Читать книгу Хроники Хамару: жажда свободы - Георгий Газиев - Страница 10

Ночью этого же дня в больнице, предназначенной для сотрудников “СБТ” оперировали Гарама. Несмотря на спокойное и умиротворенное затишье на улице, ярко освещаемой изящным желтоватым полумесяцем, в операционной царил настоящий драйв: приказы главного хирурга изящно повелевали скальпелями и медицинскими иглами, лампы над кушеткой горели на полную мощность, а анестезиолог успешно закончил выполнять свою часть работы. В коридоре стоял Януш с директрисой, ожидая первого вердикта про состояние раненого бойца. В больнице тоже стоял шум, медсестры носились с медкартами как пчелы в улье, и это давило на преподавателей вкупе с усталостью и стрессом. Последнее, конечно, больше относилось к Элизабет. Она не находила себе места, ходила взад-вперёд, кусая пальцы и постоянно дрожа. Иногда подходила и прислушивалась к двери, пытаясь разобрать слова медиков. Януш же был предельно спокоен и простодушен, осматривался на окрашенные в салатовый цвет стены, новую деревянную мебель и воображал, как бы скорее увидеть ремонт на своем рабочем месте. Он поглядывал на Элизабет, но успокаивать ее не хотел, ему было в радость глядеть на нелюбимую слабовольную начальницу: во-первых, потому что он был большим сексистом и не признавал женщину на месте директора полицейской академии, а во-вторых, сам желал поскорее занять эту должность. Однако слова все-таки хотели соскочить сейчас с уст, они не переваривали друг друга, и мучительная напряженная тишина была хуже смерти.

– Что бы ты мне сейчас не говорила, хочу сказать, что я горд, очень горд. Мы воспитали истинного бойца, который единственный осмелился разведать обстановку, в отличие от сраных напарников – трусов… влеплю им по десять суток трибунала в после учебное время. Пусть переночуют в камере, может так хоть подумают о своем поступке и долге перед отчизной, – проговорил уставшим голосом Януш, широко зевая и массируя покрасневшие от бессонницы глаза.

Элизабет молчала несколько минут после высказывания коллеги, она была в ярости от услышанного и попыталась справиться со злобой, скрипя зубами и сжимая рукава пиджака.

– Они же ещё дети, нельзя их посылать на чистую погибель. Нельзя было разрешать отправлять их туда, – со слезами на глазах прохлюпала она, держась за лицо от безысходности и отвернувшись к стене от проходящего мимо персонала. Стыд и раскаяние струились по всем уголкам ее хрупкой души.

– Ты сделала всё правильно. Приказам надо подчиняться, тем более от самого фельдштриха. – Сказал спокойно Януш, почесывая белоснежную бороду. Он выпрямил уставшую спину и прислонился к прохладной стене.

– Вы, солдафоны, сделаете всё, что вам прикажут, даже самые ужасные вещи. У вас нет собственной воли! – Вытаращив влажные, но горящие глаза на Януша, дерзко сказала директриса, пересилив дрожь губ и предварительно, как следует, высморкавшись.

– Наша воля – служить отечеству и городу! Ради моего дома я готов на всё, и даже “отправить их на чистую погибель”, – строго промычал Януш, смотря ей в глаза как дикая кошка.

– Тогда вы скоро будете купаться в крови детей! – отвернув голову, с ненавистью заключила Элизабет.

Януш ехидно взъелся на нее, но тут их “душевный разговор” прервал пожилой слабовидящий мужчина в халате, спросивший про ближайший туалет. Старший надсмотрщик со всей милостью и уважением указал ему на нужную дверь, резко сменив выражение лица с презрительного на доброжелательное. Директриса же была не в силах менять свои горькие эмоции по щелчку пальцев.

– Не переживай, госпожа – директор, в крови я давно утонул, – простодушно ответил Януш, всматриваясь в свою ушибленную пунцовую ногтевую пластину, – какой-то негодяй напал на людей, явление не частое в Толлосусе, но встречаемое. Подобная неприятная ситуация могла случиться где угодно.

