Читать книгу На перекрестье дорог, на перепутье времен. Книга третья: ВТОРЖЕНИЕ АББАС-МИРЗЫ - Галина Тер-Микаэлян - Страница 8

Лучи полуденного солнца играли в водах Аракса, когда Аббас-Мирза, окруженный свитой, подъехал к Худаферинскому мосту. Передовые части его армии уже ступили на противоположный берег, теперь английские офицеры руководили переправой конной артиллерии, ожидавшие своей очереди сарбазы раскинули лагерь, над которым поднимался дым и разливался запах жарившегося мяса, в воздухе стоял гул голосов. Взглянув на сарбаза, который держал над огнем баранью ногу, насадив ее на штык ружья, лейтенант Лесли брезгливо пожал плечами.

– Плохо верится, сэр, что шахзаде удастся одержать победу с такой армией, – негромко сказал он по-английски стоявшему рядом с ним капитану Харту.

Рассмеявшись, Харт похлопал его по плечу.

– Бросьте, Лесли, это шахсеванцы (иррегулярные силы кочевников). Главные силы Аббас-Мирзы – хорошо обученная пехота и отличная артиллерия. Кстати, нашими стараниями у него неплохая конница. К тому же шестьдесят тысяч сарбазов в любом случае сомнут рассеянные по всей границе посты казаков. Император Николай так боялся разгневать шаха, что даже запретил Ермолову укреплять границы. Так что теперь, возможно, Аббас-Мирзе удастся, подобно Бонапарту, дойти до Москвы.

Лесли тоже расхохотался.

– Хорошая шутка, сэр. Кстати, кто-то еще мне говорил, что шахзаде действительно на это надеется.

– Если не до Москвы, то до Тифлиса он точно дойдет. Что помешало Бонапарту в России? Незнание местных обычаев и русских крестьян. А на Кавказе русские чужие, в Карабахе, Ширване и Шеки мусульманское население с радостью переметнется на сторону шахзаде, с кем здесь воевать? С горсткой русских войск?

– А армяне?

– Это хитрый народ, – неопределенно заметил Харт, – я слышал, многие из них находятся под сильным влиянием архиепископа Нерсеса Аштаракеци, ярого сторонника русских. Боюсь, этот воинствующий святоша доставит шахзаде немало хлопот.

Разговор англичан прервал подошедший адъютант Аббас-Мирзы – вежливо поклонившись, он сообщил, что шахзаде ждет английских офицеров для участия в военном совете.

В поставленном на берегу Аракса роскошном шатре шахзаде совещался со своими ханами. В шатер ввели посланца Ереванского сардара, и тот пал к ногам Аббас-Мирзы.

– Да хранит Аллах наиб-ас-солтане! Войска могущественного сардара Гусейн-Кули-хана уже захватили русские земли у Мирака и идут на Караклис. Брат сардара Гасан-ага во главе курдов и карапапахов (этнографическая группа азербайджанцев) прошел в русские владения у горы Алагез и движется к Гюмри. Русские собаки, трусливо поджав хвосты, бегут за хребет Безобдала!

Довольный Аббас-Мирза бросил ему кисет с золотыми монетами и отпустил. Вошел Арчи Баиндурян и замер, ожидая, пока шахзаде даст ему знак говорить.

– Ты опоздал, Арчи-хан, – сказал Аббас-Мирза, впрочем, не очень строго – он знал, что его любимый секретарь и телохранитель не задержался бы без причины.

Баиндурян почтительно наклонил голову.

– Пусть могущественный шахзаде не сочтет мое опоздание за непочтительность, я говорил с только что прибывшими лазутчиками. Они доставили последние сведения, и я счел, что шахзаде необходимо их знать.

Аббас-Мирза важно кивнул.

– Говори.

– В Ширванском и Шекинском ханствах жители по первому знаку готовы поднять восстание против русских. Они с нетерпением ждут своих законных властителей.

Шахзаде повернулся к своему сводному брату Шейх-Али-мирзе.

