Читать книгу На перекрестье дорог, на перепутье времен. Книга третья: ВТОРЖЕНИЕ АББАС-МИРЗЫ - Галина Тер-Микаэлян - Страница 9

В четырнадцатый день месяца зуль-хиджи 1241 года (девятнадцатого июля 1826 года) армия Аббас-Мирзы переправилась через Аракс. У переправы шахзаде был встречен отрядом изменивших русским беков, возглавляемых бывшим капитаном русской армии Гаджи-Агалар-беком, троюродным братом Карабахского хана Мехти-Кулу.

– Карабах ждет своего повелителя, – склонившись к ногам шахзаде, сказал Гаджи-Агалар, – молю шахзаде оказать мне великую милость и посетить мой дом в Корнидзоре. Туда скоро прибудет мой родственник Мехти-Кулу-хан, чтобы принять из рук шахзаде наследие своего великого отца Ибрагим-хана. Осмелюсь доложить могущественному шахзаде, что в селе Герюсы засел большой отряд русских, и сейчас передовые части армии шахзаде ведут с ними бой. Русские пытались прорваться из Герюсы в Шушу, но моя конница перекрыла все выходы из ущелий, им не вырваться. Я с минуты на минуту жду донесения, что они настигнуты и уничтожены.

Лицо Аббас-Мирзы при этом известии выразило тревогу. Он посовещался с ханами и объявил:

– Теперь мы следуем не к Шуше, а в Герюсы.

Гаджи-Агалар склонился к его ногам.

– Согласится ли милостивый шахзаде оказать мне великую честь и удостоить своим посещением мой дом в Корнидзоре?

Аббас-Мирза милостиво кивнул.

– Скажи, отважный Гаджи-Агалар, – оглянувшись, спросил он, – где твой брат Рустам?

По лицу Гаджи-Агалара прошла тень.

– Пока я не имею от него известий. Он служил в отряде русского полковника Реута и теперь должен быть в Чанахчи, где полковник Реут по приказу Ермолова начал возводить укрепления. Но я давно не имею от него никаких известий, возможно, Реут увел своих людей в Шушу.

– Не тревожься, благородный Гаджи-Агалар, когда я возьму Шушу, ты получишь известия о своем брате, и это случится очень скоро, – шахзаде повернулся к Арчи Баиндуряну, – мой верный Арчи, подготовь и разошли мой приказ всем ханам, всем монастырям, всем меликам Карабаха мой приказ: пусть немедля явятся принести мне клятву верности в Корнидзор, где я буду пировать в доме доблестного слуги моего Гаджи-Агалар-бека.

Аракс остался позади. Высланный вперед авангард не обнаружил следов врага, армия Аббас-Мирзы двигалась к Корнидзору, не встречая никакого сопротивления. В татарском селе Кубат на берегу реки Баргюшет, где сделали привал, Гайк не увидел не одной церкви. Вежливо поклонившись бредущему куда-то старику-армянину, он спросил:

– Отец, неужели здесь нет храма, где грешник, подобный мне, мог бы преклонить колени и вознести молитву?

Старик печально покачал головой.

– Говорят, когда-то здесь был храм, но он давно разрушен. Ближайшая церковь Сурб Гаянэ в двух часах ходьбы, только мне неизвестно, служит ли там еще старый отец Мкртыч, очень уж стар он был, когда я его видел в последний раз. Сам я из Тандзатапа, мы ходим молиться в церковь Сурб Рипсиме в Тандзавере, а по праздникам отец Мартирос ведет службу в храме Сурб Петрос-Погос (святых Петра и Павла) при Татевском монастыре.

– Монастырь Татев! – воскликнул Гайк, оживившись при мысли, что находится рядом со знаменитым Татевский монастырем, когда-то собравшим в своих стенах величайшие умы Армении. – Так он отсюда близко?

– Если дорогу знать, по горам за день добраться можно. Скажи мне, сын мой, правду ли говорят, что русские навсегда покинули Карабах?

– Я не царь и не полководец, отец, откуда мне знать?

