Читать книгу Полоса отчуждения - Евгений Кулькин - Страница 21

То ли Максиму придремнулось в теплом салоне машины, то ли привиделось, что некая тень лужей залила дорогу, и только тормоза прервут его езду в неизвестность.

И он, как это всегда делал в экстренных случаях, одновременно нажал на педаль и вздрючил ручник.

И только тут обнаружил, что рядом сидит человек.

Он был в черном.

– Вам куда? – спросил Максим.

– У нас теперь две дороги, – уныловато сказал, как определил Максим, плаксик, – одна – в больницу. А другая…

Он закашлялся.

– Только туда не стоит торопиться, – догадавшись, о чем речь, произнес Максим.

– Все верно, но ее не обманешь.

– Кого? – простовато спросил Максим.

– Судьбу. В ней все просчитано и помечено. Потому, сколько не храбрись…

Максиму стало жалковато деда, но слова утешения как-то не шли. Вернее, не были к месту, что ли.

– Единственное не повергает в уныние, – сказал дед, – что покидается не лучший из миров.

– Вы верующий? – спросил Максим, объезжая ухаб.

– Относительно.

– В каком смысле?

– Ну, как зафиксировано в пословице: «Гром не грянет, мужик не перекрестится».

– Но ведь у вас – грянул?

– Частично. – И пояснил: – Мои анализы отослали в Москву на консультативный совет.

– И долго еще ждать?

– Завтра должно быть все до конца ясным и понятным.

– А почему вы сказали, – повел дальше Максим, – что мир сейчас не лучший?

– Женщины убили желание не только дальше жить, но и быть! – чуть запальчиво начал старик.

– В каком смысле? – притворился совсем непонимающим Максим.

– Ты посмотри, на что они похожи? Глаза не глядели бы! Потому сейчас самое время умирать. Одной жалкости – и, пожалуй, самой главной – меньше.

Максим поголовное оштанение баб принял более чем спокойно. Ну нравится им ходить в брюках, пусть себе резвятся.

Но почему-то многие мужчины, которых ему приходилось возить, прямо исходили возмущением.

Один капитан дальнего плавания сказал: «Одни из них напоминают известную породу глубоководных моллюсков. А другие явно смахивают на головастиков».

Артист же из Москвы, которого ему пришлось подвозить, так об этом выразился: «Бабы не понимают, что, надев брюки, они все свое несовершенство, а то и уродство показывают. Вон, полюбуйся! – указал он на чинно выхаживающую штанницу. – В юбке разве бы увиделась ее убийственная кривоногость?»

А через минуту он показал на другую: «А у этой, вон, смотри, задница какие гримасы делает?»

Про себя Максим с удовлетворением отметил: Вера сугубо юбочница.

«Великий человек придумал платья, – продолжал артист, – в нем женщина воспринимается как бы целиком. Объемно, что ли. Выделяются груди. Подчеркивается талия. Занимают внимание ножки. А в штанах она напоминает набор запчастей, из которых, в конечном счете, можно составить что-то похожее на утраченный оригинал».

И вот теперь этот старик тоже, как говорится, туда же.

А дед тем временем сказал:

– Мода – это смерть всего сущего.

С этими словами Максим и высадил старика у одного из крыльцов совбольницы.