Читать книгу Хроники Хамару: жажда свободы - Георгий Газиев - Страница 3

В три часа Като полностью освободился и направился в свою квартиру. Жил он со своими родителями в пятнадцати минутах ходьбы от академии, их район был спальным, но, в свою очередь, находился недалеко от центра, поэтому новая квартира влетела в копеечку отцу Каткемы. Всё-таки каждый хочет после тяжелого рабочего дня избавиться от дневной суеты и шума. Эта тяга преследовала и Каткему всю жизнь, все его постоянно напрягало и нервировало. “Когда же будет мне покой?” – спрашивал он себя постоянно, мечтая о какой-нибудь тихой, размеренной жизни. Като мечтал о собственной небольшой забегаловке прямо у океана, чтобы радовать посетителей охладительными напитками и морепродуктами, найти себе там жену, завести детей, заниматься серфингом. Очень наивно для восемнадцатилетнего парня, но если всю жизнь видеть вокруг себя только каменные джунгли и слышать шум автомобилей, то, возможно, появится желание найти местечко, где можно обрести гармонию. Като знал, что все его знакомые назовут такую жизнь скукой смертной, но что поделать, видимо у молодого парня было сознание уставшего от жизни старика.

Каткема шёл быстро и стремительно, погрузившись в свои раздумья. Когда он выходил из своего мира и осматривался вокруг, перед ним вырисовывалась следующая картина: бетонные многоэтажки с большими стеклянными панелями были усеяны по всему центру на расстоянии пяти, десяти метров друг от друга, эти небоскребы царапали небеса своими крышами и прятали за своим фасадом тысячи офисов. Перед Като всплывали толпы народу, торопливо движущихся куда-то по своим делам, среди которых также частенько всплывали каски полицейских, патрулирующих район. Все в бешеном темпе спешили, суетились, рабочая атмосфера кипела, большой городской центр задавал ритм, при котором на отдых не было времени. Более того, по дорогам неслись в разные стороны автомобили, от которых производился очень неприятный шум. Он создавался из-за охлаждения перегретых статических батарей, которые пришли на замену топливу и сыграли большую роль в сохранении окружающей среды. Такие батареи очень сильно накалялись, и шумная система обдува пыталась справиться с перегревом. Над головами прохожих постоянно пролетали сканирующие дроны, которые за несколько секунд по приватизированным кодам для каждого гражданина считывали информацию и устанавливали личности. Будто камер, висящих на каждом углу зданий и на всех светофорах, не хватало.

Также над бульварами, в районе десяти метров над землей, пролетали средства воздушного транспорта “СБТ”. Их называли в простонародии вагонетки или коробки, они представляли сами собой квадратные низкие металлические контейнеры, в которых было невозможно даже встать полный рост. По углам этой коробки устанавливались четыре плазма-турбины, по принципу работы схожие с реактивными двигателями, но гораздо меньшей мощностью. Такие турбины, скорее всего, не выдержали бы коробку, вытянутую вверх по толщине, так что подобная техника нуждалась в доработке, а пока служащим оставалась лишь, сидя в плотной тесноте, любоваться перенаселенным, шумным городом из иллюминаторов.

Здесь, в деловой части полиса, нельзя было встретить уличных танцоров, музыкантов, фокусников и просто большие шумные компании, выходя за её границы, такие встречаются, но редко. В Толлосусе не положено заниматься чем-либо, не приносящим пользу непосредственно самому городу. Если все же остаются смышленые индивиды, которые слишком большие деньги зарабатывают, занимаясь черным предпринимательством, то скоро они остаются, в лучшем случае, ни с чем, а в худшем их отправляют за город работать на химическом предприятии, шахте или свалке. Городские структуры подгибали под себя все легальные рынки и сферы бизнеса, но полностью запрещать торговлю, в основном крупных корпораций, они не могли, так как вызвали бы слишком сильные волнения у народа. Однако скоро вся рыночная экономика, давшая большой толчок развитию города в начале его существования, неминуемо превратится в командную. Поэтому те, кто ставят мелкие лавочки, раскрывают палатки или даже просто разворачивают ковёр с товаром, будь это даже детские игрушки с парфюмами, держат ухо востро и глазами видят лучше камер. В основном, торгашей можно встретить на старых станциях метро и в глухих местечках, где камеры и дроны их не обнаружат. Поговаривали, что в городе уже есть сеть подземных рынков и что там течет иная жизнь, намного свободнее, но в это мало кто верил.