– Когда пришли русские, они закрепили наши земли за меликом Хайрумом Карумяном, и мы платили подати ему, – шмыгнув носом объяснил старик, – теперь, говорят, русские уходят. Мелик Хайрум в России живет. Монастырский казначей пришел, сказал: раз русские ушли, Тандзатап теперь должен платить налоги монастырю, потому что у монастыря фирман есть. А потом от Мехти-Кулу-хана человек приехал, узнал, что казначей приходил, и очень рассердился. Сказал: Мехти-Кулу-хан своему брату Абульфат-хану Тандзасап отдает, поэтому подать не монастырю, а Абульфат-хану платить нужно. И если мы заплатим монастырю, то потом все равно во второй раз придется платить Абульфат-хану. Вот меня и послали узнать точно, кому платить. Тебе ничего про это неизвестно?

– Не знаю, отец, – ответил Гайк, вполуха слушавший скучный рассказ старика, – Абульфат-хан где-то здесь, найди его и спроси.

Старик поплелся искать Абульфат-хана, а Гайк стоял, глубоко задумавшись и вспоминая, как в детстве впервые услышал от отца о монастыре Татев. В Карсе тогда стояла зима, вернувшись домой после вечерней службы они оба сидели у камина и беседовали. Как же Гайк дорожил этими холодными вечерами, когда за окном мела вьюга и бушевал ветер, а отец своим негромким мелодичным голосом делился с ним своим, казалось, безграничным запасом знаний! С ним, своим любимым сыном. Когда-то любимым, а теперь…. У Гайка сдавило горло, он закрыл глаза и словно наяву услышал отцовский голос:

«Всегда мечтал посетить Татев, но как-то не пришлось. В течение веков там находился один из крупнейших университетов, в числе наставников его был сам знаменитый Джугаеци. Библиотека монастыря по богатству не имела себе равных»

Маленький Гайк тогда наивно спросил:

«Неужели та библиотека больше нашей, папа?»

Отец печально улыбнулся и погладил его по голове.

«Как же ты еще мал, сынок! Той библиотеки больше нет, Шахрур (сын Тимура) сжег обитель несколько веков назад, монахам удалось сохранить лишь некоторые рукописи. После того, как ты пройдешь курс в духовной школе и будешь рукоположен, мы вместе посетим Татевский монастырь – коснемся знания, которое хранят там стены и воздух. Увидим знаменитый качающийся столб Гавазан. Какой великой ученостью обладали наши предки, сумев построить подобное сооружение!»

В первый же год своего пребывания в школе Эчмиадзина, Гайк нашел в библиотеке книгу легенд о монастыре Татев и, приехав домой навестить родных, сказал отцу:

«Папа, я прочел про столб Гавазан! Прежде его называли столбом вардапета – если ученики пели достаточно громко, и от их шараканов (духовных песнопений) столб начинал качаться, то ученики считались достойными рукоположения. В то время жизнь была много легче, чем у нас, правда, папа? Ни трактатов, ни экзаменов – только сумей громко спеть»

Не забыть ему, как долго хохотал тогда отец, а потом, утирая слезы смеха, объяснил:

«Столб поставили, сын мой, чтобы самое легкое его покачивание предупреждало монахов о землетрясениях и нашествии врагов, удивительно тонкий расчет инженеров и зодчих!»

Погруженный в воспоминания, Гайк не услышал позвавшего его голоса и вздрогнул, когда кто-то дотронулся до его плеча. Узнав илата, вместе с которым он похоронил убитого русского солдата у Худаферинского моста, он удивился:

– Как ты попал сюда?

– Ты не хотел взять меня с собой, но я шел следом, – беззубо осклабился илат, – знал, что буду нужен аге. Я слышал, что спрашивал ага у старика, если ага желает, я провожу его по горам к армянской церкви, где ага сможет вознести молитву, и возьму за это всего два абазе.

В заискивающем взгляде его светилось столь страстное желание заработать два абазе, что Гайку стало смешно.

– Как же ты пойдешь по горам с больными ногами?

– Пусть ага не тревожится, ноги у меня уже совсем зажили, а здесь я каждую тропу знаю, как птица могу летать.

