу. Хотя, возможно, он просто смотрит в ее сторону на кого-то другого.

Верочка отложила альбом, сходила на кухню за горячим чаем, убедилась, что телефон работает и находится рядом, прихватила теплый плед и снова вернулась к фотографиям. Странно, на групповой фотографии их пятого класса Вадима не было. Наверное, болел или не пришел специально. Интересно, как сложилась его жизнь… И почему Маринка, общаясь со всеми одноклассниками, ни разу не упомянула о Вадиме?

Впрочем, сейчас Верочку больше всего занимала Вика. Она всегда выделялась прекрасной одеждой, золотыми украшениями, но заносчивой и высокомерной никогда не была. Даже ее школьная форма была лучше, чем у всех остальных девчонок. Ткань тоньше и дороже, она никогда предательски не поблескивала в определенных местах. Фартуки – изящные и кружевные. В советской школе для самовыражения оставалось совсем немного из тех средств, что были допустимы: обувь, колготки и верхняя одежда. Конечно, ни высоких каблуков, ни модных платформ носить уставом школы не разрешалось, но грубые туфли местного производства – в них ходило большинство – уж очень отличались от тех, что привозил Вике отец из заграничных командировок. Где он работал на самом деле – так и осталось тайной для всех. Кто-то говорил, что он служил в Министерстве Торговли, по другим сведениям – заведовал аптекой или вообще работал в органах, о которых не принято было говорить вслух. В начальной школе Вика приносила книги и игрушки, о которых остальные могли лишь мечтать. На уроки внеклассного чтения дети приходили с потрепанными книгами из школьной библиотеки. Викиной домашней библиотеке мог позавидовать каждый, но она книгами, похоже, не дорожила. Оставляла без присмотра на парте и убегала в коридор на переменке. Верочка альбомы по искусству, что дарил дедушка, очень берегла, а каждую новую книгу оборачивала калькой или белой бумагой. Викино безразличие ее удивляло. Портфели и спортивные сумки Вики отличались от тех, что носили остальные ребята. В старшей школе она стала носить дутые стеганые куртки, мечта всех девчонок, и, конечно, джинсы. Не индийские, а настоящие, фирменные, «Монтана» или «Вранглер». Высокие сапоги на «шпильке» и шикарную дубленку, которую Верочкина мама видела во сне, Вика носила лениво, не выставляясь, будто даже не ощущая своей избранности. Сейчас понятно, что именно поэтому Вика не вызывала отрицательных эмоций у одноклассников. Мальчишки даже не пытались вести с ней разговор, не заигрывали, не задевали, и не потому, что она казалась им недоступной: трудно было понять, что ее вообще интересовало или волновало. Она была для всех неинтересной. Училась средненько, на уроках тоже скучала, ни с кем особенно не дружила, кроме тех, кто навязывался ей в подруги. Вика легко давала поносить дорогие вещи. Скорее всего, даже не понимая их настоящей стоимости, не догадываясь, какими желанными они могут быть для большинства девчонок.

В классе седьмом, кажется, произошел очень неприятный случай. Кто-то из девочек навестил болеющую Вику по поручению Ирины Ивановны. Она, как оказалось, не то, чтобы болела, а так, донашивала простуду дома, запивая ее чаем с вкусными шоколадными конфетами и заедая пирожными. По просьбе девчонок хозяйка включила музыку, легко распахнула двери семейного шкафа, и они перемерили и перетрогали все, о чем мечтали. Маленький и изящный магнитофон «Sharp» переносился из комнаты в комнату. Многие просили у родителей гораздо более скромный вариант на день рождения: «Весну» или «Электронику», а у Вики японский магнитофон просто был, и она считала это за счастье.

На следующий день девочки с восхищением рассказывали о мягкой шубке Викиной мамы, о нежной дубленке с пушистым воротником, о длинной джинсовой юбке и московских конфетах в большой хрустальной вазе на столе. Об одном они умолчали: из шкатулки в родительской спальне бесследно пропало золотое колечко. Спохватились через пару дней, когда мама решила надеть его на работу. Изящное кольцо с бирюзовым камнем (к нему еще прилагались серьги) исчезло. Вика и не думала обманывать: да, у нее были гости. Не испуганная и не заплаканная – она пришла в школу совершенно спокойной, но была не одна, а с папой. Дальнейшая суета, скрытая от глаз остальных детей, и последующий за всем разбирательством серьезный разговор в кабинете директора решил проблему сразу. Одна из девочек под нажимом призналась: колечко хотела всего лишь примерить, а потом так заигралась, что не заметила, как ушла с ним домой. Возвращать на следующий день было неудобно: вдруг подумают, что она воровка. Сбегав домой, она положила кольцо на директорский стол:

– Вот, возьмите! Мне не надо, все равно большое, только маме не говорите!

– Петрова, ты хоть понимаешь, что было бы, если бы ты его потеряла? – заговорила Ирина Ивановна, испуганная ЧП, случившимся в ее классе. – Твоей маме пришлось бы расплачиваться не один месяц!

– Ну простите меня! Я, честное слово, случайно!

– Ты опозорила наш класс, нашу школу и честное имя советского пионера.

– Маме не говорите, пожалуйста… Извините! Пожалуйста, Ирина Ивановна…

Верочка помнит, что этим инцидент был исчерпан. Вызывали ли в школу родителей Петровой, девочки из неблагополучной семьи, – этого она не знала. А, может быть, пожалели ее или Викин отец был доволен тем, что пропажа нашлась и оставил все на усмотрение директора – неизвестно.

Интересно, как сейчас живет Вика? Чем занимается? Приедет ли на встречу? И какая сказка была ее любимой? Наверное, про Снежную королеву или царевну Несмеяну. В школе они совсем не дружили, просто тихо соседствовали, вращались в совершенно разных измерениях. Все попытки вовлечь Вику в активную школьную жизнь свелись к нулю. Интересы у девочек были абсолютно разными – если какие-нибудь интересы были тогда у Вики. Так что на целых три десятилетия Верочкина одноклассница выпала из их взрослой жизни.