Читать книгу Шанс. Добро пожаловать в новый мир! - Евгения Липницкая - Страница 5

***

– Состояние стабильно. Кожные покровы восстановлены полностью, внутренние органы функционируют нормально. Несколько понижено кровяное давление и температура тела, но это остаточные последствия гипотермии, скоро они придут в норму. Дальнейшая потребность в реанимации отсутствует.

Негромкий женский голос звучит у самой моей головы. Это точно не моя давешняя знакомая. Впрочем, неизвестно, сколько я проспала на этот раз, девушка вполне могла уже закончить смену и отправиться домой.

Какой-то непонятный мне самой инстинкт заставляет меня затаиться и притвориться спящей. Лежу тихо, стараясь не менять ритм дыхания. Говорят, определенно обо мне, так что послушать не помешает. Похоже, несмотря на все расхождения с картинками в моем сознании и памяти, это, все же, настоящая больница. Может какая-нибудь новая? Экспериментальная?

– Спасибо, Мила. Вчера Лила указала в отчете, что она приходила в сознание и даже пыталась заговорить, – в смутно знакомом голосе мужчины слышится нетерпение и почти восторг, когда он продолжает, – Потрясающе! Невероятная воля к жизни.

– Снова вы со своими поэтическими определениями, доктор! Жизнеспособность индивида определяется его иммунной системой и степенью износа организма, а уж никак не волей, особенно в бессознательном состоянии…

– Это метафора, Мила, – нетерпеливо прерывает её доктор, – Речевой оборот. Впрочем, не будем об этом. Что говорит профессор?

– Профессор настоятельно рекомендует оставить её в Институте для исследований и наблюдения.

– И превратить в подопытную мышь?

– Доктор Вег, грызунов не используют для проведения экспериментов уже более двухсот лет, – огрызается девушка.

Не может быть. Я, конечно, соображаю сейчас так себе, но точно знаю, что услышанное не может быть правдой! Хорошо, вскочить всё равно не получится, свою нынешнюю слабость я отлично осознаю.

Ладно, слушаем дальше, про грызунов потом выясню, при случае.

– Мне нравится фраза, – доктор, похоже, отмахнулся от собеседницы, – Что еще рекомендует профессор? Запереть ее в капсуле до конца жизни? Или заблокировать репродуктивные функции во избежание недоразумений?

От смущения и возмущения едва не сбиваюсь с ритма дыхания. Очень хочется открыть глаза и высказать всё, что пришло мне на ум по поводу их дорогого профессора и его рекомендаций, но тогда я не узнаю, что ещё они задумали со мной сделать и, главное – где и почему я, собственно, нахожусь.

Терпеть и слушать! Терпеть и слушать…

– Репродуктивные функции профессор блокировать напротив не рекомендует. Всё-таки, это женщина, притом молодая и, судя по всему…

– Нет.

– Вы намерены игнорировать рекомендации профессора?! Но, это же просто безумие!

– Я уже сказал нет. Эта всё-таки женщина, – доктор явно передразнивает собеседницу, – Феноменальное открытие, и я не позволю старому параноику даже пальцем к ней прикоснуться! Это моё исследование и моя подопечная. Профессор Мор дал своё согласие и принял все мои условия, когда пригласил меня участвовать в проекте, так что и ему, и вам, Мила, придется ограничиться лишь рекомендациями. Я же могу принимать или не принимать их к сведению, по своему усмотрению.

– Но, доктор! – пытается возразить его возмущённая собеседница.

– Она будет переведена в мою клинику, как только это станет возможным, – пресекает дальнейшие прения мужской голос, – То есть, как только её состояние достаточно стабилизируется. Думаю, через пару дней этим вполне можно будет заняться.

А доктор начинает мне нравиться! Кажется, та красотка-медсестра называла его по имени… Да, точно… Чёрт! Не память, а дыра! Ладно, потом познакомимся. Главное, что, сейчас, по крайней мере, на опыты он меня отправлять не собирается. Ещё бы узнать, что во мне такого феноменального, хотя бы с медицинской точки зрения.

– Профессор всего лишь хочет помочь, – в голосе девушки явно звучит обида.

– Достаточно, Мила, спасибо. На сегодня вы свободны.

Почти неслышный звук удаляющихся шагов, тихий шелест и лёгкий поток воздуха – свидетельство открытия двери, снова шелест, тишина. Собеседница доктора ушла. Не могу сказать, что я этому не рада. Надо бы держать с ней ухо востро. Похоже, они с этим её профессором та ещё парочка!