Подумав, Гайк кивнул, отправился к молодому принцу и объяснил, что хотел бы отлучиться на несколько часов и помолиться в ближайшей церкви. Мухаммед, окруженный свитой из красивых юношей, развлекавших его чтением газелей и легкой беседой, в ответ на просьбу Гайка стал серьезным. Сделав окружающим знак умолкнуть, он торжественным тоном произнес:

– Хорошо, учитель, иди в храм твоей веры и вознеси молитву Всевышнему. Не спеши – беседуя с Всевышним не следует спешить. Если задержишься, приходи в Корнидзор, куда я направлюсь следом за моим могущественным отцом. Туда явятся ханы Карабаха, чтобы принести клятву на верность великому шаху, моему деду, и ты расскажешь об этом в своем репортаже для «Кагазе ахбар». Мирза Салех напечатает листки большим тиражом и разошлет в дальние концы Ирана. Пусть все склонятся перед силой и могуществом великого шах-ин-шаха и могущественного шахзаде!

Принц мельком оглядел свою свиту, чтобы узреть впечатление, какое произвела его тирада. Лица юношей приняли почтительно-восторженное выражение. Скрывая улыбку, Гайк низко поклонился, довольный той легкостью, с какой его ученик пользовался европейскими словами «репортаж» и «тираж».

– С кем мирза прикажет мне отправить послание мирзе Салеху? – спросил он.

Подумав, Мухаммед решил:

– Выбери сам надежного сарбаза из моей свиты, учитель, я прикажу на всем пути до Тебриза давать ему лучших лошадей, – принц хлопнул в ладоши и велел одному из поспешно приблизившихся адъютантов: – Подать мне бумагу, перо и чернила!

Он написал приказ, с важным видом скрепил его печатью своего кольца и вручил Гайку. Тот еще раз поклонился, спрятал бумагу на груди и отправился предупредить Зульфи, что на несколько часов отлучится.

– Оставайся здесь и жди, я хочу сходить в церковь, илат покажет мне дорогу.

Алевит расстроенно покачал головой.

– Этот илат мне не нравится, ага, я ему не верю, не замыслил ли он против тебя какого-нибудь зла?

– Какое зло он может мне причинить? – рассмеялся Гайк. – Я моложе, здоровей и сильней его, у меня есть острый кинжал, а у него, я знаю, при себе только небольшой нож.

– Маленьким ножом можно причинить большое зло, – упрямо возразил Зульфи, – я пойду с тобой ага, почему ты не хочешь взять меня с собой? Не бойся, я тебе не помешаю возносить молитву и тоже помолюсь где-нибудь рядом. Мы, алевиты, почитаем Али и двенадцать имамов, но не нуждаемся в церкви или мечети, чтобы обращаться к Всевышнему.

Гайк не нашел, что возразить.

– Хорошо, – согласился он, – пойдем. Наполни водой большую флягу и купи у одной из женщин хлеба.

Сломанные ноги илата, по-видимому, неплохо зажили, потому что ходил он немного коряво, но передвигался ловко и быстро. Свернув с широкой дороги он повел их по узкой тропе. Она причудливо извивалась, с одной стороны ограниченная скалами, с другой – бездонной пропастью. Когда солнце стало клониться к закату, а у ног начал стелиться туман, Гайк не выдержал.

– Далеко ли еще? – крикнул он идущему впереди илату.

– Два ферсенга (персидская единица длины), – обернувшись, ответил тот.

Ферсенг в те годы понимался каждым по-своему и измерял скорее не расстояние, а путь, пройденный за час, за день или от привала до привала. Зная об этом, Гайк всерьез рассердился.

– Куда ты нас ведешь? – остановившись, воскликнул он. – К этому времени мы уже должны были возвратиться в Кубат!

Зульфи, шедший следом за Гайком, тоже остановился.

– Я говорил, ага, что этому негодяю нельзя доверять! – сердито проворчал он.

Илат сделал простодушное лицо и заюлил:

– Бедный илат думал, ага хочет увидеть монастырь на скале. Всего-то за пять абазе!

– Мы договорились, что за два абазе ты отведешь меня к церкви, – Гайк разгадал хитрость своего проводника, но старался говорить ровно, не повышая голоса.

– Неужели ага жалеет пять абазе? – захныкал илат. – Такой богатый молодой ага!

– Пусть он быстрее отведет нас обратно к дороге, ага! – в голосе алевита слышалась тревога. – Темнеет, ага, смотри – наползает туман. В темноте и тумане нам с тобой не пройти по этой тропе, это он прыгает, как кошка.