Като быстро дошёл до своего райончика. Здесь, в основном, его окружали уже не стеклянно-бетонные высотки, а простенькие серые пятиэтажки. Выглядели они чистенько, строго и аккуратно, были покрыты бежевыми крупными панелями для дополнительного утепления. Этот дистрикт находился на крутых холмах, поэтому дома, окружённые скамейками и детскими площадками, напоминали огромные ступеньки с высоты птичьего полета. Так что, находясь на крыше одного дома, можно было поздороваться с жильцами из соседнего, живущими на втором этаже. Из-за этих бесконечных скатов и подъемов езда на авто была очень неудобной и опасной, поэтому управление жилыми районами города Толлосус решило заменить дороги, на узкие пешеходные дорожки и аллейки, тем самым избавив уставших работяг от гула машин по вечерам и освободив достаточно нового места для строительства. А парковка находилась в специально отведенных местах на въезде в район, проходящих вокруг всей границы дистрикта, и до них могли запросто добраться жильцы. Поэтому такое решение не доставляло больших неудобств. Да никто бы и не пискнул, если бы они были, против городских структур идти крайне рискованно и неразумно. А за машинами ежедневно следили камеры, так что у жильцов не было страха.

Среди тихих жилых домов Като сразу находил облегчение после раздражающего шума рекламных щитов. Вокруг было очень много растительности: высокие тополя мерились высотой с домами и своей большущей тенью закрывали прохожих от яркого солнца в безоблачные дни, Чешуа проходил также и по тенистым аллеям, закрытых густыми кронами берез, где на скамейках сидели пожилые пенсионеры. Като со всеми любезно здоровался, а те, кормя хлебными крошками голубей, желали в ответ доброго здравия и счастья. Затем Каткема услышал смех детишек, играющих в прятки, а после резкий плач. Один мальчуган споткнулся и разбил себе колено, Чешуа не мог пройти мимо, помог ему встать и подарил “исцеляющую ссадины” барбарисовую конфетку. Ребенок с большими глазенками даже немного прослезился от доброты молодого человека, пока другая малышня ухахатывалась над неуклюжим падением. Почувствовав искреннюю радость, курсант с улыбкой пошел дальше.

Жила его семья на третьем этаже, и в этот душный день, как и во все остальные, родители встретили сына очень тепло. Хоть ему и было восемнадцать лет, но с ним они обращались как с ребенком: интересовались каждой мелочью, произошедшей за день, расспрашивали про самочувствие в такую жару, и не голоден ли он. Тут же мама накрыла на стол и попросила сына переодеться в недавно выстиранную и идеально выглаженную одежду.

Весь семейный очаг пестрил нежностью и заботой, потому что Като был единственным ребенком в семье. Родители хотели подарить ему так много любви и ласки, чтобы он никогда не взрослел головой и оставался всегда рядом с ними, Като был единственным смыслом их существования. В ранней юности его, конечно же, устраивало такое расположение дел, но затем Чешуа начал замечать всю гнилую подноготную такой “сладенькой” жизни, а сейчас так и вовсе хотел, наконец, как настоящий повзрослевший мужчина, жить тихо и спокойно один, хотя любил Каткема своих родителей также сильно и самоотверженно. Сильную искреннюю и бескорыстную любовь к своим родителям подмечали даже школьные друзья Като, когда слышали, что он хотел врать родителям о намечающейся у кого-нибудь вечеринке и о том, что выпивки там будет немало.

Их трехкомнатная квартира с порога удивляла своей просторностью и вместительностью. Так как кухня была соединена с залом, отец Като часто мог, сидя на диване, смотреть телевизор и засматриваться на красавицу-жену, орудующую у плиты. В целом, помимо бежевой мебели, в интерьере комнат преобладали умеренные, спокойные темно-синие тона. Такие цвета были больше всего по душе родителям, потому что такие комнаты не казались слишком уж вычурными, скорее сообщали о скромном и спокойном темпераменте хозяев.