– Не трудитесь притворяться спящей и дальше, – в голосе доктора явно слышится улыбка, – Все ваши жизненные показатели отображаются вот на этом экране. Вы проснулись четыре минуты назад.

Чувствую себя круглой идиоткой. Да уж, могла бы и подумать о том, что не для красоты на мне целая гирлянда всякого навешена. Открываю глаза и… О боже! Чувствую, как стремительно краснею. Доктор, а это наверняка он, просто фантастически хорош собой. Их тут что же, по кастингу отбирают?

На вид ему около тридцати. Высок и сложен как Аполлон. Идеальный разрез сапфировых глаз, тёмные волосы коротко подстрижены, на левом виске выбрит замысловатый узор, ко всему прочему прилагаются чувственные губы и волевой подбородок. Доктор просто мечта кинопродюсера! И, готова поспорить, всего женского персонала этой больницы. На нем такой же серебристый комбинезон, как был на Лиле, и я стараюсь не опускать глаза ниже уровня его груди. Чёрт возьми, кто придумал им эту униформу?! Право, лучше бы халаты!

– Приветствую вас. Моё имя Ной Вег. Я ваш лечащий врач.

Киваю в ответ, не будучи уверена, что смогу произнести хоть слово.

– Как вы себя чувствуете?

– Терпимо, – извлечь звук получается с трудом, но уже получается, что не может не радовать, хоть собственный голос и не узнать, сиплый, едва различимый, как при сильнейшей ангине, – Где я?

– Вы в палате интенсивной терапии. Однако лишь чудо не дало вам остановиться в морге.

Оптимист у меня врач, ничего не скажешь.

Доктор что-то набирает на висящей прямо в воздухе голографической консоли, и моя кровать приподнимается, позволяя полусидеть. С этого ракурса обзор лучше, так что, я не могу удержаться и не вертеть головой.

Комната смахивает на декорации к фантастическому фильму: светлая серебристая поверхность стен, потолка и пола без малейших признаков перехода между ними, будто находишься внутри серебряного яйца. Окон и дверей нет, но, похоже, последние просто ловко скрыты, ведь входит же как-то персонал и уходит тоже. Ага, на стене неярко мигает фиолетовый ромб, скорее всего, там и обнаружится выход!

Моё футуристическое ложе тоже из серебристого материала, чуть темнее стен, не могу понять, что это – не то кожа, не то высокотехнологичный силикон. Мне видны только идеально обтекаемые края этой кровати, выглядит как большущая серебряная капля, с готовностью принимающая форму тела, как бы ни повернулся лежащий на ней. Удобно очень.

Рядом полупрозрачная стойка, с которой свисает гроздь тонких трубок, уходящих куда-то вниз, под кровать, а над ней довольно большой, дюймов тридцати, голографический экран, на котором что-то мигает, мельтешит и переливается.

– Ну и как вы находите свои апартаменты?

Доктор Красавчик обращается ко мне с такой очаровательной улыбкой, что я снова краснею, за что с досадой себя одёргиваю. Прямо как застенчивая школьница, по ошибке попавшая в мужскую раздевалку!

– Интересный дизайн, – хриплю я в ответ.

Мой собеседник удовлетворённо кивает и извлекает откуда-то из-за моего изголовья стул, тоже серебристый. Достает из кармана комбинезона светящийся фиолетовый шарик и кладет его на стойку рядом с кроватью. Правильно, рассказывать, где я и почему всё равно придется, сидя всяко удобнее будет.

Но доктор медлит. Барабанит пальцами по собственной коленке и молчит, смотрит куда-то в сторону.

– Может, скажете, где я нахожусь и что со мной случилось?

– Конечно, – снова улыбка, а взгляд настороженный.

Боится? Но чего? Какую бы ужасную новость он мне не сообщил, буйство – последнее, на что я сейчас способна. Я и встать-то не в состоянии… Да и весовая категория у меня явно не та, даже будучи здоровой с ним не справилась бы. Кроме того, за дверью наверняка куча персонала. Благоразумно решаю оставить эти размышления при себе и просто вопросительно уставиться на красавчика доктора. Тот, кажется, пришел в конце концов к тем же очевидным выводам.

– Сначала я должен буду задать вам несколько вопросов. Необходимая формальность, понимаете ли. Судя по показателям, – он махнул рукой в сторону экрана у кровати, – Ваша мозговая активность в норме. Вопросы нужны для дополнения вашего профиля в базе данных клиники.

Киваю в ответ. Пусть спрашивает, разумеется. Насколько я понимаю, им нужно заполнить мою медкарту. Да и вообще, показателям верить, конечно, хочется, но лучше убедиться в собственных силах, мало ли, вдруг я головой ударилась или ещё что… Соображаю я сейчас не очень.

