Читать книгу Стыд - Эстер Гольберг - Страница 1

Я точно помню, это была пятница.

Когда я добралась до младшей школы на Бен Яхуды, идеально чистое серое небо только начинало заплывать неуклюжими тучками. Вдалеке, над самыми крышами города, оно казалось слегка желтоватым – ветер принес из пустыни хамсин, а зимнее солнце постепенно сползало за горизонт, скользя по улицам прощальными лучами.

Тетя Мойра стояла на крыльце в компании школьного куратора, который нервно щелкал по экрану мобильника, и двух младшеклассников. Школа, вероятно, уже закрылась на Шаббат, и все давным-давно разошлись по домам зажигать свечи. И Мойра должна была вернуться домой час назад, но по воле Всевышнего осталась с детьми, которых родители не собирались сегодня забирать.

– А! Шалом-шалом! – прокричал в трубку куратор, зажав свободное ухо пальцем, – Вас плохо слышно. Да-да, но школа не имеет права отправлять детей домой одних. Послушайте, мы не можем задерживать учителей в Шаббат. Да, я понимаю!

Мужчина прикрыл микрофон рукой и вопросительно кивнул Мойре, которая все это время старательно привлекала его внимание.

– Скажи, моя Фрида их проводит. Пусть объяснит, как пройти, – перекрикивая ветряной вой, она махнула мне рукой.

– Помощница воспитателя сопроводит их. Меня слышно? Нет, она не может взять трубку, ее семья из Рамат-Шемер. Записываю.

Куратор прижал телефон плечом, вырвал из записной книжки листок и быстро начеркал на нем маршрут. Мойра присела на корточки и с мягкой улыбкой взяла учеников за руки.

– Вы же подскажете Фриде дорогу? Ваша мама опять нехорошо себя чувствует, моя племянница прогуляется с вами. Если Шауль не вернется из командировки в воскресенье – позвоните мне. Вы знаете мой номер? Хорошо.

Школьный куратор протянул мне клочок бумаги и сожалеюще покачал головой, словно извиняясь:

– Лучше идти по Клеунснер, там больше фонарей и относительно многолюдно. Шауль предупредит охрану, чтобы вас впустили. Вы очень нас выручаете.

Я кратко кивнула:

– Шаббат Шалом.

– Увидимся дома, хабибти. Шаббат Шалом, – бросила тетя и стремительно унеслась прочь, надеясь успеть на последний трамвай до религиозного квартала.

Как всегда немногословна. Даже сегодня, когда я впервые пропускаю халу, помогая ей по работе. И впервые за полгода покинула Рамат-Шемер.

Мне казалось, это должно было быть чем-то особенным. Что повод будет более важным, чем сопровождение школьников до дома в пятничный вечер. И я даже готова была расстроиться, что Мойра не попросила Моти, который и так порой прогуливал встречу Шаббата из-за работы. Но Всевышний знает лучше. И Мойра тоже.

Дорога до школы состояла из одинаковых улиц, почти таких же, как в Рамат-Шемер, с бледными трехэтажными домами, не особо ухоженной растительностью вдоль тротуара и мелким мусором, скатывающимся в кучки в сточных канавах. Ничего интересного. А, может, и было что-то интересное, только рассмотреть на лету не удалось, Мойра выразилась ясно: “Несись быстрее ветра, можешь даже бежать, если никто не видит”.

Я не бежала. Попыталась, но старые туфли Мойры, которые и при медленной ходьбе приходилось держать пальцами, быстро потушили мой энтузиазм.

А эта дорога была совсем другой. Как только мы отошли от школы, улицы вдруг начали меняться. Не успела отметить, в какой момент это произошло, но в одно мгновение серый невзрачный асфальт под растянутыми коричневыми туфлями окрасился в яркий, как лепесток олеандра, розовый цвет. Я проследовала глазами за розовой полосой, залазящей на стену дома и вскарабкивающейся под самую его крышу. На незнакомую шумную улицу почти не проникали тусклые солнечные лучи, но эта розовая клякса прямо посреди дома будто излучала манящее глаз сияние, освещающее дорогу вместе с неоновыми вывесками на окнах первых этажей и гирляндами из маленьких желтых лампочек по периметру веранд.

– Ты живешь в синагоге? – неожиданно спросил мальчишка, оторвав меня от разглядывания перескакивающей через розовую полосу девушки в лимонных колготках.

Мальчишка тащил на спине два небольших рюкзачка, а его младшая сестра молча плелась рядом, опустив голову и изучая брусчатку. Я мельком взглянула на рисунок, делая вид, что остановилась именно для этого, но видя, что девочка уже ушагала вперед, направилась следом.

