Читать книгу Хроники Хамару: жажда свободы - Георгий Газиев - Страница 4

Каткема был в хорошем расположении духа, ведь вечер обещал быть веселым и насыщенным на яркие события, да и погода стояла очень приятная. Дневная беспощадная жара спала, а вечерний прохладный ветер обдувал кожу, массируя все поры. Чешуа шел мимо пустого сквера, наслаждаясь тишиной и любуясь нежно-розовым небом, освещенным чудесным закатом. Като поймал момент, находившись на очередной возвышенности, и смог запечатлеть полный диск солнца, медленно спускающийся за горизонт, дабы доложить сестричке-луне, что настал ее час. На небе было пару рядов пышных облачков, пересеченных линией от самолета в сторону запада, будто пассажиры хотели следовать только за светом.

Каткема решил не тратить все деньги сразу, а растянуть их еще ненадолго. Когда он стал подходить ближе к намеченному месту встречи, то начал замечать, что улицы и переулки были оживленнее обычного. В людях уже не было той обыденной серости, их лица играли новыми красками. Улыбка и смех повсюду заменили гул машин и создали праздничное настроение.

Като с друзьями договорились встретиться на оборудованной спортивной площадке, расположенной недалеко от ярмарки. Когда он уже начал подходить, то заметил стройную женскую фигуру. Это стояла уставшая от томительного ожидания Анна. На ней было шифоновое однотонное бирюзовое приталенное платье почти до колен, достаточно просторное и закрывающее аккуратно выпуклые ягодицы. Округлые объемные груди выпирали, в свою очередь, не стесняясь своих размахов. На ногах, в свою очередь, красовались невысокие бежевые каблуки.

Вдруг из-за длинных накрученных светлых волос выглянуло её ангельское личико. Не то чтобы Като так казалось от яростной любви, просто светлый кремовый тон кожи, небольшие, но пухлые губки, ярко-голубые глаза, длинные ресницы и румяные кругленькие щечки создавали именно такое впечатление. Также Каткема вновь подметил ее спортивные подтянутые ноги, а в довесок и круглые икры. Эта часть женского тела вызывала у него наибольшее восхищение и возбуждение.

– Неплохо сегодня выглядишь. Что тебя подвигло на это? – в пафосно заигрывающей и шутливой манере общения спросил Като.

– Неплохо?! Ты совсем, что ли уже?! Ходи, старайся, наряжайся, а он с тобой по-свински, – воскликнула Анна, махнув двумя кистями в сторону и эффектно сверкнув неоновым, оранжевым маникюром.

– Полегче. Ты же меня знаешь. Нет, на самом деле сегодня восхитительно выглядишь, правда. Как только тебя увидел, так сразу себе сказал: “вон та красавица явно она”, – уверенно заявил Каткема и аккуратно обнял ее за узкую талию.

– Оохх, спасибочки. – Почти прошептала она и крепко прижалась к нему.

– Да не за что. Так и быть, за внешний вид… троечку поставлю, – подшутил в очередной раз Като, на показ прикусывая высунутый язык.

– Ты неисправим! – со вздохом произнесла Анна, не отрывая головы от груди Чешуа.

Из-за сильных дуновений ветра раскачивались скрипучие качели на детской площадке, которая примыкала к спортивной. Поначалу этот звук досаждал парочке, но затем они так увлеклись беседой, что перестали обращать внимание. Вся площадка освещалась фонарными столбами через каждые два метра, Каткема и Анна остались в тени, поскольку находились в зоне, где фонарь, как по заказу, не работал, причем единственный, до и после них шли слипающиеся овалы света.

– Чем сегодня занималась после учебы?

– Ой, сегодня забегалась, так забегалась. Еле успела подготовиться.

– Почему же так?

– Стесняюсь даже сказать, вдруг сейчас осуждать начнешь… – прятала взгляд Анна.

– Ты чего? Мне-то уж можешь довериться, – ласково успокоил ее Каткема.

– Да я по дороге домой котенка маленького подобрала. Он у подъезда моего дрожал озябший… весь такой худенький, грязненький… кто-то его наверняка облил водой. Короче жалко мне его стало, вот и решила взять домой наперекор родительскому слову. Они у меня кошек и собак не жалуют. Потом его быстренько отмыла, в подъезде поставила мисочку и накормила. Сейчас он там поселился, скорее всего, меня потерял. Ох, хоть бы мама его не прогнала, он же снаружи не выживет. – Волнительно лепетала молодая девушка. Като подметил ее неподдельное переживание, и его до глубины души это тронуло. Она открывалась для него под другим углом.

