Читать книгу Просто жизнь - Фердинанд Фингер - Страница 7

Вот так жила трудяга, бедная моя семья,

В квартире небольшой, столкнувшись вместе,

Два высших – ведь экономист жена,

А я учитель, провалиться мне на месте.

В том семьдесят шестом хватало денег только на еду,

Да оплатить квартиру с тощего кармана,

Страна разваливалась прямо на ходу,

Родная власть нас задавила ложью и обманом.

Искали судорожно выход и нашли.

Ведь треть крови во мне от Моисея,

О, праотец мой добрый, помоги!

Спаси и вытащи отсюда треть еврея.

В квартире все отверстия заткнули мы,

Ночами, днями не смыкали вежды.

Боялись, что «всеслышащие уши» КГБ

«Всевидящий их глаз» разрушит все надежды[3].

Ты уезжаешь, а надежды нет вернуться,

Ты без профессии, без денег, без добра,

Без знанья языков, друзей, работы,

Для КГБ лицо твое – лицо врага.

Боялись угодить в Сибирь с семьею,

А зря – уж миновали те года.

Отдай квартиру нам, немецко-жидовское отродье,

И можешь сматывать отсюда навсегда.

И начались хождения по мукам,

Плати за выход из гражданства – это ты не знал?

Плати за то, что получил образованье,

За то, что сорок два – ты нашим воздухом дышал.

Мы мебелишку нашу, все распродавали,

А посмотреть ее пришел гебешный генерал,

«Вы молодцы, мотайте поскорей отсюда», —

С улыбкой понимающей сказал.

А что отцы и матери замучены в подклетьи,

За это компенсацию сто баксов получай.

Ведь ты без паспорта, жилья, ты бомж – свободен,

За визу выданную – распишись и уезжай.

А информация о Западе была у нас огромной,

Такую под землей о мироздании имеет крот.

И, чтоб не заблуждались мы,

Господь прислал нам Моню,

И он, как Галилео Галилей, нам доказал, что все наоборот.

«Ребята, мы рванем на Запад вместе,

На баксы наши все матрешки и шкатулки завернем,

Россия и без этих безделушек обернется,

А мы миллионерами в Нью-Йорке заживем!»

«Известен мне секрет изготовления зеркальной фаски,

Венецианец до того секрета не додул – вот идиёт,

Заделаем в Нью-Йорке фаски мы на всех витринах,

Не дрейфь, ребята, с песней и вперед»!

И вдруг пропал наш Моня, словно канул.

Он месячишко пропадал, а не момент.

А арестован был за дело, за «кондрашку»,

Которую при помощи его схватил провинциальный мент.

Везде и вся свой длинный нос всувая,

Секреты красок Палеха хотел он распознать,

Забыл, что вместо паспорта в Израиль визу предъявляя,

Любого он мента в «кондрашку» мог загнать.

Но забегу на пару месяцев вперед,

Господь ведь ничего не делает случайно,

От смеха в судорогах валялись мы на римской мостовой

При виде Монином весьма необычайном.

Миллионер стоял, расставив руки, ноги,

И сотнею резинок от трусов обвешан был живот,

Из всех карманов лезли пачками презервативы,

Заколками, булавками, расческами заполнен рот.

На голову из трепаной замученной лисы

Была надета шапка шерсти завалящей,

И зеркало со знаменитой фаскою внутри,

Чтоб мог он любоваться Римом, за спиной стоящим.

И, отойдя от смеха, побрели мы, голову склоня,

И пропадая в зависти, завистливой ужасной,

Вот ведь свершилась Монина мечта —

В отличие от нас он стал миллионером настоящим.

Ну что, вернусь на пару месяцев назад,

От славной встречи с Моней – даты,

И в семьдесят шестом – тридцатом сентября

Нас окружили в Шереметьево солдаты.

Никто в последний путь нас не сопровождал,

А в стороне стояла мать, тихонечко рыдая.

Догадываюсь я, что думала она,

В то никуда и без надежды встретиться сыночка провожая.

Не провожали нас не потому, что не любили,

Ведь в молодости все тебе и брат, и друг.

А потому, что души в страхе утопили,

В те времена работы каждый мог лишиться вдруг.

Мы поднялись по лестнице в таможню,

По сторонам солдаты клацали затвором «калашей»,

Здесь нам сказали – чемоданы на стол,

Да пошевеливайтесь с этим поскорей!

Какие чемоданы – только чемодан и сумку,

Сумели мы от прежней жизни накопить,

А главное, лежала в чемодане урна,

В которую прах матери жены успели положить.

А мать жены святою женщиной была —

Прошла войну с оружием до Вены.

И наградили – в коммуналке прожила

И с жизнью счет свела, не дожидаясь перемены.

«А в этой вазе что? – последовал вопрос,

И вдруг, не дожидаясь и ответа,

По урне молотком произведен удар,

И высыпан был прах святой на грязную газету.

«У вас, быть может, бриллианты здесь,

Мы знаем вас, предатели без чести,

Награды и медали тещины на стол!

Мы не позволим вывезти на Запад эти вещи».

И долго в прахе том возился сатана,

А я стоял в оцепененье жутком,

Не мог поверить в то, что вижу я,

Казалось мне, я тронулся рассудком.

Вот так, ограбленные телом и душой,

Испытывая расставанья муки,

Мы распрощались с Родиной своей,

А на таможне КГБ уж умывало руки.