– Ты, Шейх-Али-мирза, с двенадцатью тысячью сарбазов направишься в Ширванское и Шекинское ханства, чтобы вернуть их законным владетелям – Мустафе-хану и Гусейн-хану, поклявшимся мне в верности.

Шейх-Али-мирза склонился перед могущественным братом. Мустафа-хан и Гусейн-хан, нашедшие в Иране убежище от русских, пали в ноги шахзаде, заговорили наперебой:

– Аллах дарует великому шахзаде, наиб-ас-солтане, великие победы!

Аббас-Мирза повернулся к старому Хусейн-кули-хану, убийце Цицианова.

– Ты, доблестный Хусейн-кули-хан, утверждал, что желаешь вернуть себе Бакинское ханство. Даю тебе три тысячи сарбазов, с моря тебя поддержат гребные суда. Мой верный Арчи-хан, какие новости из Талышинского ханства?

– В Талышинском ханстве, – почтительно отвечал Баиндурян, – жители еще прежде начали волноваться по той причине, что Ильинский, комендант Ленкорани, отнял жену у Мир-Хассан-хана, окрестил ее и женился на ней. Люди возмущены, Мир-Хассан-хан прислал послание – сообщает, что готов идти на Ленкорань, если ему пришлют в помощь несколько тысяч сарбазов. Ильинский не сможет продержаться там и дня – крепость совершенно разрушена еще со времени штурма ее Котляревским, море наступает на берег и даже смыло могилы, где похоронены убитые солдаты Котляревского.

Аббас-Мирза невольно вздрогнул при упоминании имени своего грозного врага. На миг в памяти его ожили кошмар битвы при Асландузе и кровавое взятие Ленкорани. Муджтахид Мехти, неотрывно следовавший за армией, при словах Арчи воздел кверху руки.

– Аллах указывает нам путь к победе, отдавая морю прах неверных собак!

Шахзаде слегка тряхнул головой, отгоняя прочь страшные призраки и повернулся к другому своему сводному брату Али-Наги-мирзе.

– Ты, Али-Наги-мирза, вместе с опытным моим полководцем Азизом поведешь двенадцать тысяч сарбазов в Талышинское ханство, изгонишь русских из Ленкорани, вернешь Мир-Хассан-хану его владения и жену.

Квазикумыкский Сурхай-хан грузно упал на колени и с силой стукнулся головой о ковер у ног Аббас-Мирзы.

– Великий шахзаде, молю тебя во имя Аллаха, дай и мне войско! Лезгины Дагестана просят твоей помощи против русских, разве не посылали они тебе в знак верности локоны своих жен и рукава от их платьев?

Аббас-Мирза поморщился – лезть в Дагестан пока не входило в его планы.

– Встань, верный Сурхай-хан, ты получишь от меня золото, которое позволит тебе вооружить отряды горцев. Проникнешь с лезгинами в Кахети и соединишься с войсками Зограб-хана, который проведет названного моего брата царевича Александра в Кахети через Алазань. Когда я возьму Тифлис, русские сами покинут горы. Зограб-хан, где твои войска соединятся с войсками царевича?

Зограб-хан, карабахский армянин из Джраберда, один из самых влиятельных военачальников Аббас-Мирзы, наклонил голову и покачал головой.

– Пока я не получал известий от царевича, шахзаде.

– Если шахзаде позволит сказать, – вмешался Абульфат-хан, – я получил послание от моего брата карабахского хана Мехти-Кулу. Он сообщает, что царевич Александр идет в Карабах через Нахичевань, и самое позднее завтра прибудет в Корнидзор, владение нашего родственника Гаджи-Агалар-бека. Мой брат пишет также, что уже почти все ханы Карабаха явились к нему изъявить покорность и принести клятву верности повелителю Ирана. Покорный Карабах лежит у ног могущественного шахзаде.