– Почему же я должен был начать тебя осуждать, скажи на милость?

– Ну… сказал бы якобы я дурочка, домой тащу животных всяких, потом еще и на тебя их микробы переношу…

– Глупенькая, я даже рад, что ты так поступила, это, как по мне, очень достойный поступок. Ведь вытащила котенка из беды, не боясь себе заработать лишних проблем на шею. Ты у меня умничка.

Она нежно заулыбалась и будто слилась в объятиях с телом Като воедино, ей было в данный момент очень тепло и чудесно. Глазами рассматривала узенький подбородок Каткемы, а ушком слушала его учащенное сердцебиение, разгоняющее кровь по бесконечному круговороту. Чешуа величественно и гордо смотрел вдаль, на мигающие огни многоэтажек, наслаждаясь редким моментом близости. Им обоим сейчас было просто замечательно. Однако тишина и уединенность продолжались не долго.

– О, смотрите, уже тискаться начали, голубки! – закричал еще издали Арти с подходящей вместе с ним кучкой людей.

Он шел вместе с Фролой за руку, а позади них был Зверь со своими друзьями, которые не учились в академии. Ничем они особо не занимались, собственно как и сам Зверь, целыми днями слонялись по улице и зависали в компьютерных клубах. Като к таким бесцельно бродящим по жизни людям относился предвзято и большого удовольствия в общении с ними не испытывал. А Арти это ни капельки не мешало, ведь он был одним из самых общительных людей в академии, и новые знакомства появлялись у него ежедневно. Для чего ему их столько нужно было, Като не понимал.

Фрола прихорошилась для Артеда, как и Анна для Каткемы, правда они уже давно считаются парой, ведь начали общаться еще задолго до академии. Като не видел никакого смысла для неё так наряжаться, тем более ради простой прогулки, но Чешуа пока что еще плохо знал все потребности противоположного пола. Внешний вид Фролы был далеко не оригинален, Артед же нацепил черную ветровку с бежевыми брюками, у него был достаточно малый гардероб, но то что имелось в нем – всегда было с иголочки. В первую очередь он заботился об имидже, и чтобы людям просто-напросто было не противно находиться рядом с ним, чего нельзя было сказать о Звере и его команде, чей вид складывался из потрепанных и выцветших, старых шмоток. Так, видимо, они хотели подчеркнуть и показать свой стиль, свою неповторимую индивидуальность, но на выходе получалось скорее что-то отвергающее.

Вся собравшаяся молодая толпа отправилась на ярмарку, которая располагалась на одной из главных дорог делового района. Для праздника всю улицу удосужились оцепить от автотранспорта. Для граждан было большое удовольствием гулять по ровному асфальту, не боясь мчащихся на всех парусах гонщиков. Уже наступила темнота. Как только они добрались до места, то увидели развешенные повсюду оранжевые и красные гирлянды с восточными иероглифами, ряды палаток по обе стороны дороги, иностранцев с их быстрым и громким восточным говором: они продавали свою национальную одежду, шелка, сувениры, алкогольные и безалкогольные напитки, давали возможность участвовать в конкурсах за призы. Повсюду были циркачи, фокусники, танцоры, жонглеры и “живые” статуи. Все они смешивались с единым и мощным потоком толлосувцев, целый микрорайон был набит людьми, как сельдь в консервной банке; даже с учётом того, что дорога была перекрыта и, места было намного больше, чем обычно.

Анна шла с восторженным личиком, замечая все интересности вокруг, и тут же показывала их Каткеме, который был тоже, как ребёнок, по-настоящему счастлив, ведь подобную сказочную картину в Толлосусе далеко не каждый день увидишь. Идущие позади Артед и Фрола перешептывались и хихикали без конца, замечая забавных восточников.

Вдруг до Като и до остальных долетели возгласы позади идущих друзей Зверя, которые всю дорогу тихо хихикали над Анной между собой, а точнее над тем, как она по-детски изумлялась. Также в их перешептываниях нашлось место и для обсуждения фигур девушек, причем самыми грязными словечками. Последние фразы, к их несчастью, были произнесены неаккуратно громко.