В этот раз на ужин была подана сёмга с гречневой лапшой, приготовленной в соусе “терияки”, а также овощной салат для лучшего переваривания основного блюда. Като пил смородиновый морс, а родители красное полусладкое вино. Стиль в красном цвете напитков по отношению к белой скатерти стола был идеально выдержан. Его подчеркивало мощное светлое освещение на кухне, а окна были занавешены жалюзи.

– Как дела на занятиях, сынок? – спросила мама – Алисия, мило улыбаясь и разрезая изысканно запекшуюся, порозовевшую плоть рыбы.

Она глядела на сына точно такими же карими глазами, как и Като на нее.

Алисия Чешуа была сорокалетней зрелой женщиной, выделявшейся среди многих ее ровесниц необычайной красотой. Она всегда носила очки овальной формы. Ее лицо было круглым и румяным, а волнистые каштановые волосы свисали до плеч. Ее глаза были цвета лесного ореха, над ними вырисовывались длинные натуральные ресницы и ровные, тонкие брови. Ее фигура была достаточно стройной, что выдавало ее тщательную слежку за лишним весом. Она выглядела ухоженно и опрятно, приятно пахла. Сейчас на ней были домашние серые штаны и футболка поло в желто-коричневую полоску. Все подмечали, что от Алисии всегда веяло добротой и домашним уютом, сразу располагающими к себе, поэтому она и считалась самым ценным воспитателем в детском саду.

– Пойдёт, – наотрез ответил Като.

– Что по оценкам? – спросил папа – Оллема, кратко его звали Олли. Он пытался мастерски, как в ресторанах, разлить вино себе и жене, но получалось больше нелепо, чем умело.

Лицом Като был вылитый отец, только вот волосы у старшего светлые и прямые, как солома, торчащая вверх. Оллема выглядел весьма неприглядно: высокий мужчина худого телосложения, со спортом он никогда не дружил, поэтому мускулатура была вообще не развита. Олли любил носить на повседневной основе только классическую одежду: на автопилоте каждое утро на работу надевал черные брюки со стрелочкой, клетчатые рубашку и вязаную желетку, отец привык носить такие вещи еще со школы и университета, теперь в другом обличии его и представить было невозможно. Все это в купе с бледной кожей, торчащим кадыком и мутно-голубыми глазами создавало ему имидж болезненного мужика, однако в его профессии инженера такой внешний вид почитался.

– Да вроде всё нормально, без особых проблем. Где-то вскоки, где-то падения. Хотя я думаю, что порой излишне заучиваюсь, – с неохотой отвечал Като, уткнувшись взглядом себе в тарелку от нежелания говорить на эту тему.

– Это почему же? – воскликнули оба предка сразу.

– Ведь чем лучше учится курсант, тем лучше должность он может занять – продолжил отец.

– Неа. Всем там абсолютно нет никакой разницы, как ты учишься, просто если не сможешь что-то вовремя сдать, то заставят пересдавать, пока не получится. А, например, сидеть в офисе, что ты и имеешь в виду, приходится курсантам с ограничениями по службе из-за болезней, – махал в воздухе вилкой Каткема, пока объяснял.

– Зачем же тогда вам ввели рейтинги, зачем ставят оценки, следят за процессом?– абсолютно не понимал Олли сына.

– Так, тех, кто плохо учится, отправляют патрулировать тот райончик рядом с портом, – сказал Чешуа, выпив разлитое им в свой же бокал вино, пока родители были поглощены разговором.

– Что??? Прям вас, таких мальчишек??? И ты ещё у меня учиться хорошо не собираешься тут! – воскликнула Алисия, откинув с яростью назад свои чудесные волнистые волосы.

– Не волнуйся, туда самых отпетых двоечников суют, и то на последнем курсе, мне до таких, как до Луны, – попытался успокоить её Като, сохраняя полное спокойствие, потому что знал, что тон в споре с женщиной играет наиважнейшую роль.

– Да такими темпами точно туда засунут, скажи же, Олли, – приподняла она свою хрупкую женскую кисть в сторону отца, но голос стал уже более спокойный.

– Ну, всё… началось… – промычал Като себе под нос.