Гянджинский Угурлу-хан, отец прекрасной Бадир-Джахан-Беим, жены Мехти-Кулу-хана Карабахского, поспешил льстиво заявить:

– Гянджа также лежит у ног могущественного шахзаде! Ее жители уже своими силами изгнали стоявших там русских и клянутся в вечной покорности великому шаху. Они молят меня поскорее явиться во владение моих предков.

Аббас-Мирза гордо выпрямился и оглядел окружавших его ханов.

– Карабах мой, – величественно вскинув голову, сказал он, – Гянджа моя, и Тифлис тоже скоро будет моим!

Пока проходил военный совет, Гайк, ведя под уздцы коня, медленно брел по берегу Аракса, позади него, стараясь не отставать, шел алевит Зульфи, успевший за прошедшее время значительно окрепнуть. Тело и чисто выбритое лицо его больше не ужасали своей худобой, и видно было, что он молод – не старше самого Гайка. Они остановились у пятнадцати-пролетного моста, по которому в это время проходила колонна сарбазов, и стали с интересом разглядывать его оригинальную конструкцию – для мостовых устоев использованы были естественные скальные выходы, защищенные волнорезами. Из-за этого пролеты имели разные размеры, и сам мост, сооруженный из кирпича и булыжника, имел кривизну.

– Мост старинный, – обернувшись к Зульфи, оживленно сказал Гайк, – ему, наверное, тысяча лет, а то и больше. Жаль, что здесь нет моего отца, он заинтересовался бы конструкцией. Когда мы бывали в разрушенном городе Ани, отец всегда делал зарисовки древних предметов и изображений.

Лицо его стало грустным.

– Ага, я нарисую мост, и ты потом отдашь рисунок своему отцу, – предложил Зульфи и, поскольку Гайк, погруженный в свои мысли, не ответил, он вытащил из-за пазухи лист бумаги, карандаш и начал делать зарисовки.

Сзади к ним неслышно ступая приблизился старый пастух-илат (кочевник) и, шепелявя беззубым ртом, проговорил:

– Если молодой ага пожелает увидеть, здесь поблизости есть еще один мост. За один абазе я отведу туда молодого агу.

Гайк дал ему монету и, оставив Зульфи тщательно вырисовывать опоры моста, отправился со стариком.

– Известно ли тебе, кто построил эти мосты? – спросил он, пока они шли.

– Эти мосты всегда были, ага, – убежденно отвечал илат, – по большому моя семья каждый год весной и осенью перегоняет скот на пастбище.

– Где же теперь твоя семья?

– В этом году Аллах разгневался и наслал на меня беду – овца столкнула меня с моста, когда я гнал стадо, я сорвался на скалы, хорошо не в самом высоком месте. Сломал себе обе ноги и расшиб голову. Меня оставили здесь с одной из моих жен, думали, я умру. Даже вырыли могилу и оставили лопату, чтобы жена могла меня похоронить, а мой скот погнали дальше мои братья. Только Аллах смилостивился, мои кости быстро срослись я уже почти здоров, хожу не хуже, чем прежде, только зубы все выпали.

Внимательно взглянув на илата, Гайк понял, что тот вовсе не стар, как ему показалось вначале из-за шепелявой речи и чуть ковыляющей походки. Он хотел спросить у илата что-то еще, но споткнулся и чуть не упал, а когда разглядел, что у него под ногами, то почувствовал, как волосы становятся дыбом – на земле лежал мертвый голый человек.

– Господи Иисусе, что это?!

Илат тоже увидел труп, и лицо его искривила радостная беззубая улыбка.

– Русский! Вчера они у моста купались, убежать не успели. Их сарбазы подстрелили, сразу головы отрезали – говорят, шахзаде за каждую голову русского награду обещал. А этого, видно, не заметили, или в сторону отнесло. Аллах послал мне удачу! – опустившись на колени возле трупа, он вытащил короткий нож и, оглядев его, с сожалением вздохнул: – Тупой. Ничего попробую.

– Что ты собираешься делать? – закричал Гайк.

Во взгляде илата мелькнул испуг.

– Не надо, ага! – умоляюще сложив руки, забормотал он. – Не отнимай у меня голову, неужто отберешь награду у бедного илата?