– Вы помните свое имя?

Киваю в ответ.

– Ева…

– Откуда вы?

Медлю несколько секунд, решая, называть ли маленький северный городок, где я появилась на свет, или ограничиться местом проживания. Наконец, решаю, что последнего будет вполне достаточно и произношу название столицы. Доктор удовлетворённо кивает.

– Сколько вам лет?

– Двадцать пять.

– Какой сейчас год?

– Две тысячи семнадцатый.

Доктор на минуту замолкает, настороженно разглядывая меня, словно впервые увидел. Я уже открыла, было, рот, чтобы спросить его, в чём причина заминки, но не успела, опрос продолжился.

– Вы можете назвать имена родственников или других близких людей?

– Нет…

– Совсем никого?

Отрицательно качаю головой и объясняю:

– Мать растила меня одна. Она умерла пять лет назад. Отца я не знаю, мы никогда не встречались. Других родственников нет.

– Муж или дети?

– Нет. Никого.

– Понятно. Что ж, это не так плохо, в данной ситуации, – потирая переносицу, бормочет доктор, – Но я очень надеюсь на ваше благоразумие.

– Так вы расскажете, где я?

Интуиция подсказывает, что ответ доктора мне сильно не понравится, но я всё равно киваю. Что мне ещё остается?

– Вы находитесь в клинике института Медицинской Академии Альянса, – выдаёт док явно заученную и заранее отрепетированную фразу, – Ваш организм был серьёзно истощён, но успешно восстанавливается.

– Что со мной произошло?

– Длительная гипотермия1, в основном. Повреждений насильственного характера не было выявлено.

– Гипо… что? Погодите! Я что, замерзала?! Но как это возможно?!

– Я надеялся выяснить это у вас.

Что-то мне не по себе… Доктор понимающе вздыхает.

– Расскажите, пожалуйста, что вы помните, – просит он, – Последнее что делали, где были.

– Конечно, если это поможет…

Стоп.

Не все так просто как казалось. Я решительно ничего не могу вспомнить с нужной четкостью. Не выходит и всё! Проклятый туман в голове не хочет рассеиваться, как бы я не пыталась сконцентрироваться.

Закрыть глаза, вдохнуть, выдохнуть…

Обрывки фраз, лица, картинки города – все запуталось и перемешалось. Бессвязные образы, как фрагменты рассыпавшегося пазла, никак не хотят выстраиваться в цельную картину.

Папка с документами, на ней бело-голубой логотип, но что на нём изображено – не помню, так, цветное пятнышко.

Букет цветов. Красивые… Обожаю пионы.

Столики, вокруг люди… Ресторан? Еду вот, не помню.

Катетер в руке. Больно, но потерпеть нужно. Это ненадолго, мне так сказали. Кто? Не могу вспомнить… Но я верю. Главное – не спать.

Дождь. Темно. Огни рекламы. Чья-то рука держит под локоть. Рука мужская – часы на запястье, сильные длинные пальцы. Цветы. У цветов мокрые стебли и растрёпанные лепестки.

Белые стены и потолок. Больно. Холодно.

Машина. Чёрный лаковый бок железной громадины, запах кожи и дорогого одеколона.

Белое, всё белое вокруг. Холодно… Больно и страшно, сильная слабость и лампа над головой слишком ярко светит прямо в лицо.

Хочется спать просто невыносимо. Запах одеколона. Нельзя спать.

Холодно.

Жарко. Невыносимо жарко…

Холодно… Нельзя спать…

Огни…

Всё кружится…

Удушливой волной накатывает дурнота.

– Я не могу… Тошнит.

Беспомощно хлопаю глазами. Не разреветься бы.

– Постарайтесь не волноваться, вам не стоит забывать, что ваш организм ещё очень ослаблен, – мягко объясняет доктор, – Память обязательно вернётся со временем. А я постараюсь вам в этом помочь.

Без сил откидываюсь на спинку кровати. Только амнезии мне сейчас не хватает! Пытаясь подавить подступающую панику, глубоко дышу. Не помогает. Пальцы холодеют. Доктор Ной хмурится. Снова что-то сосредоточенно жмёт на панели управления, пока я изо всех сил пытаюсь совладать с собственными эмоциями, хоть десятки вопросов, вспышками возникающих в голове, этому не способствуют. Что со мной было? Авария? Травма головы? Заблудилась в лесу и замёрзла до полусмерти, так и не дождавшись Морозко с тёплой шубой?

Док убирает фиолетовый шарик в карман. Придвигается вплотную и понижает голос почти до шёпота.