– Неприятная… – С чистейшей ненавистью прошептала Элизабет. – Не прикидывайся дурачком, он хоть и не попадался под городские камеры, чтобы они успели его обнаружить, но по стоп-кадрам с видеонаблюдения салона ребята с нашей академии распознали его. Артур Френч, тридцать два года, висит статья за убийство и грабежи, кстати, проживает в порту, – продолжила она, гордо задрав подбородок и свысока выжигая растерявшегося на секунду беспощадного сухаря.

Седовласый не сдержал нарастающей злобы и скорчил гримасу, оскалив испорченные кривые зубы. Хоть их тон перешел к более высоким границам, они все же говорили шепотом, не смея мешать операции.

– Ты хочешь мне сказать, что твои подозрения подтверждаются, и что это всё будет продолжаться? Хочешь поглумиться надо мной, чтобы я раскаялся? – Все больше свирепствовал он, нервно притопывая под скамейкой.

Между ними началась настоящая битва взглядов, отвод глаз означал слабость. Коридор в этот момент оказался, на удивление, пустым.

– Именно! – Воодушевленно заявила Элизабет и двумя пальцами элегантно поправила золотистые очки.

– Тогда пусть крепятся и готовятся сраж… – не успел договорить Януш, как дверь в операционную отворилась.

Они никогда бы не смогли прийти к общему согласию. Старший надсмотрщик почти всю жизнью служил в армии и привык относиться к солдатам, как к функции, которая должна выполнять поставленную задачу на поле боя, во что бы то ни стало. Неповиновения были ему чужды. Элизабет же росла обычной городской жизнью, где на человека может напасть хандра и депрессия, с ее колокольни каждый индивид настолько уникален и сложен, что не может постоянно подчиняться, четко следуя всем правилам. Курсантам может быть страшно, может быть тяжело из-за множества факторов, сформировавшихся в течение всей жизни. По ее мнению, заставлять одномесячных новобранцев отправляться на передовую и ждать полного подчинения невообразимо глупо.

К конфликтующей паре подошел сам главный хирург с окровавленным фартуком и разрешил проследовать к больному, только когда его отнесут в свою палату. На Гарама, перебинтованного с головы до ног и подключенного к капельнице, накладывали гипс. Его палата была типа люкс, большая и одноместная, со всеми удобствами. Курсант спал, в палате горел зеленоватым успокаивающим светом контур потолка. На стене для преподавателей развешивали рентгеновские снимки, и из них стало ясно, что у бойца были сломаны кости на правой руке, шесть ребер, левая ключица и левая лопатка. Также присутствовали сильные ушибы почти всего позвоночного столба и глубокая колотая рана на плече. Хирург отметил, что оперируемый не мог прийти в сознание из-за потери крови – всю спину с ногами перерезало стекло, даже пришлось делать переливание. Старший надсмотрщик подошел к развешенным снимкам и начал с бестактным интересом их разглядывать, вглядываясь в повреждения. Он не считал себя злодеем в этой ситуации, Януш был уверен, что такой мягкий подход директрисы лишь навредит будущим бойцам, и в конце концов это будет стоить кому-то жизни. Директриса отошла назад от развешанной жестокости и уперлась спиной в ящик с первой помощью с изображенным красным крестом на белом фоне, как только она обернулась, в глаза бросился международный знак гуманизма и нейтралитета, который смог его машинально успокоить. Януш и Элизабет остались на ночь на условии – не тревожить восстанавливающегося курсанта, чтобы первыми узнать подробности произошедшего.