– Не совсем. Мойра запрещает так называть ее квартиру. Мама водит вас в синагогу?

Мальчик дернул сестру за плечо, чтобы та не встретилась носом со столбом. Девочка негодующе дернула его в ответ, перескочила на другую сторону и бесцеремонно взяла меня за руку.

– Водит, когда бабушка приезжает, – пролепетала девочка, перепрыгивая с плитки на плитку. – Я с няней ходила, но у ее дочки теперь есть малыш, поэтому она уехала.

– Зака, – устрашающе вытаращив глаза, перебил ее брат.

– Что? Она может быть новой няней. Папа разрешит.

Мальчишка сердито цыкнул и мотнул головой, чтобы стряхнуть с лица светлые кудряшки, затем кивнул в направлении улицы с разнообразными высокими ограждениями, неровной линией уходящими вверх к горе.

– Здесь.

Тяжелые металлические ворота с треском распахнулись, как только мы приблизились к Ибн Эзра, 12. Это был крайний участок, скошенный и у самой горы. В сумерках показалось, что даже дом на нем стоит под наклоном. Мойра бы сошла с ума, живи она в “доме-под-наклоном”. Ей было бы достаточно увидеть криво свисающую с потолка люстру, чтобы заработать какой-нибудь тик. Хотя дом все равно выглядел потрясающе. Квадратный особняк с панорамными окнами на обоих этажах и с широкой деревянной террасой, на которой умещались четыре больших плетеных кресла. Внутри дома свет не горел.

На лужайке возник низенький седоватый мужчина в потертых спортивных штанах. Он приветственно махнул секатором и указал на вход.

– Шаббат Шалом, – еле слышно произнесла я, сконфуженно убрав взгляд с оголенного потного туловища.

Путешествие пора было завершать. Я остановилась перед воротами, чтобы попрощаться, но Зака настойчиво потянула меня за собой.

– Пойдем. Там темно и Акива будет меня пугать.

– Мне нельзя сегодня задерживаться. Дома уже наверняка начали волноваться…

– Ну пожалуйста! На одну минуточку, пока включу везде свет.

– Только на минуточку, – вздохнула я, изображая необходимое негодование.

На самом деле мне хотелось попасть в этот дом. Прямо сейчас, пока для этого есть важная причина. От мысли о том, что в таком громадном домище могло бы уместиться три-четыре семьи и для одной это слишком, я непроизвольно прищурилась, старательно усмиряя излишний трепет, но с вымощенной дорожки не сошла, а лишь ускорила шаг, догоняя удаляющихся детей.

На улице стемнело, и смысла торопиться домой практически не осталось. Всяко лучше возвращаться, когда достаточно поздно, чтобы все благочестивые соседи расселись по квартирам и занялись шаббатними делами, а никак не делами семьи Гликман. Тем более еще одного шанса увидеть это стеклянное чудо изнутри не представится.

Я видела не так много домов, почти все одинаковые, цвета сухого песка с маленькими окнами и металлическими уличными лестницами, обязательно ржавыми и не создающими впечатление чего-то надежного. Забавно, что наш дом в Цфате почти ничем не отличался от дома Шимона и Мойры Гликман. Разве что отсутствием порядка и складом тканей в гостиной.

Моти как-то показывал фотографии домов в светском районе Тель-Авива, сделанные во время его подработки. Совсем другое дело. Разноцветные, с огромными рисунками уличных художников и плакатами с машину размером. Они Моти жутко понравились. Я бы сфотографировала для него и этот дом, жаль, что не на что. Потому что этот дом был гораздо лучше.

Внутри потрясающая своим фасадом вилла оказалась не такой привлекательной. С самого порога в нос ударил неприятный кисловатый запах, доносящийся с открытой кухни. Этот запах сразу нарушил планы. Пока дети переодевались наверху, я быстро отыскала его источник – упаковку из-под сырой индейки, которая, судя по всему, появилась здесь задолго до моего прибытия. Ликвидация зловонного объекта посредством засовывания в мусорный пакет помогла, и запахи на кухне почти перестали вызывать тошноту. Этого, конечно, было недостаточно.

Я оглядела мрачное пространство первого этажа в надежде наткнуться на признаки присутствия взрослого, но увы, дом был безысходно пуст.

С мытьем полов удалось справиться гораздо быстрее, чем с грязной посудой и всем множеством картонных коробок из-под сухих завтраков и упаковками с полуфабрикатами, частично испорченными и оставленными на съедение жадным муравьям. Несмотря на то, что для своих лет дети оказались на редкость самостоятельными и приспособленными к жизни без присмотра, они по-прежнему оставались детьми и рано или поздно сдались бы, заблудившись в мусорных лабиринтах.