Гайк ощутил тошноту.

– Вот тебе золотой, – стараясь унять дрожь, произнес он, – ты говорил, у тебя есть лопата. Если принесешь ее и поможешь похоронить этого несчастного, получишь еще один золотой.

Глаза илата округлились. Схватив монету, он умчался прочь с быстротой горной лани, забыв от радости о сломанных ногах. Гайк стоял, как завороженный, глядя на неподвижное лицо с вздернутым носом мертвыми глазами, потом перевел взгляд на зияющую рану на груди. Опомнившись, он перекрестился и, опустившись на колени, стал громко читать молитву. Легкий ветерок шевелил слипшиеся белокурые волосы, вернувшийся с лопатой илат почтительно стоял в стороне и ждал.

Могила вышла неглубокая, потому что под мягкой глиной была твердая скала. Когда все было кончено, Гайк дал илату второй золотой, и в глазах у того появился жадный блеск.

– Если ага захочет, я последую за ним в Карабах.

– Зачем? – не понял Гайк.

– Я знаю Карабах, как свои пять пальцев, покажу любую тропу.

Понимая, что илат прельстился золотом, Гайк устало пожал плечами и вежливо отказался:

– Спасибо, но у меня нет лошадей для тебя и твоей жены, а пешком идти с больными ногами ты не сможешь. Прощай.

Он повернулся и зашагал обратно к первому мосту, где Зульфи все еще старательно вырисовывал узоры каменной кладки. Однако илат продолжал идти за ним и ныть:

– Зачем мне лошадь? Я знаю дороги, пройду быстрей, чем любой всадник, ага увидит. А жена мне не нужна, жена останется здесь.

У моста Гайк увидел скачущего принца Мухаммеда в сопровождении свиты из молодых ханов. Рядом с ним ехал мирза Агаси, позади на почтительном расстоянии следовали Угурлу-хан Гянджинский и Абульфат-хан. Поклонившись, Гайк посторонился, но Мухаммед увидел его и остановился.

– Учитель, что ты здесь делаешь? – он явно обрадовался встрече.

– Я жду, когда могущественный шахзаде наиб-ас-солтане переправится через Аракс, чтобы описать это в своем репортаже для «Кагазе ахбар». Сейчас я осматриваю место. Пошлю также рисунок моста, пусть его перенесут на литографический камень, – на ходу придумал Гайк.

– Покажи! – потребовал Мухаммед и, нагнувшись в седле, выхватил у перепуганного Зульфи бумагу. – Хорошо! – он восхищенно поцокал языком. – Когда могущественный шахзаде, мой отец, переправится через Аракс, опиши это, и я пошлю сарбаза, чтобы отвез твой репортаж в Тебриз. Это будет самый лучший репортаж! Хорошо, пиши, я не буду тебе мешать, но непременно покажи мне перед тем, как отправить.

Принц и его свита умчались, а Гайк, сидя на камне, составлял репортаж, зачеркивал и переписывал фразы, чтобы получилось гладко и увлекательно.

«…Все пространство темнело каджарскими шапками сарбазов, медленно двигались стройные ряды синих и красных мундиров. Так великий полководец Аббас-Мирза вступил в Карабах во главе своей армии…»

Он переписал это для Мухаммеда и велел Зульфи сделать копию рисунка. Потом сел сочинять письмо Эрикназ, чтобы отправить с сарбазом, но неожиданно заколебался – вновь ожила обида за обман. Потом вспомнилось, как страстно обнимали его нежные руки в последнюю ночь перед их расставанием, нежный шепот у самого уха. Хотел наказать ее, оттолкнуть – не выдержал. И теперь, упрекая себя за мягкотелость, он вытащил чистый лист бумаги и написал:

«Эрикназ, жена моя!

Шлю тебе и сыну нашему свою любовь и наилучшие пожелания. Я здоров и всем доволен, если захочешь узнать подробности нашей жизни, прочти «Кагазе ахбар»

Любящий муж и отец Гайк»