Гайк понимал, что Зульфи прав, он повернулся к илату, но тот внезапно исчез, словно растворился. Вечерний туман становился все гуще, в его облаке давно скрылись вершины обступивших их гор, и даже лежавшая по правую руку от них скала теперь уже едва была видна.

– Держись за меня, Зульфи, – велел Гайк, пытаясь сохранять спокойствие, – иначе потеряем друг друга. Сейчас нельзя никуда идти – сорвемся в пропасть. Сядем у скалы и подождем.

Он нащупал уже скрывшуюся в тумане скалу, прижался спиной к ее шершавой поверхности, опустился на землю и вытянул ноги. Зульфи последовал его примеру. Надежно пристроившись у скалы, он на ощупь вытащил из сумки большую буханку хлеба, разломил пополам и сунул половину Гайку.

– Поешь, ага.

Тревога не повлияла на молодой аппетит, хлеб был вскоре съеден, фляга с водой опустошена. Насытившись, они плотно запахнули кафтаны и, низко надвинув на лбы высокие «каджарские» шапки, заснули, подпирая друг друга плечом.

Во сне Гайку привиделся их старый дом в Карсе. Они с отцом, как в прежние времена, сидели у камина и Гайк рассказывал о том, что с ним произошло. Отец сочувственно кивал головой, но тут вошла мать и, встав у порога, окинула его гневным взглядом.

«Будь ты проклят, вор, – с презрением сказала она, – позор нашей семьи!»

Родители исчезли, рядом с ним была Эрикназ, их первая ночь после свадьбы.

«Милый мой, любимый, никогда прежде никого не любила, ты единственный»

Проснулся Гайк оттого, что кто-то, споткнувшись о его ноги, громко выругался по-армянски. Он с трудом открыл глаза, пытаясь понять, где находится. Воздух был прозрачен, как стекло, вдали зеленели склоны гор, освещенные лучами восходящего солнца, и резкие очертания их теней падали на расстилавшиеся внизу долины. Человек в черной чохе, по виду армянин, стоял, вскинув ружье, и дуло этого ружья угрожающе смотрело на Гайка.

– Сладко спите, персияне, – насмешливо проговорил он по-тюркски, – оборвать ваши жизни мне не стоило бы особого труда.

– За что? – в недоумении спросил еще не очнувшийся от сна Гайк. – Что мы тебе сделали?

Он хотел было подняться, но человек резко ткнул его в грудь дулом.

– Сиди, персиянин, если хочешь жить! Что сделал, спрашиваешь? Ты пришел сюда, в мой дом, хотя я тебя к себе не звал.

Разбуженный их разговором Зульфи приподнял голову и испуганно охнул при виде ружья. Гайку, окончательно проснувшемуся, тоже стало не по себе. Поправив съехавшую на лицо шапку, он постарался скрыть охвативший его страх и с достоинством ответил по-армянски:

– Если здесь твой дом, то мы твои гости. Разве на гостей направляют оружие?

– Армянин! – воскликнул человек в бурке. – Так ты, армянин, служишь персам?

– Да, я состою на службе у шахзаде, как и многие другие армяне, живущие в Тебризе.

– Что тебе понадобилось в этих горах? Только говори правду, иначе твое сердце познакомится с пулей моего ружья.

Покосившись на ружье, которым выразительно поигрывал незнакомец, Гайк пожал плечами.

– Не знаю, что ты хочешь от меня услышать. Я искал церковь Сурб Гаянэ, и один илат взялся за два абазе показать мне дорогу. Однако он обманул нас, завел сюда и сбежал. Туман был очень густой, мы боялись идти по тропе – решили сесть у скалы, чтобы подождать утра.

Мужчина задумался.

– Вставай, – сказал он наконец, – но помни, что мое ружье заряжено. Как твое имя?

Гайк поднялся и с удовольствием потопал затекшими ногами.

– Меня зовут Гайк, я сын карсского священника, а это мой слуга Зульфи. Разреши ему тоже подняться, благородный хозяин гор.

Незнакомец криво усмехнулся.

– Пусть встает.

– Поднимайся, ага разрешил тебе встать, – по-тюркски сказал Гайк алевиту, который продолжал сидеть, испуганно тараща глаза, и вновь посмотрел на незнакомца, – как мне обращаться к тебе, ага?

– Зови меня Садык, – сурово ответил мужчина, – возможно, это имя ты уже слышал.