– Эй вы, два гандона, если еще хоть раз услышу от вас что-нибудь подобное в её адрес, то уйдете отсюда с разбитыми носами, понятно? – дерзко рявкнул Каткема, сжимая кулаки и вытаращив злостно на них глаза. Он не мог позволить унижать свою девушку.

На его наезд ответа не последовало, двое грубиянов лишь потупили свои головы вниз, делая вид, что не услышали Като из-за шума толпы, но на самом деле их с головой окутал страх. Каткема понял, что “гандоны” остепенились, и дальше пошел уже молча. Зверю стало неловко за своих приятелей, а Фрола и ее кряжистый парень тоже крайне удивились мужественностью Чешуа. В образовавшемся молчании слышалось лишь назойливое шмыганье Артеда, забывшего про существование носового платка. Анна благодарно заулыбалась и заморгала, глядя на своего защитника и сжимая его руку еще крепче. Однако их шествие по ярмарке продолжилось.

Коренных южан, северян и восточников ребята могли видеть редко, так как родной город молодой компании находился на береговой зоне центральной части материка, где происходило слияние всех рас и наций, от чего чистокровные встречались крайне редко.

Заморские гости по большей своей части, тоже были улыбчивы и веселы. Они казались смешными из-за своего низкого роста и смешного говора, однако сами видели в посетителях ярмарки лишь ходячие кошельки. Если покупатели просто рассматривали товар, а затем проходили дальше, то про себя восточники их проклинали и оскорбляли, да так унизительно, что мертвые бы в гробу перевернулись. Также попадались и продавцы, которые откровенно не скрывали своей ненависти и клеветали проходимцев открыто на своём языке, что доставляло небывалое удовольствие.

Зверь единственный из группы, кто замечал редкие злобные гримасы восточников, а также видел, что многие узкоглазые, проходя в толпе, слишком часто трутся о прохожих.

– Эй, ребят, – окликнул он с настороженным видом.

– Что? – Спросили все, сомкнувшись в кольцо вокруг него.

– Следите за карманами и сумочками, здесь вас обокрасть, как пить дать.

Ребята насторожились, но настроение, в целом, особо не покоробилось, просто ручки теперь держали вещи чуточку крепче.

Зверь получил такое прозвище из-за цвета вороного крыла лохматой, обросшей головы, напоминавшей шапку. Многие девочки не любили находиться в компании с ним из-за вечно грязных и сальных волос, наполненных крупными белыми вкраплениями перхоти и небрежно закрывающих острые уши. Носил он увеличительные очки, из-под которых вырастал длинный орлиный нос, а под ним торчали противные редкие усики. Такая не бойцовская внешность совпадала и с его мягким характером, поэтому кличка – Зверь очень иронично и саркастически подходила.

Подобным образом, освещенные белым сиянием полумесяца, проходили они полтора часа. Напряженности между Като и друзьями Зверя не было, они плелись медленно в самом конце, постепенно отдаляясь от них все дальше. Кто-то купил себе сувениры, кто-то участвовал в конкурсах и дарил призы своим половинкам. Артед выиграл плюшевого тигренка, попав трижды дротиком по цели, все парни хотели проявить активность, но, конечно, не Като. Он смущался и считал это постыдной показухой, вдобавок ему было банально лень что-то делать ради Анны. Хоть она была чрезвычайно красивой и милой девицей, но очень глупой и наивной. Сильно душа у Чешуа при виде голубоглазой блондинки не вспыхивала, поэтому он выбрал тактику наименьших затрат, при наибольших результатах и вёл себя соответственно.

Они отделились от компании Зверя, который сам стал инициатором разъединения, ибо первоначальная компания полностью расформировалась. Сидеть за одним столом у “расслоившихся” не было желания, и парни даже не попрощались. И вот две молодые пары зашли довольные и радостные вчетвером в кафе с традиционной восточной кухней. Они заказали себе лапши, так как хотели попробовать как вкусно и исконно ее могут приготовить коренные желтолицые. Они сидели у окна за деревянным высоким столом с парой свеч посередине и вели оживленную, веселую беседу, наблюдая за покинутой суетой снаружи. В основном, Анна, Арти и Фрола хохотали от шуток Като, который питал большую страсть к юмору. У Каткемы было несдерживаемое желание смешить людей, ведь от чужого смеха он получал неистовое удовольствие, приток энергии и прирост самооценки, но хорошим комиком его назвать язык не поднимался.