На следующий день Каткема шёл на свою “любимую” работу с новым энергичным и живительным настроем. От него лучилась энергия. Солнышко своим теплом ласкало кожу, а на небе было ни облачка. С энергичной музыкой в ушах Като вприпрыжку проходил сквозь улицы своего серого района, не замечая прежней скудности. Хотелось смотреть на вещи жизнерадостно. Провода наушников частенько цеплялись за края ветровки, издевательски высовываясь из ушей на самых мелодичных моментах. Чешуа решительно вошел в академию, не обращая внимания ни на кого, лишь вслушиваясь в чудесные звуки, мотивирующие на победы, особенно он любил песни с взрывными припевами, дающими невообразимую энергию. Като незамедлительно прошел в раздевалку под сопровождением косых ненавистных взглядов Анны и Арти, которые даже приостановили диалог о чем-то никчемном. Беготня по утрам в академии стала еще интенсивней, потому что опоздать на патруль никто не мог себе позволить. Пока Като ехал в БТР к точке “выброса”, их предупредили, чтобы они отныне были в три раза внимательней и осмотрительней. Многие парни уперлись локтями в колени, свесив безысходно головы. Страх трепал их изрядно.

В такой тревожной обстановке Като собирал всю свою волю в кулак и твердил, что справится. Он визуализировал, что уже стал достойным и смелым мужчиной, и от такого четкого представления мурашки волной шли по коже. Невольно проснулась и уверенность в себе. Сейчас он думал, что может отважиться абсолютно на все, в глубине души он знал, что человек сможет сделать что угодно, если поверит, что сможет. В связи с окружением и воспитанием, которые постоянно указывали на недостатки Чешуа, Каткема утратил эту истину, похоронив ее глубоко в подкорке, и лишь иногда, когда волна энтузиазма захлестывала его душу, вера в себя просыпалась, но больше дня, обычно, не задерживалась.

Каткема решил продолжать жить, продолжать бороться и достигать новые цели на новом пути. Он рассудил, что идти достойно по ложной дороге лучше, чем, нехотя, волочиться по ней, раз другого выхода не осталось. Нужно было брать жизнь в свои руки. Также по гудящей нечеткой связи Мюрг пригрозился, что пренебрегающим своими обязанностями грозит “школьный” трибунал, говорил, что двое трусов уже протирают в камере штаны по ночам. Это было добивающим фактором для Чешуа, и он сказал себе: “Нет уж, сегодня от опасности я точно бежать не стану”.

Мотивированный Каткема встретился со своими партнерами по патрулю, и им на сей раз достался сектор около детского садика.

– Так, сачкари мои, там дети, поэтому я не могу позволить дать их в обиду, так что будем смотреть в оба! – Перво-наперво заявила Элли строгим, командирским тоном, будучи абсолютно не уверенной в своих напарниках.

– Я согласен, – подтвердил Като, и чокнутая уловила изменение в его взгляде.

Было еще раннее утро, родители провожали детишек в двери, украшенные милыми наклейками зверюшек. Сектор и правда достался ответственный. Даже Стив чутка взбодрился. Дальнейшие три часа они, готовые кинуться на помощь в любой момент, старались патрулировать продуктивнее всех дней до этого вместе взятых. Их внимание привлекала каждая мелочь: от сомнительного взгляда до неряшливого вида бродяг. Хорошо, что рядом не было дороги, иначе назойливые шумы мешали бы наблюдениям. Спустя некоторое время, ребята решили выделить себе пять минуточек отдыха, когда обстановка вокруг была совсем спокойная.

– Что думаете, ребят, этот ублюдок из-за стены припёрся или местный? – Вдруг спросил Стив, доставая из кармана завернутую в бумажку сигаретку и умело закурив.

– Я не знаю, откуда он, да и какая разница. – Предвзято ответила Элли, сделав пару шагов назад от дыма.

– Как какая разница… – недоумевал Стивен, выдыхая отраву ноздрями как дракон.

Каткема насторожился, оглядываясь по сторонам, ведь их дружественный союз намеревался развалиться. Курсанты оголили потные головы, луковицам нужно было периодически помогать с циркуляцией крови, иначе преждевременной лысины было не избежать.

– Я готова сразиться с кем угодно, если потребуется, – смело, но шутливо заявила чокнутая, упершись руками в бока.

– Да мы в тебе и не сомневались, – захохотали парни.

– Стив, мне смотреть на тебя тошно, с таким убогим видом ты бы лучше на улицах вообще не появлялся… форму позоришь! – перешла в атаку Элли.