Быть чьим-то благословением в Шаббат приятно. Это слегка успокаивает, притупляет тревогу от ночного пребывания в абсолютно неизвестном месте с детьми, которых ты впервые видишь. Убраться несложно. И приготовить детям ужин и завтрак из остатков продуктов в холодильнике – задача не сверхъестественная. Труднее всего уверить себя в правильности этого решения. Стоило позвонить домой, но Шаббат, никто не подойдет к телефону. Или в полицию и застрять носом в чужих делах, не оставив путей к отступлению. В любом случае я не могла знать наверняка, что произошло с хозяйкой дома, и обвинить ее раньше времени было бы грешно и глупо.

Судя по беспорядку, нажитому детьми за время самостоятельного существования, ее не было дома довольно продолжительное время. Может, неделю или около того. Видимо, дети продолжали ходить в школу все эти дни, раз никто не забил тревогу раньше. С домашними делами справлялись сами и очень неплохо, но на импровизированный ужин все равно набросились с аппетитом шахтера после смены. Соскучились по человеческой еде.

Показания Акивы и Заки по поводу матери расходились. Сперва они оба твердили, что до сегодняшнего вечера она была дома, просто не выходила из спальни. Однако, когда Акива смог окончательно оторваться от куриной отбивной “на скорую руку”, вспомнил, что мать заходила к нему в комнату прошлой ночью.

– Она не говорила, куда уходит?

Мальчик пожал плечами.

– Она ничего не говорила. Увидела, что я проснулся, и ушла. Как привидение.

Акива сделал акцент на последнем слове и резко повернулся к сестре. Зака, едва не подавившись, замахнулась ладошкой над головой, чтобы хорошенько влепить по нагло лыбящейся физиономии брата, но в последний момент он успел соскользнуть с высокого стула.

– Мама сказала тебе так не делать!

– Мама сказала тебе не есть лакричные палочки, а ты ела, пока она болела!

– Не ври, я только одну съела!

– Тише-тише.

Я встала между детьми, предотвращая открытие бойцовского клуба на кухне.

– Тсс! Не будем ругаться перед сном, ладно? – строго сказала я.

Вышло на удивление удачно. От ощущения, что трюк сработал, в груди заиграла уверенность. Приятно побыть в роли хозяйки этого гигантского стеклянного дома. Привести его в порядок, накормить детей и теперь отправить их спать. Идеальная игра. Идеальная жизнь, подаренная Всевышним за помощь Мойре в Шаббат. Хоть и всего на пару часов. Сложно поверить, что кто-то может добровольно от такого отказаться, но кто я такая, чтобы судить.

      Истинная владелица Ибн Эзра, 12 могла отлучиться по невероятно важному делу, на фоне которого оставить на произвол судьбы детей не было преступлением. Они в некотором роде были не одни. С ними был тот седоватый мужчина, открывший ворота, охранник или садовник, кто разберет. И я. Если Всевышний послал меня, чтобы дети не остались без Шаббата, значит беспокоиться не о чем. Теперь, когда миссия здесь завершена, а дети, накормленные и довольные, смотрят свои сны, можно благополучно вернуться к семье, запечатав в тайном уголке воспоминаний эту странную сказку. И Мойра не будет ругаться.

Уйти я не успела. Лишь выскочила из детской на лестницу, услышав, как в дом кто-то зашел.

– Не так уж ты хорош, получается, раз я знаю ее подруг, а ты нет, – звонкий мужской голос разрезал молнией тишину.

– Они не общались несколько лет, а если и общались, то не настолько близко. Я бы запомнил, – виновато ответил другой мужчина.

Его голос был глухим, как у старика, звучал гнусаво и недовольно.

Мужчина быстро прошагал в сторону кухни, удивленно помотал головой, наткнулся взглядом на меня. От страха ноги подкосились, и пальцы с силой впились в деревянный поручень, не давая скатиться вниз. Вот тебе и благословение.

Сжимая дрожащие губы, я подняла ладонь, приветствуя и сдаваясь.

Мужчина, казалось, был сбит с толку не меньше меня. Лицо с арабскими нотками, унылое и изрезанное морщинами, застыло как у кабана, выскочившего на трассу. Увидев его смятение, к нему подошел второй и весело воскликнул:

– Шаббат Шалом! Шауль не предупредил, что у нас новый персонал. Забывает подруг, забывает предупредить о людях в доме… В любом случае добро пожаловать! Если Шауль забудет еще и зарплату вам выплатить – жалуйтесь без промедлений.