В процессе их разговоров Като постоянно замечал и скрыто раздражался от того, как Арти ведёт себя с девушками: он кривлялся, нелепо шутил и смеялся над такими же глупыми вещами, в общем, вёл себя как ребенок, желающий понравиться. “Зачем же так переигрывать и меняться в женском обществе?”, – думал Като: “Хотя, большая вероятность, это он – настоящий Артед, который только в подобном окружении может себя раскрыть”.

“Можно сколько угодно притворяться кем-то другим, чтобы понравится людям. Но такая связь изначально не может быть прочной и надежной, будь это дружба или любовь. Таким образом, человек теряет свой исток, свое устье, свою уникальность, что уже в корне неправильно. Природа, потратившая тонны усилий, чтобы создать человека, как индивидуальность, “спасибо” точно не скажет. Да и от надуманных, театральных взаимоотношений много удовольствия не получишь. О боги, надеюсь я всегда буду оставаться самим собой; тогда рядом будут и нужные верные люди, и крепкая, незыблемая связь” – задумался Чешуа, уставившись в окно, но затем собрался и вновь влетел в диалог.

– Вот-вот, слушайте отцовский анекдот, он короткий очень: “И это неплохо”, – сказал мужик, бросив камень в чужую собаку у себя во дворе и попав в тещу, – попытался передать шутку Каткема со всей точностью первоисточника. Он был очень разгорячен, и от него исходила живительная энергия, все за столом хорошенько посмеялись.

– Даа, у меня папа тоже любитель анекдотов, особенно когда напьется. Не знаю откуда он столько знает. – Сказала Фрола, еле упираясь локтями о стол. Ей хотелось свалиться и поваляться бесчувственным овощем.

– Мой тоооооооже! – вставила свое слово Анна.

Оживленный разговор ребят часто перекрикивался еще более оживленным говором и писком восточников с кухни, для которых было привычно говорить обыденные вещи на повышенных тонах. “Идиот, ты снова пережарил морского гада, океан бы тебя распял за такое посредственное отношение к его дарам!!!”, – орал шеф-повар восточник на своего ассистента, который сразу же ответил – “Киншики-сан, такого больше не повторится, эти белые ублюдки и так сожрут, вон какие радостные сидят”. Вдобавок из-за избытка подсолнечного масла креветки зажаривались с шумным шипением, будто телевизор, издающий помехи. С другой стороны окна, у которого сидели ребята то загоралась, то пропадала неоновая синяя вывеска с пузатым мультяшным, карикатурным восточником-поваренком, что несколько перебивало романтику.

– А петь, точнее завывать, не начинают, когда поддатые?

– Ооо, плюсую, просто плюсую, у меня всегда кровь из ушей льется, когда мои предки всем столом хор устраивают, – продолжала неизвестно чем истощенная Фрола, сгорбившись и изогнувшись над столом до невозможности.

– Это до или после того, как начинают вытаскивать все свои фотоальбомы?

– Да-да. Там и свадебные фотки, и школьные, и с походов на природу. Все гости еще постоянно начинают на меня пристально смотреть и сравнивать с отцом. Разгорается дилемма “похож или не похож?”, – уже на все кафе горланил Като, испытывающий небывалый душевный подъем.

– У меня все тоже самое! Я еще всегда ржать как лошадь начинаю, когда вижу, как нелепо они раньше одевались. – Продолжала мычать Фрола.

– Давай пятюню! – подхватил единственную с ней общую вещь Каткема. В остальное же время диалога между ними не происходило.

Они хлопнулись ладошками, Анне это явно не понравилось, блондинка гневно нахмурилась, отвернула голову и слегка отодвинулась от Като. Так как они сидели в обнимку, руки Каткемы стали сильно вытянуты в сторону, что создавало дискомфорт. Чешуа попытался словить ее недовольный взгляд, и ему удалось это пару раз. Она смотрела на него как на предателя, Като понял, что к чему, но извиняться не желал, по его мнению, он ничего похабного не сделал.