Родители Каткемы были людьми старой закалки, для них самое главное было получить хорошее образование, чтобы затем найти престижную работу. Стандартная рабочая схема, подумали бы многие. Като понял, что такая пробежка родителей по карьерной лестнице – это крысиная гонка. Судя по часто повышаемому отцу можно было с легкостью заметить, что все равно жить богато им не удавалось, хоть зарплата и росла. Потому что при ее росте, возрастали и всяческие многочисленные налоги, да еще и потребности становились дороже, шли затраты и на них. И по итогу, жили они с такими же свободными деньгами, как и раньше, но при этом отец трудился еще кропотливее. Оллема просто-напросто не знал, как грамотно распоряжаться своими финансами, не знал, как и куда вкладывать деньги. Каткема понимал, что такое отсутствие финансовой грамотности связано с убогой, устаревшей системой образования, задачей которой является сделать из человека простого работника среднего класса, неспособного руководить и много зарабатывать. Поначалу для Като подобное осознание правды показалось очень жестоким, но затем, пораздумав, дошел до того, что государству это просто выгодно. С тех пор он решил для себя, что будет изучать еще и финансовую грамотность, хотел добиться в будущем финансовой независимости, вкладывая деньги в недвижимость или акции. Эти сферы полис пока еще не мог под себя подогнуть. Для юного Чешуа подобная позиция стала местью городу за то, что у него отняли возможность выбирать свой жизненный путь. Через несколько минут их волнения утихли, и разговор перетёк в новое русло.

– Так чем сегодня вечером будешь заниматься? Гулять пойдешь? – как обычно, дотошно спрашивала мать сына.

– Да, в центр, на ярмарку эту собираемся, – вежливо промолвил Като и посмотрел на мать по-доброму, так как резко осознал, что сейчас за столом вел себя, как нудный, трудный подросток.

– Оу. Может лучше не стоит, лучше с нами дома посиди, а то там такое ужасное столпотворение. Мало ли кто там будет, черт знает, откуда понаехали эти узкоглазые, или наши напьются и будут буянить. Вдруг что случится, – всё продолжала она с волнением в голосе.

– Мам, я уверен там будет много охраны, да и восточники – славный народ, наш мир толкают инновационными технологиями, вот от кого реально польза есть. Не думаю, что какой-то левый паренек из центрального полиса будет им нужен, – слегка дрожащим голосом отвечал Като, из глубокого уважения и любви пытаясь больше не злиться на родителей.

– Они же шарлатаны, им рабский труд и рабочая сила нужны во время странствий, а ты сильный и здоровый молодой человек, – вступил Олли, как обычно, в конфронтацию на сторону матери.

Всегда в спорах они вдвоем забрасывали аргументами Като, который еле успевал отбиваться на двух фронтах.

– Зачем им мы? Они сами плодятся, как кролики. Скоро уже океан между нами затопчут, – попытался Като перевести в шутку.

И зря, она оказалась слишком бестактной, от чего Алисия выпучила свои огромные глаза на сына, приспустив очки.

– Никто не сравнится с тобой, таким умницей, так что береги себя – искренне похвалила его мать.

– Ого, спасибо большое, – засмущался Като и широко заулыбался.

– Вообще, я на работе слышал, как восточники делают собственных рабов-зомби. Они просто увозят человека темной ночью в багажнике автомобиля в глушь лесную, там им вскрывают черепную коробку и накладывают в мозги дикой дурманящей травы. Несчастный теряет рассудок и становится безвольным овощем, который после может только скот пасти, – заинтриговал Оллема свое семейство.

Алисия и Каткема погрузились в задумчивое молчание, тяжело проглатывая кусочки пищи и переглядываясь между собой с ужасом.

– Такие вот байки ходят… ну, чего загрузились? Не понравился анекдот что ли? – захохотал Олли, а потом и остальные члены семьи – но не забывай, мы тебя еще никуда не отпустили, – отрицательно показал указательным пальцем Чешуа-старший.

– Да хватит уже. Из меня уж совсем тряпку беспомощную лепите, – запсиховал Чешуа младший.

Като было стыдно, что при своем совершеннолетии ему ещё приходилось спрашивать всевозможные разрешения у предков, но деваться было некуда, зарабатывать он не мог из-за учебы, так что приходилось с этим мириться, подрывая само достоинство. Он лишь понемногу откладывал деньги, чтобы поскорее стать независимым.