Мужчина со звонким голосом пребывал в перевозбужденном состоянии, из-за которого все время поправлял идеально сидящий на широких плечах, явно сшитый на заказ пиджак. Но безупречная доброжелательная улыбка делала его скорее взволнованным, чем отпугивающе дерганым. Крупные белые зубы выгодно выделялись на фоне его смуглого лица, широкие брови, абсолютно ровная щетина, темные уложенные волосы и неожиданно светлые глаза собирались в портрет кинематографичного красавца, каких в Рамат-Шемер точно не встречалось.

Созерцание оборвалось треском распахивающейся вновь двери.

– Господин Хадад, – донеслось из коридора.

Я не видела, кто вошел, но, судя по голосу, это был еще один мужчина, и он был не один.

– Подожди в машине, – бросил господин Хадад менее дружелюбно, чем обращался только что ко мне.

Во всем доме повисло натянутое молчание. Несколько осторожных шагов нарушили тишину. Главная интрига этого вечера достигла кульминации и понеслась к развязке. Это была она.

Потерянный взгляд блуждал по залу и ни за что не цеплялся. С растрепанных каштановых волос капала вода, окоченевшие пальцы будто застыли в спазме, а грудь судорожно подергивалась от сбитого дыхания. Женщина сделала еще пару неуверенных шагов вперед и остановилась. Господин Хадад протянул к ней руки и умиротворенно улыбнулся своей потрясающей улыбкой:

– Барух ха-Шем, ты дома.

Женщина не сдвинулась с места. Атмосфера в комнате, которая должна была разрядиться ее появлением, внезапно стала еще более напряженной, и я никак не могла понять причину. Шауль проскользнул по стенке мимо женщины, встал ближе к выходу, при этом не упуская меня из поля зрения. Завороженная зрелищем, я больше не помнила, что продолжаю находиться там, где меня быть не должно и что мне очень-очень надо домой. Это было лучше всякой малотиражной писанины из городской библиотеки. Господин Хадад ждал.

– Подойди ко мне, – попросил мужчина настойчиво.

Его тон почти не изменился, но по спине пробежали мурашки, и я почувствовала, как от стресса сводит желудок. Навязчивая мысль о том, что я становлюсь свидетелем чего-то неправильного, с новой силой вспыхнула в голове и расплылась по щекам обжигающим пламенем. Да, эта лестница – последнее место, где мне сейчас нужно находиться.

Господин Хадад решил не выпускать из-под контроля ситуацию, которая постепенно приобретала странное настроение. Мужчина приблизился к жене и прижал ее к себе сильными руками. Она вздрогнула и приоткрыла рот, словно готовилась вскрикнуть, но крепкие объятия прервали порыв.

– Тише, детка. Вот так. Хорошо. Мы с этим справимся, – прошептал мужчина, покачиваясь на месте, будто убаюкивая младенца. – Все хорошо. Ты дома.

Ком волнения откатил прочь и самообладание начало возвращаться. Я изо всех сил старалась не поднимать глаз, но гремучая смесь стыда, страха и любопытства напрочь отбила понимание правил приличия. Я быстро захлопала черными ресницами, словно они хоть как-то препятствовали баловству, и вдруг словила на себе взгляд этой женщины.

Пульс застучал в висках. Сперва мне привиделся страх, но это был не он. На ее кажущемся расслабленным лице застыл беззвучный и бездвижный крик, который отражался в тающем блеске стеклянных глаз и постепенно растворялся в оковах объятий мужа. Она была в отчаянии.

Шауль не видел лица женщины, но я знала, что его сердце колотится в такт моему. Его выдавал постукивающий по полу ботинок и настороженно выпученные глаза, устремленные на потолочный плинтус.

Сверху, на лестнице, на которой я скрывалась, что-то зашуршало, и мимо меня, теряя на ходу тапки, на всех парах пронесся ребенок.

– Папа?!

– Акива.

Хозяйка дома прикрыла лицо ладонями, словно желая спрятаться или, наоборот, не желая смотреть. Господин Хадад присел на корточки, приложил к щекам сына большие ладони, мягко поцеловал в лоб и ласково потрепал по волосам.

– Уже поздно, малыш, вернись в кровать.

Мальчик уткнулся носом в плечо отца и расстроенно засопел.

– Ты так долго не приезжал, у нас игра в среду, ты придешь? Мама сказала, не придешь, у тебя много работы. А еще я выбил Моше зуб мячом, но это случайно вышло, он не обиделся, – пытаясь успеть передать самые важные новости, протараторил Акива.

– Мама права, много работы, – господин Хадад печально вздохнул. – Но я найду время и обязательно заскочу посмотреть. В конце недели кое-куда поедем. Это пока секрет, но тебе точно понравится.

– Обещаешь?

– Да, малыш. А теперь беги наверх, твоя новая няня тебя уложит.