Артед тоже затаился в молчании, так как считал оскорбительным жаловаться на своих родителей. У него не было отца, поэтому ему было противно и больно смотреть, как Като с Фролой “ноют” о вещах, которые на самом деле символизируют благополучие в семье. Арти желал хотя бы на миг испытать те чувства, на которые хоть даже и несерьезно, но гневались ребята. А Фролу к другу Арти вовсе никогда не ревновал, так как был уверен и в Като, и в ней, а самое главное – в себе.

Вдруг все резко обратили свои взоры на висящий в углу обеденного зала телевизор – в прямом эфире шел репортаж о портовом районе. Там творилась какая-то чертовщина: из-за высоких, пятиметровых бетонных стен, отделяющих эту неблагополучную местность от всего остального города, вспыхивали большие клубы дыма и слышались частые подрывы машин. Ведущий репортажа сразу дал понять, что вооруженные силы Толлосуса уже оцепили территорию рядом с портом и эвакуировали всех гражданских. К счастью, пострадавших не было. Вдруг во время прямого эфира из-за стен полетели бутылки с горючими смесями и чуть не попали на офицеров, не долетели всего пару метров. Полицейские выставили щиты и стали отходить назад, но коктейли продолжали вылетать один за другим. Репортер еле выговаривал слова – его губы дрожали, а в речи чувствовался страх. После того как полицейские стали в ответ выкидывать дымовые шашки и выстреливать слезоточивым газом, портовики прекратили выбрасывать воспламеняющиеся смеси. Тут же копы организовано разбились по несколько человек, создали квадраты, выставили щиты по сторонам и над собой, ожидая, что сейчас полетят стрелы, но, к счастью, этого не произошло. Началось затишье. Репортер замолк в напряженном ожидании. Снова резкий грохот. Камера задрожала, завертелась и затряслась. Шум от взрывов. Лязг металла. Вновь битье стекла и душераздирающий, громкий крик. Картинка наконец-то застыла на месте – оператор лежал на асфальте и из-за угла начал снимать происходящее. Бойцы СБТ отступали и бросали в ответ все те же шашки, их с еще большим напором начали забрасывать коктейлями, которые поджигали стеклянные прямоугольные щиты. Копы с ужасом и трепетом отбегали назад, выкидывая скутумы. Но не всем так повезло, ближайшим к стене семерым полицейским прямо под ноги прилетело несколько горящих бутылок, которые мгновенно полыхнули. Камера не могла передать резкий запах горящей плоти, но очень пронзительный звук крика от боли могла. Руки оператора опять начали нервно трястись, рядом слышались испуганные, истеричные приказы корреспондента продолжать съемку. Пламя полностью окутало тела тех семи полицейских, они побросали щиты и начали хаотично кружиться, отмахиваясь руками. В их предсмертных воплях прорезались слова “Спасите. На помощь. Горю”, отчего у всех посетителей кафе встал ком в горле. В этой суете, наполненной грохотом и другими всевозможными режущими ухо шумами, раздался свист летящего на полицию града стрел. Горящие стрелы осветили на мгновение ночное небо желтой пеленой и затем принялись тушиться, впиваясь в землю и людей. Некоторых ранило, несколько погибли, другие же смогли укрыться. Огненное острие сразу нескольких стрел попало в клапан плохо закрепленного гидранта, крышка нагрелась и с визгом слетела, дав выйти на волю мощной струе воды. Она хлынула с фланга прямо на правозащитников, сбивая их с ног. Струя добралась и до некоторых горящих бойцов, смывая пламя и сдирая обугленную кожу, от такого болевого шока солдаты вмиг погибали, приняв смерть от двух противоборствующих стихий. Снова настала относительная тишина. Стрелы прекратили вылетать, а гидрант закрыли пломбой. Стало слышно, как за стеной толпа отбегала назад, дальше в порт, оставив позади моногамный звук потрескивающего костра. На этом агрессия из-за стены прекратилась.

Ребята и другие посетители в замершем ужасе наблюдали за происходящим и говорили спасибо судьбе за то, что они здесь, а не там. Анна и Фрола прикрыли от шока рты, а Като с Арти чуть не выдрали все волосы на голове. Официанты и повара на своем языке начали что-то быстро и нервно тараторить, наверное, говорили, какой хаос происходит в этом полисе. Все обиды между Анной и Чешуа вмиг исчезли.