– Послушайте, Ева, я обязан сообщить вам кое-что важное, но, признаюсь, не представляю кто в этом мире воспринял бы подобные известия бесстрастно. Учитывая ваше состояние, стоило бы отложить этот разговор на неопределённый срок, но уверен, ни вам, ни мне такая задержка спокойствия не прибавит. Мне истерика не нужна, а вам попросту вредна. Так что, давайте договоримся, вы сейчас выпьете вот это, мы подождём, пока препарат подействует и продолжим беседу.

Док протягивает похожий на пробирку сосуд с бледно-голубой жидкостью. Киваю. Во рту пересохло, горло снова саднит.

Без вопросов проглатываю предложенную микстуру, в конце концов, успокоиться мне необходимо.

Постепенно паника отползает на задворки сознания.

– Я в порядке и готова слушать.

– Не уверен…

– Послушайте, доктор, я жива и цела – это главное! Что бы вы мне сейчас не сказали, какие бы обстоятельства моей жизни не изменились, я как-нибудь выдержу!

Это прозвучало бы очень уверенно, если бы не сиплый срывающийся голос. Со стороны, наверное, мой пламенный спич показался жалким.

Доктор смотрит с явным сомнением, но всё-таки сдаётся.

– Хорошо, – вздыхает он, – Тогда слушайте. Сейчас не две тысячи семнадцатый, Ева.

Ну вот… Я что же, в коме была и потеряла несколько лет жизни?!

– Если пользоваться привычным вам способом летоисчисления, то сейчас… Сейчас две тысячи триста четырнадцатый год. Двадцатое апреля, если быть точным.

Что?! Это что, шутка?!

– Вы двести девяносто семь лет пробыли в состоянии анабиоза. Криокапсула с вами был обнаружен случайно, при сносе руин старинного здания, в подвале которого вы и провели все эти годы. В тщательно обустроенной, но явно подпольной лаборатории, – Он разводит руками, – Не знаю, кто сделал это с вами, но он был настоящим гением! В ваше время просто не существовало одобренных технологий для такого эксперимента. То, что вы живы и восстановление проходит успешно – просто чудо! Даже с современным уровнем медицины подобные эксперименты не продолжаются долго, до вашего обнаружения считалось, что максимальный срок анабиоза без губительных для организма последствий составляет не более тридцати лет.

– Анабиоз?!

Губы не слушаются, дрожат.

Это что же выходит, я по чьей-то милости впала в спячку на триста лет?! Ничего себе, спящая красавица! Найти бы урода, который это сделал и так же убаюкать! Да только, его, наверно, в живых нет давным-давно…

По щекам бегут непрошеные слёзы.

– Ну что же вы, Ева! Не стоит так переживать, – мягко произносит доктор.

Его попытка успокоить меня только расстраивает ещё больше.

– Легко вам говорить! Это же не вас на триста лет заморозили! – Хлюпая носом, огрызаюсь я, уже понимая, что всё моё негодование ничего не изменит.

Однако гнев помогает осушить слезы, что, в данной ситуации, я охотно записываю в плюсы. Как показывает практика, злость в качестве движущей силы намного эффективнее.

– Ева, я буду вынужден повторно ввести вам успокоительное средство.

Отрицательно качаю головой, но док смотрит так, что становится ясно – возражений не примет. Протягивает ещё одну пробирку, на этот раз жидкость зелёная.

– Или вы это выпьете, или я введу препарат внутривенно, – Спокойно объясняет он, – В первом случае вы успеете задать мне ещё пару вопросов, во втором, уснете мгновенно.

– У вас явно дипломатический талант, доктор…

Послушно глотаю содержимое пробирки. Солёная жидкость вперемешку со слезами. Трясти, однако, перестает. Что он там говорил про уровень медицины? Успокоительное средство им точно удалось на ура – чувствую себя киборгом, эмоции пропали напрочь.

– То есть, я была в спячке? – под действием зелёной жидкости это обстоятельство уже не кажется невероятным и ошеломляющим, просто факт, который я уточняю, – Каким образом? Я имею ввиду… Вы знаете, каким образом меня в неё погрузили?

Добрый доктор кивает в знак того, что понял мой вопрос и продолжает рассказывать.

– Гипотермический анабиоз2. Это потрясающе, но несмотря на такою длительную паузу, все ваши органы работают нормально и даже почти не были повреждены. Восстановление организма заняло всего около пяти месяцев. В основном, конечно, пострадали кожные покровы, плюс обезвоживание…

Зеркала в поле зрения нет, но воображение подбрасывает картинки одна страшнее другой, обморожение – это вам не шутка. Разглядываю руки. Они в полном порядке. Кожа гладкая и ровная, ни коричневого цвета, ни трещин, ни сухости, даже шелушения нет.