Уже достаточно давно Каткема понял, что они могут сделать из него беспомощного и безвольного овоща, поэтому уже с ранних лет в школе, на улице и на различных секциях он вытягивал себя из этой зоны комфорта. Он не хотел становиться слабым и старался поддерживать свою спортивную форму, как мог, учился защищаться. Не раз попадал в перепалки. Конечно, Като не всегда выходил победителем, но обидчикам тоже доставалось не слабо. Однако, попадал он в такие ситуации недостаточно часто для того чтобы их не бояться. В общем, рос среди обычных ребят и общался с ними, на его взгляд, достойно. И совсем не жалел о таком полезном и интересном уличном воспитании. О многих его детских и юношеских похождениях и приключения родители не знали, но так даже было лучше.

– Думаешь, нам с твоим отцом не хочется погулять, развеяться?! Но как видишь, сидим здесь, подальше от этой толпы.

– Вот что я тебе скажу, сынок, – уже продолжал Оллема, – нам тоже хочется развлекаться, но к нашему возрасту начинаешь понимать, что такой комфорт, безопасность и уют незаменимы. И мы хотим, чтобы ты к этому поскорее пришел.

“Мда, – думал Като – эти уже совсем скоро с комнатой срастутся. Как можно настолько сильно себя вгонять в зону комфорта? Какой смысл в их образцовом существовании? Да у стариков жизнь активнее, а эти даже боятся шаг влево, шаг вправо сделать. Эта домашнее удобство поглотило их целиком и полностью, с каждым днем высасывая амбиции, жизненные силы и стремление постигать новое. Загонять себя в петлю времени – вот что по-настоящему страшно. Я и сам хочу райской жизни, но не настолько безмятежной как у них. Так бояться трудностей и возможных сложностей неправильно. Как же мы будем расти без трудностей”.

Но ничего обвинительного Като не стал говорить, ему не нужны были с ними конфликты, всё-таки, как-никак, он очень любил своих родителей и старался их не обидеть. К тому же, он помнил о своем обещании никого не критиковать и не учить жизни. Все люди разные, всем нужно разное.

– Я вас отлично понимаю, – слукавил Каткема.

– С кем идешь-то? – спросила мать, понимая, что сына не переубедить, так как его возраст уже дает о себе знать.

– Да с Анной и с друзьями, – попытался не заострять Като внимания на своей новой подруге.

– Оо, невесту уже себе подыскал, когда нам её покажешь? – Начал Олли с живым интересом, так как сынишка редко заводил отношения с девушками.

– А что, я вам сразу её должен показывать? Мы с ней еще не настолько близко знакомы, чтобы с родителями знакомиться. Буэ. Кашу какую-то сказал.

– Ну, мы же должны оценить степень опасности, может она хочет тебя от нас увести? – усмехнулся отец, подмигивая нелепо жене.

Олли иронизировал и говорил со смешком намного чаще, чем Алисия, которая любые новости от сына воспринимала в штыки.

– Так, может, она уже забрала? Может, мы с ней собираемся съезжаться и жить вместе? Ведь взрослые, как-никак… – усмехался Като, листая новостную ленту в смартфоне.

– Я тебе дам взрослые. Щас договоришься и на милю к ней не подойдешь!– разбушевалась вновь мать.

Снова разговор накалился и закипел, но Каткеме, в который раз, удалось сгладить все углы. За всю его жизнь этому можно было научиться без труда.

Вскоре они успокоились, доужинали, Като пошел собираться, а родители присели на диван и принялись смотреть новости. Отпрыск надел темные джинсы, которые отлично на нем сидели, красно-черную фланелевую рубашку в клетку и белые чистенькие кожаные кроссовки, также он не забыл надушиться отцовским одеколоном, уж очень ему подходил аромат. А все свои волнистые волосы с трудом зачесал назад и укрепил лаком.

– Так, давай там недолго и аккуратно. Тебе сколько с собой дать? – спросила Алисия с привычной материнской добротой, уникальной добротой.

– Ну литов семьсот-восемьсот, – постарался поскромничать Като и ужать свои расходы, так как не хотел слишком сильно сидеть у родителей на шее.

– Ладно, ты же у меня умница, – ласково пролепетала мать и дала ему полторы тысячи литов.

Они попрощались, и Алисия ещё раз пожелала сыну хорошего вечера, сказав, чтобы тот был аккуратен. Затем с грустной миной она вернулась к Олли, который сразу же её обнял.