– На ярую фемку в броне смотреть тошно! – Остроумно ответил Стив, кривляясь и хихикая, на показ сильно затягиваясь дымом, так как словил неодобрительный взгляд воспитательницы.

Выглядел Стивен очень отторгающе. Он опять был с похмелья, которое научился мастерски скрывать от начальства, поэтому даже в смехе и в споре был очень вял, ходил с ухудшенной координацией. Его взъерошенные волосы, запах от потной кожи и изо рта, отекшее лицо и противные рыжие волоски на подбородке бесили Элли, казалось, больше всего на свете.

– Ты щас мне за слова ответишь! Хотя в таком состоянии ты и без моей помощи можешь спокойно с асфальтом поцеловаться, – нахально начала Элли, сократив между ними дистанцию, – Жизнь прожигаешь!

Это показалось смехотворным для Стива, он, ехидно улыбаясь, выдохнул дым прямо ей в лицо, докурил и бесцеремонно выкинул бычок на тротуар.

– Живо поднял! – Предъявила она, сжимая кулаки.

Като было стыдно за своих товарищей, он без конца оглядывался и закрывал парочку от любопытных взглядов прохожих, наблюдавших такую необычную картинку.

– Пошла к черту, мразь! – Фыркнул Стив, нагло выдвигая челюсть.

– Всё, хватит цапаться, вас дети увидят, – остановил их словесную перепалку Като, – давайте жить дружно! Только так мы сможем работать эффективнее!

– Ты прав. – Ответила и остепенилась Элли.

Они вновь начали патруль, однако Стив все еще оставался не в духе.

– Только вспомнить детский сад, столько приятных воспоминаний… – Начал процесс примирения Каткема, хотя он мало что помнил с детства.

– Беззаботное было время, хотел бы я в детстве ценить это. – Простонал Стив, заметив, что выброшенный бычок подло прилип к его подошве.

– Это точно, играй, спи, да на горшок… – пошутил плоско Чешуа, опять же таки исключительно для склейки коллектива.

– Мама рассказывала, что я была самая драчунья, если кто не давал мне игрушку, сразу за щеку кусала. – Улыбчиво припомнила Элли, затягивая неудобный ремень.

– Потом от родителей не прилетало?

– Бывало, один раз снежную кучу на голову пацаненка опрокинула, а там внутри лед оказался, он заревел, и тут понеслось… – заулыбалась чокнутая, провожая взглядом вычурных, симпатичных неформальных подростков, – а что? Нужно было за свою территорию бороться, хах!

– Правильно, поэтому ты и стала такой компетентной сотрудницей…

– Что там было ужасно, так это еда, как вспомню эти полуживые омлеты, приготовленные на большом обгоревшем противне, сразу тошнить тянет. – Чуть не испытал рвотный рефлекс Стив, вспомнив во рту вкусы вчерашней выпивки.

– Забыл упомянуть очаровательную кашу с комочками!

Рядом рабочие утепляли жилой дом, матерые строители сидели на ведрах и яростно поглощали еду из термосов и контейнеров, их внимание приковалось к Элли, ведь редко можно было увидеть девчонку с таким эпатажным цветом волос, тем более в полицейской форме.

– Элли, вот мне и, правда, интересно, почему ты так помешана на службе? Таких, как ты, единицы. – Начал тут же Каткема, выпуская давно затаившейся вопрос.

– Не стыдно парням спрашивать? Хотя сейчас уже скорее не парни, а слизняки, но всё же я постараюсь объяснить, – вздохнула она, сохраняя свой строгий и уверенный облик, – я считаю, а скорее всего, из-за своего правильного воспитания, что, только следуя по пути чести, доблести, храбрости и самопожертвования, твоя жизнь будет иметь вес. Желание помогать царствовать закону и справедливости делает мое существование не бессмысленным, если сказать кратко. Я поражаюсь, почему в вас такого нет, в воинах с рождения!

После воодушевляющей речи напарники Элли замолчали. Стив молчал, так как перестал слушать на половине и опять впал в полудрему, а Каткема задумался, все избавляясь от трусливых оков, повешенных на шею родителями. Элли воодушевилась и ещё больше зарядилась после своих слов. И теперь она начала тараторить без умолку, вертеть головой на триста шестьдесят градусов и метаться по всему сектору в несколько раз активнее. Она поражала Чешуа своей уверенностью и дарила ему энергию.