– Не волнуйтесь, Ева, – успокаивает доктор, – Повторяю, все ткани полностью восстановлены, внутренние органы тоже работают в обычном режиме. Самое главное – мозг не повреждён и, как показал наш разговор, функционирует прекрасно! Слабость тоже скоро пройдет. Вы абсолютно здоровы, Ева. Я, честно говоря, опасался больше за вашу психику, не каждый сможет принять такую правду.

– Поэтому решили не тянуть? Если свихнусь, оставите вашему профессору на опыты?

Он с усмешкой качает головой.

– Вы же слышали мой разговор с ассистентом. Я не менял решения.

Надо понимать, что делиться с коллегой редким материалом мы не собираемся… Ну что же, кто первый встал – того и тапки, не так уж, похоже, изменился мир за двести девяносто с чем-то там лет. По крайней мере, я не очнулась в какой-нибудь колонии гуманоидов-телепатов, которых даже не спросишь ни о чём.

Стоп! Телепаты они тут теперь или нет, а язык-то за столько лет непременно должен был измениться! Наверняка какие-то слова и обороты устарели и вышли из употребления, другие появились и так далее. Если рассуждать логически, я с трудом должна понимать, что говорят современные люди, как и они вряд ли сходу сумели бы понять речь гостьи из прошлого. Тем не менее, мы с доктором беседуем сейчас без малейших затруднений. Интересненько!

– Доктор, а как мы… Как я вас понимаю? На каком языке мы с вами сейчас разговариваем?

Доктор запускает пятерню в прическу.

– Надо же! Не ожидал услышать этот вопрос так скоро. Да, мозг работает отлично!

Он явно озадачен, и, в то же время, похоже, рад.

– Спасибо, конечно, но я всё равно не понимаю, как это возможно?

– Всё просто, Ева, – машет рукой док, – Вам вживили наночип, языковой адаптер. Это как ускоренный курс обучения, информация усваивается и обрабатывается мозгом без усилий с вашей стороны, самостоятельно. Понимаете?

– Не совсем…

– Это совершенно безопасно, Ева, – уверяет док, – Механизм действия очень прост: информация, в данном случае лексика и грамматика всеобщего или, как правильно будет сказать, общемирового языка, содержится на биоразлагаемом носителе нано размера. Наночип вживляется в основании черепа, подключается к нервной системе объекта и направляет информацию из гиппокампа, где, формируются воспоминания, в те участки коры, в которых они хранятся. Это позволяет закрепить воспоминания и консолидировать их в систему долговременной памяти. Наночип распадается в организме за несколько месяцев, а вот знание остаётся.

– Да уж, проще некуда…

Доктор пожимает плечами. Для него это элементарно.

Хорошо, сделаю вид, что всё поняла, тем более, сейчас это не столь важно.

– Что со мной будет дальше?

– Пройдете программу реабилитации. Затем несколько бюрократических процедур. Будете жить дальше, я полагаю, – пожимает плечами док.

– То есть, на всю оставшуюся жизнь в какой-нибудь лаборатории меня не запрут?

Снова усмешка. Доктор отводит на миг глаза, нервным движением поправляет ворот комбинезона.

– Не буду вас обманывать, – говорит он, наконец, – Сделать это желающие есть. Только, после реабилитации это будет уже невозможно, а до неё – вы моя пациентка, а значит, недоступны для всех, горячо желающих исследовать ваш организм тем или иным способом.. Без согласия куратора такие вопросы не решаются, потому даже в вашу капсулу могут войти лишь ассистенты, чьи кандидатуры лично мной одобрены. Так что, в ближайшее время ваш круг общения будет несколько ограничен, но поверьте, исключительно для вашего же блага!

Как интересно… Неужели он действительно думает не только о сохранности ценного материала? Впрочем, какая разница, если мне собираются гарантировать безопасность и защиту.

– Спасибо, доктор. Спасибо, что заступились. Пусть даже из чувства противоречия.

Когда он улыбается, то похож на мальчишку.

Док поднимается, давая понять, что разговор окончен. Чувствую, что вот-вот провалюсь в сон, но у меня еще уйма вопросов и я героически пытаюсь разлепить веки.

– Вы пытаетесь бороться с действием сильного седативного препарата, это бессмысленно. Вам нужно поспать, Ева. Мы продолжим разговор позже.

Голос доктора звучит уже из темноты, и я устало киваю. Спать так, спать.