Читать книгу Личное время - Евгений Кривцов - Страница 17

– Вы не раз говорили, что из всех Михалковых вы больше всего похожи на своего деда. Какое ваше самое любимое произведение Сергея Михалкова?

– Если честно, я не читал его последних взрослых стихов. А если говорить про детскую поэзию, то, поскольку я сова, то мое любимое стихотворение его «Не спать!»:

Еще очень хорошее стихотворение «Облака»: «Облака, облака – кучерявые бока…» Но наизусть я мало знаю его стихотворений. Вообще, на самом деле я стал его читать, когда у меня родилась дочка. Потому что в детстве – ну что, это ж дед, что его читать? Всегда успеется.

– В каких отношениях вы с ним были?

– Мы очень дружили, особенно в последние годы.

– Как ему жилось в 90-е, когда страна полностью поменяла все ценности?

– У нас прежних кумиров всегда начинают топтать. Не то чтобы гонения на него были, но у деда был такой момент, когда он был всеми забыт, когда сгорели все его сбережения, он даже оглянуться не успел. Ему тогда было уже 85 лет.

В советское время он был одним из самых высокооплачиваемых писателей, постоянно ставились его пьесы. Вот у нас было 12 часовых поясов, так у него каждый день каждый час где-нибудь начинался спектакль. Кроме того, он издавался огромными тиражами, поэтому финансово дед был очень обеспеченным человеком, и вдруг в один момент все пропало, все исчезло.

И вдруг нам крупно повезло: ко мне обратилась одна шоколадная компания, продукция которой была слишком дорогой, и им срочно требовалось выпустить на рынок какую-нибудь конфету не дороже трех рублей.

В Европе везде продавалась конфета под названием Long John («Длинный Джон»), и компания хотела найти аналог этому названию в России. И тогда наше рекламное агентство предложило им название «Дядя Степа», и они за него схватились.

Мы с дедом подписали контракт, на какое-то время компания купила права на эту конфету. И это деду очень помогло, потому что по тем временам в контракте была приличная сумма. Причем условием было, что дед пишет сценарий рекламного ролика, а я этот ролик снимаю. И снимаются там все внуки и правнуки Михалкова. Вот был такой случай.

И это, наверное, был единственный раз, когда я видел деда крепко выпившим, потому что, пока он сидел с голландцами и подписывал контракт, они уговорили бутылочку вискаря.

– Вы сняли про дедушку документальный фильм. Что больше всего запомнилось в процессе работы?

– Пока я снимал, дед очень просил, чтобы я назвал этот фильм «Я был советским писателем». То есть он подчеркивал всю жизнь то, что он советский писатель. Недавно в его воспоминаниях я прочитал: «Мою дворянскую семью могла постичь участь многих дворянских семей: или эмиграция, или депортация, или вообще ГУЛАГ». Но ему повезло. И он считал, что только благодаря тому, что остался в России, он смог стать поэтом и состояться как творческая личность. Потому что где-то за границей он бы не смог стать тем, кем стал.

– В нем действительно всю жизнь присутствовала «детскость», некоторая наивность?

– Детскости в нем, на удивление, действительно было очень много. Но у него было две половины: с одной стороны, он был очень, очень наивный и всю жизнь оставался подростком, которому всегда было тринадцать лет, а с другой стороны, он был вполне, так сказать, опытный советский вельможа.

– Он любил советскую власть?

– Нет, он не любил ее и не делал вид, что любит. Он искренне служил ей, он был офицером этой власти. Он родился в 1913 году, вырос и всю сознательную жизнь свою провел при советской власти, поэтому действительно был верен ей. И, кстати, он написал не только гимн. Кое-что из того, что считается народным, принадлежит перу Михалкова, например, надпись у могилы Неизвестного солдата: «Имя твое неизвестно, подвиг твой бессмертен».

– Правда ли, что он был любимчиком Сталина?

– Нет. Сталин выбрал его версию гимна, и они семь раз с ним виделись, обсуждая очередную редакцию текста. И каждый раз для деда это был чудовищный стресс, потому что Сталина все любили очень и боялись.