За весь день ребята знатно подустали. Като долго осматривал одно деревце, которое единственное сохраняло немного листьев и как будто бы твердило ему: “Не сдавайся!”. Солнце ярко светило, отсвечивало от лобовых стекол машин и фар. Опавшие желто-оранжевые листья скапливались большими кучами, которые порой мешали передвигаться. Начинало холодать, термометр опустился до десяти градусов, настала пора ветровок и кофточек. Детишки, которые играли на огороженной площадке с воспитателями, бодрили Като и Элли своим смехом, заставляли выкладываться на двести процентов, Стива же бесконечные вскрикивания и плачи раздражали.

Чешуа понял, почему Элли назначили лидером, все дело было в инициативе. Только когда ты делаешь на работе больше, чем от тебя просят, порой, даже не спрашивая разрешения, можно заслужить “титул” лидерства. Като уловил этот момент и начал проявлять ее, самолично подсказывал путь заблудившимся, переводил через дорогу пожилых, прекращал мальчишеские драки и просто одаривал жителей улыбкой. Чувствовал себя в такие моменты он прекрасно. Чокнутая была сильно удивлена и впечатлена тем, что тихоня показывает себя сегодня невероятно доблестным, будто стал другим человеком. Лишь Стив продолжал ничего не делать. Их тройка проходила через маленькую аллейку, где пенсионеры кормили хлебом и зерном голубей. Судя по числу птиц, место давно пользовалось спросом. Когда Каткема и Элли проходили мимо, голуби взлетели, обвивая их и вдохновляюще устремляясь вверх, что выглядело очень вдохновляюще. Но как оказалось позже, после такого многочисленного взлета вся униформа Стива стала, облеплена белыми красками.

Наступило семь часов, солнце понемногу приближалось к горизонту. Ребята перешли на новый сектор, и путь их лежал через парковку между старым девятиэтажным домом и надземными железными путями высотой десять метров. Несущие колонны были под чистую разрисованы граффити, а все пространство под путями превратилось в районную свалку. Камеры на стенах давно уже были разбиты. Вокруг парковки было сетчатое ограждение, проржавевшее и разорванное во многих местах. Место не выглядело притягательным ещё и из-за валявшегося мусора, и дырявых металлических баков. Машин виднелось немного, а те что здесь стояли, были старые модели со спущенными колесами, со заржавевшими бортами и треснутым стеклами. У открытых ворот висел грозный знак “Въезд запрещен”, скрипящий и болтающийся.

Вдруг раздался грохот и крики.

– Похоже там драка, скорее за мной! – Скомандовала Элли и резво помчалась к въезду, чтобы попасть внутрь этого жестяного квадрата, напоминавшего арену.

Като снова попал в замешательство и нерешительность, но через несколько секунд рядом стоявший Стив услышал от него уверенное: “Что стоим? Вперед!”. И они направились навстречу подвигам, как только парни забежали, то через боковые стекла машины разглядели потасовку. Четверо курсантов, включая Элли, дрались с семью какими-то отморозками в грязных полу-разорванных жилетках, майках и других вызывающих одеяниях.

– Чувак, эти из порта, ты посмотри на них! Точно гангстеры из трущоб! – прошептал Стив, лихорадочно задрожав.

– Я тоже так думаю, – ответил Като более спокойно, стараясь не выдавать слабину.

– Сейчас можно не влезать, я посмотрел, камеры не рабочие,– заметил Стивен, показывая на висящие металлические обрубки.

– Нет, это неправильно. – Растерявшись, прошептал Чешуа.

При виде тех бандитов, предположительно из порта, Като сковал и окутал чудовищный страх. Ему было даже тяжело пошевелить руками, он боялся, что сейчас лишится жизни, и все его самовнушения за день испарились в момент. Но назад пути не было, Каткема решил пойти в “рубиловку”, решил бороться, решил жить!