– Ужас! – лепетали девчонки.

– Что за чертовщина? – выругался со страхом на лице Арти, – почему до сих пор этот сраный порт там стоит? Почему его не снесут или не захватят к чертовой матери?

– Черт их знает, – ответил Като очень встревоженно, – за обычными людьми глаз да глаз следят, а с настоящим отрепьем даже и пальцем не пошевельнут что-то сделать.

– Вот именно. Все итак знают, что там беззаконие, наркотрафик, торговля оружием и людьми, банды во главе, хоть и многочисленные, но неорганизованные по сравнению с СБТ! Зачем их бояться!? – продолжал вопить Арти, сжимая руку Фролы и треснув вилкой по тарелке.

– Видимо загадка вселенной. Да и чёрт с ними, главное чтобы нас туда воевать в дальнейшем не отправили, – сказал Като и устремил свой взгляд в сияющие цветом кристального океана очи Анны. Его же ореховые радужки ясно отображали переживание и за нее тоже. По правде, он переживал за всех курсантов.

– Правильно говоришь! – поддержала его Фрола бодро, но все равно своим ослабленным, вялым, ленивым голосом.

Анна прижалась к Каткеме, как новорожденный ребенок к своей матери. Через минут десять они снова развеселились и ещё через десять, доев вкусный рамен, собрались уходить. Парочки попрощались друг с другом, и парни пошли провожать своих дам. Оказалось, что Като и Анна живут в одном районе, между их домами было всего лишь около двухсот метров, но они никогда не видели друг друга, видимо, всегда ходили своими дорожками.

Каткема шёл с ней по узкой заросшей лишайником меж брусчатки дорожке медленно, наблюдая за звёздами, которые усеяли все ночное небо, это было так красиво и очаровательно, что Чешуа на время не слышал быстрый и бессмысленный трёп Анны. Шли медленно, так как двигались по плавному подъему.

– Тебе понравился вечер? – спросила она, откидывая соломенные пряди с лица.

– Да, за исключением выпуска новостей, было весело и вкусно, – и, заметив погрустневшие глаза Анны, добавил, – для меня очень приятно находиться в компании с такой милой и очаровательной девушкой.

Её лицо сразу же преобразилось.

– Ты заметила, как Арти ведёт себя с Фролой? – спросил уже сам Като, посчитав, что Анна достаточно за сегодня сблизилась с ним, чтобы с ней можно было немного посплетничать.

– Нет, как? – поинтересовалась она, скривив с неприязнью лицо.

– Ну, мне кажется, слишком наигранно, слишком пафосно, слишком хочет из себя какого-то кавалера показать. Будто рыцарь своей возлюбленной добиться хочет. Это так нелепо выглядит, я просто усмехался про себя и в тоже время чувствовал какой-то стыд за него.

– Сам ты нелепый, всё он правильно делает. По-мужски! – С претензией воскликнула Анна, – это ты, как чёрствый сухарь, вечно ходишь и пальцем не шевельнешь, чтобы девушке приятное сделать.

Каткема просто взорвался от смеха внутри себя и еле сдерживал эмоции. Сейчас он именно что и делал, так ровным счётом ничего, хотел только порезвиться, пофлиртовать чутка, но не более того. Като понимал, что ему с ней особо не о чем разговаривать, поэтому оставалось лишь постоянно подкалывать. В этом Чешуа видел какой-то свой кураж. И в эти планы поразвлечься не входило извиняться и унижаться за вещи и поступки, которые она якобы считает недопустимыми в общении с девушкой.

Каткема не стал вступать в открытую и, наверняка, болезненную для нее конфронтацию. Его после внутреннего злодейского смеха захлестнуло порывом ярости и бешеной злобы, но он сумел выстоять и слегка возвыситься над своими зверскими человеческими инстинктами, то есть конструктивно промолчать.

“Да пусть катится к черту со своими тупыми претензиями”, – подумал Като. Надо было как-то разрядить обстановку, и ему снова пришлось исхитряться, изворачиваться, смешить её, чтобы белокурая снова была от него без ума. Весь этот циклически повторяющийся процесс доставлял Каткеме море удовольствия, наверное, от того, что он чувствовал себя профессиональным и остроумным манипулятором, но по сути оставался тем же балбесом, как и всегда. В некоторых моментах Като был очень низок из-за своей гордости и тщеславия. И что самое грустное, он не замечал этого.

