Читать книгу Обручник. Книга вторая. Иззверец - Евгений Кулькин - Страница 53

Молодые люди пришлись Ильичу ко двору.

И Зиновьев, и, вослед за ним заявившийся Каменев, обосновались тут очень кстати.

И глянулись они Ленину именно свой разностью.

Зиновьев был явный позер.

Вымогатель, – хоть и без стажа, – женского внимания.

Но его донжуанство было, можно сказать, управляемым.

Тем более, что новые знакомства он заводил с удивительной легкостью и естественностью.

Каменев был другой.

Того больше тянуло на политическую фразеологию.

Поэтому именно от него можно было услышать словосочетания, недоступные другим.

Например, в рассуждении о царизме он употребил:

– Уступки государя напоминают мрачный оптимизм гробовщика, что на его веку безработице не бывать. Потому что смерть – это главная форма управления обществом.

В естественный период адаптации друг к другу, Ленин заметил, что ситуация не правится так, как надо, потому решил поговорить с друзьями-соперниками по отдельности.

– Ну что я здесь могу сказать, – начал Зиновьев о Каменеве, – он – динамичное звено. Придает всему, чем занимается, особый, почти без сбоев, ход.

– А слово «почти» можно расшифровать? – хитро, сугубо по-ленински, прищурился Ильич.

– Он искусственно создает культурное отторжение свойства от понятия.

Ленин хлопнул Зиновьева по колену, поскольку они сидели, выставившись друг перед другом.

– А если это вывести за скобки? – настойчиво продолжил свою вопросительную серию Ильич.

– Я бы сказал так, – заключил Зиновьев, – если вы меня не обвините в тавтологии: он надежен своей безнадежностью.

Каменев же, как-то незаметно даже для Ленина, свел разговор к частности на общее, например, сказав:

– Качество политического класса зависит не от количества тех, кто его, собственно, представляет, а от искоренения двойственности познания.

Потом, мало видеть факты, надо вывести их на широкий горизонт.

Причем, без ссылки на прошлое.

Ленину стыдно было признаться, что многие фразы Каменева он с удовольствием использовал бы в своих работах.

А Григорий продолжал:

– Некоторая горечь, конечно, портит вкус предощущения будущего.

И этой горечью является неверие некоторых политиков в то, что революция – удел неизбежности.

Так у Ленина разговор с Каменевым о Зиновьеве не получился.

И может, к лучшему.

Ведь одно было несомненным.

Они оба были «ушиблены» идеей нового переустройства мира. Как опытный охотник, знающий не только повадки тех, кого выслеживает, но и стараясь сам не стать дичью, Ленин постоянно и зорко следил за теми, кто – или по чьей-то рекомендации, или сугубо стихийно примыкал к его судьбе, и становился, в зависимости от способностей и преданности тем, кем считал нужным именно он.

В ту пору Швейцария была наводнена не только вольнодумцами и революционерами, но и простыми отщепенцами, толком не знающими, куда приложить свою не очень мудрую голову.

У Зиновьева не было разбору в знакомствах.

Каменев же, напротив, был в этом деле разборчив и даже скуп.

И вдруг, как им показалось обоим, они вошли в то же Женевское озеро в одном и том же месте, хотя стояли на противоположных берегах.

И таким «озером» стала Розалия Землячка.

Вот тут-то соперничество и обрело форму тотальной войны.

Конечно же, словесной.

А насчет разных берегов не зря было сказано.

Первым с Розалией познакомился Зиновьев.

И пока он бегал за какими-то ублажительными для новой знакомой яствами или чем-то еще, Землячка, почувствовав за собой слежку, переметнулась на противоположный берег, и там, тоже внезапно, оказалась в поле внимания Григория Каменева.

Вместе они оказались уже у Ильича.

– Лексическая форма, на которой мы общаемся, – сказала Розалия, – не очень мне нравится.

Мы – каждый в отдельности – и все вместе, кажется, разучиваем пьесу, слова которой безнадежно забыли.

И вот когда договорились не изнемогать от словесных дуэлей, к ним вышли сперва Крупская, а за ней и Ленин.

– А я вас заждался, – обратился он к Землячке.

И – «дуэлянты» – ахнули.

Ведь они думали…

Ну теперь это не имеет значения.

Тем более, что Владимир Ильич увлек Розалию в соседнюю комнату, а Надежда Константиновна произнесла:

– Ну что, по чаю ударим?

Этот ее полужаргон чуть смутил Зиновьева.

Зато преобразил Каменева.

И он – за обоих – солидно ответил:

– Чай, как нечай, не бывает невзначай.

И Крупская захлопала ему в ладоши.