– Я иду, ты со мной? – Спросил Като у Стивена, собравшись с уверенностью.

– Нет, братец, нахер, не пойду.

– Как знаешь, тогда вызови подкрепление по рации сейчас же! – Скомандовал Като и направился за машинами к потасовке, наблюдая за ситуацией.

Трое парней, которых Като видел в академии, но не был знаком, вместе с чокнутой Элли терпели натиск от портовиков, которые были в большинстве. Все разбойники, так их привык называть Като, прикрывали свои лица. Нацепили маски, чтобы камеры их сразу не идентифицировали. Начало потасовки пришлось пропустить.

Разбойник с дредами в оборванном противогазе взял лом и понесся на сбитую с ног Элли, но другие два курсанта вовремя сбили его толчком сбоку так, что он острым концом лома при падении порвал свою маску и чудом не проткнулся сам. А ребята вдобавок заехали ему с ног по роже. Вдруг одного из них сзади обхватил темнокожий лысый верзила в белой майке-алкашке и хотел бросить его через прогиб, но не вышло. Схваченный парень оказался не так прост, он завязал одной ногой колено громилы и делал рывки вперед, пытаясь вырваться из захвата и не давая себя перебросить. Другой курсант в это время лупил дубинкой низкорослого байкера с красными едкого оттенка банданами. Он закрывался руками, до тех пор, пока одна не хрустнула; разбойник заорал от острой боли в левом предплечье, упал и прикусил вторую руку, чтобы не издавать лишнего шума. В данную же секунду побеждающего курсанта ударили сзади по шлему кирпичом, да так, что бурый слиток разлетелся в клочья, оставив маленькое облако пыли. Шлем с маленькой вмятиной выдержал, но удар нехило контузил курсанта, отличавшегося большой бородавкой на щеке. Его огрел варвар совершенно нелепого вида, он был в сером деловом костюме и детской маске белочки. Далее он схватил курсанта за шиворот и выкинул как куклу в сторону, где его встретил приготовленный удар дубинкой от головореза в маске зеленоволосого клоуна. Опять попали по голове, но шлем снова спас хрупкий череп. У курсанта с бородавкой явно прогремело второе сотрясение мозга, из носа хлынула кровь, в глазах помутнело, а двое “маскарадников” начали без устали запинывать бедолагу. Одновременно с этим, другой смуглый полицейский и портовик в большом остроконечном капюшоне, вооруженный ножом, немного отошли от толпы. Они будто приняли участие в дуэли и не нападали друг на друга часто, больше выжидали подходящего момента. Элли же сцепилась с бородатым разбойником, выглядящим в три раза больше ее. Она вступила с ним в схватку не на равных, но держалась достойно. Она понимала, что одной лишь силой его не побороть, и ловко сделала подсечку, подбив его колено с внешней стороны. Сустав с хрустом вывихнуло, и тот сразу же упал на землю, обхватив пораженное место. Каждый при падении на старый растрескавшийся асфальт раздирал себе всю кожу на лице, так что сражаться приходилось вдвойне аккуратнее. Тут же храбрячка схватила свою оброненную дубинку и замахнулась, чтобы добить засранца, но её рука, ловко схваченная байкером, застыла в воздухе. Не успела Элли понять, что происходит, как сваленный бородатый разбойник поднялся, пересилив себя, и сделал ей проход в ноги. Чокнутая вовремя выставила руку и просто упала на колени, и на неё тут же свалился град ударов, дубинка была вырвана из рук, а в спине уже торчала отвертка. Чокнутой повезло, потому что байкер с повисшей рукой попал острием прямо в щиток. Элли защищалась от ударов и пинков достаточно хорошо, тренировки не прошли даром, но то и дело постоянно пролетало пару плотных ударов. Другого выхода не оставалось, она схватила нож из заднего кармана и с криком нанесла размашистый режущий удар в пируэте. Элли удалось сильно порезать грудь бородатому верзиле, почти во всю ширину. Байкер же успел отскочить. У разбойника от соска до соска проявилась линия, с которой потекли тонкие темные струйки по болотной водолазке.