Но все же Чешуа старался не переходить грань в общении с ней, чтобы впоследствии не ранить сильно ее чувства. Он старался лишь закрыть пробел одиночества своей души хоть кем-нибудь, пусть это будет даже временно и не по-настоящему. Като считал порой, что это жестоко, но чахнуть и засыхать без общения с противоположным полом, для него было невыносимо на молодости лет, а простой дружбы с девушкой он не признавал. Однако Каткема все равно являлся самым большим глупцом в галактике, так как не понимал, что даже намеренное проявление небольших ложных чувств в сторону любящей стороны может оказаться слишком сильным ударом с душераздирающими последствиями.

– Сегодня день насилия какой-то. То Власа избили, то те дикари решили из своей дыры вылезти. – Грустным голосом сказала Анна.

Тем временем они подошли к её дому, и голубоглазая остановилась у густого и пушистого зеленого кустарника, полностью скрывающего их от поля видимости с балконов ее дома. Като понял, для чего такой жест, и решил действовать решительно.

– Да, та ещё жесть. Как хорошо, что со всеми нами сегодня ничего плохого не произошло, а самое главное с тобой. – Проговорил он, запустив в действие свой коварный план.

– Ой, как будто ты обо мне хоть чуточку переживаешь…

– Не чуточку.

Проговорив тихо последние слова, Като придвинулся к ней поближе и тут же добавил:

– Такую прелесть надо любить и защищать. Далеко не каждый день встретишь настолько прекрасную находку. – Шептал он, не отрывая от нее глаз и едва шевеля потрескавшимися от ветра губами.

– А ты, оказывается, умеешь делать комплименты, – игриво проговорила Анна, тая во взгляде Каткемы.

– Завтра на практике, на улице мой взгляд будет прикован только к тебе. – Проговорил он, осознавая, насколько убого это звучит.

Но ей даже нравилось. Они оба частенько поглядывали по сторонам, смотрели, чтобы никакой прохожий не нарушил их приватной обстановки. Телефоны у обоих, как полагается, были на беззвучном режиме. Като несколько раз своим орлиным зрением заметил, как у их ног прыгали крохотные лягушки от кустика к кустику; но он не стал ничего говорить, ибо не хотел разрушить романтический момент и пугать девочку, которую и так бросало в дрожь при выкрикиваниях какой-то бабки. Она орала из окна на своего мужа, который был пьян в стельку и не мог себя пересилить, чтобы даже встать со скамейки, ведь каждая такая попытка заканчивалась падением на бордюр. Бабушка, тем временем, крыла пьяницу колоссальным пятиэтажным матом.

– И я тоже буду наблюдать только за тобой. – Промолвила белокурая красавица, гладя мочку уха Каткемы.

– Ну, ради такого зрителя стоит выложиться на все сто двадцать процентов. Спасибо большое тебе за вечер. Без тебя он был бы таким же серым, как и все остальное время. – Говорил он с напыщенной сентиментальностью, наблюдая, как девица, словно майский цветочек, распускалась.

Через секунду хитрый кавалер резко притянул её к себе, крепко обняв за талию, и страстно поцеловал в губы. Как он и ожидал, Анна не противилась, так как уже она сама заждалась. Тут же особа обхватила его лицо и шею своими крохотными ручками, нежно давая слипаться их губам и обвиваться языкам. В полной темноте они могли лишь довольствоваться очертаниями контуров своих лиц. Но, закрывая глаза во время поцелуя, образы их внешностей вырисовывались красочно и четко.

Молодые и беззаботные пронаслаждались минут пять, затем Каткема довел ее до подъезда, где они мило попрощались и разошлись с грустными и приятными мыслями одновременно. Като, довольный тем, что достиг цели, но опечаленный тем, что не удалось простоять у того кустарника вечность, пошел домой отсыпаться за всю прошедшую неделю. Чувство удовлетворения не покидало его до сна.

Всё воскресенье он провел, помогая родителям по дому и занимаясь домашней работой. Её в академии было тоже хоть отбавляй, начиная от гуманитарных заданий и заканчивая математическими. В социальной сети – “Толлограме” от Анны целый день сыпались сообщения. Их было так много, что уже к середине дня Като выкинул смартфон подальше.