Читать книгу Наездник Ветра - Григорий Александрович Шепелев - Страница 16

Ночь была светлая. Калокир, тоскливо уединившись с полной луной у борта, курил гашиш. С полуночи юго-западный ветер ослабевал. К рассвету он стих. Воины, ругаясь, взялись за вёсла. Всеслав внимательно озирался по сторонам, будто ожидал увидеть что-либо в сияющих, неподвижных морских просторах.

– А как ты сможешь рассчитать курс, если, например, всё небо затянет тучами? – с беспокойством пристал к нему Калокир.

– Никак. Мы просто подойдём к берегу и продолжим пыть вдоль него. Он – слева от нас, в нескольких часах ходу.

– Западный берег Понта? Тот, на котором устье Дуная?

– Да.

– Ну а почему бы нам постоянно не двигаться вдоль него? Так было бы безопаснее.

– Да, но путь рстянулся бы на неделю. И не хочу я связываться с береговыми разбойниками.

– Понимаю. Ты говоришь о сборщиках податей?

– И не только. Там полно всяких. Ты знаешь, что у меня – всего двести воинов. А впереди – степь.

Калокир отстал от купца. И хорошо сделал – тот был не в духе. Настася, встав и расчесав волосы, начала петь песни. Голос её легко облетал все пять кораблей. Спирк ей подыграть не мог, потому что ночью наступил спьяну на свои гусли, и доска треснула. Три струны порвались.

Иоанн присел возле девушки. Ему очень хотелось её потрогать. Но он решил повременить с этим денька два-три, до окончания путешествия по морю. Оно ему уже порядком наскучило. Через час Настася слегка охрипла, и Калокир, которому было особо нечем заняться, поднёс ей маленький ковш вина. Она улыбнулась и приняла его.

– А у тебя очень красивый голос, – промолвил юноша.

– Да? Я рада, что тебе нравится.

По её лицу было видно, что похвалу она приняла как должное. Или как ничего не значащую любезность. Но Калокир решил продолжать.

– Более прекрасного голоса я не слышал.

– Не ври, патрикий! Ты – хитрый плут.

– Кто тебе сказал?

– Царь не приближает к себе простых. Да и по глазам твоим видно, что ты – хитрец.

– А ты любишь дураков, что ли?

Сидя на узком борту ладьи, Настася пила вино. Патрикию нелегко было сидеть так же. Он перед ней стоял.

– Любовь тут вовсе и ни при чём, – изрекла она, – тебе понравился мой голос? Я очень рада. Надеюсь, что ты не будешь пытаться искать во мне ещё каких-то достоинств.

– Не буду, – объявил он, – разве есть нужда искать вот сейчас, к примеру, на небе солнце? Чего его искать? Оно видно всем, включая слепых. И оно всем светит. Так светит, что все снимают перед ним шапки.

– Значит, я – лучше солнышка, потому что ты, как я вижу, готов снять передо мною не только шапку, но и всё остальное!

Он рассмеялся.

– Тебя это оскорбляет?

– Нет, вовсе нет! Мужчины все таковы. Их не переделать. Думай, что хочешь. Желай меня, если хочешь. Мне всё равно.

– Я знаю, что ты сама сочиняешь песни, – сказал патрикий. Тут девушка покраснела.

– Да… Но не все.

– Да, не все. Лишь те, которые о несчастной любви.

– А как ты узнал? Тебе сказал Спирк?

– Нет.

– А кто?

– Сердце.

– Ты очень хитрый, – с горькой усмешкой сказала девушка, – но не думай, что у меня была несчастная любовь и это меня подвигло.

– Я так не думаю. Но я вижу, что ты берёшь на себя всю чужую боль. Она проходит через тебя, когда ты поёшь. Этого нельзя не заметить.

– А что меня выдаёт?

– Глаза.

– И что с ними происходит?

В этот момент ему показался вдалеке парус. Он пригляделся. Взволнованная Настася с очень большим интересом ждала ответа. Поняв, что горизонт чист, патрикий промолвил:

– В них – пустота. Смертельная пустота, потому что душа твоя вместе с голосом летит к звёздам. Никогда прежде я и представить себе не мог такой ужасающей пустоты в глазах! Такой бездны.

– Патрикий, ты обезумел! Я пою просто.

Она запнулась. Иоанн понял, что держит в своих руках неплохую нить.

– Я думал о тебе всю ночь, – проговорил он, – ты можешь заподозрить меня в желании тебя обольстить, но это не так. Внушить тебе страсть – это означает убить твой голос. Он должен быть свободен! Иначе звёзды не засияют ярче, когда он снова коснётся их.

– О чём это вы здесь говорите? – поинтересовался Спирк, внезапно откуда-то появившись, – о каких звёздах?

– Пошёл отсюда! – рявкнула на него Настася, брызнув слюной. Гусляра как сдуло. Настася бросила чашу ему вдогонку. Чаша попала в голову одному из гребцов. Он этого не заметил. Гребцы за завтраком пили много вина.

– Он тебя ревнует, – сказал патрикий.

– Пускай ревнует. Он мне – никто. Иоанн! Патрикий! Твои слова…

Она замолчала. Видимо, потеряла мысль.

– Что в них плохо? – спросил патрикий.

– Они ужасны!

– Прости меня. Я – не Цицерон. Впрочем, ты не знаешь, кто это. Лучше было бы мне умереть на месте, чем нанести тебе хоть какую-нибудь обиду.

– Да нет же, нет!

Смутившись, она опять потупила взор свой. Любуясь ею, Иоанн понял, что хоть его первый шаг оказался вполне удачным, следующий легко может стать последним. Он засопел, чтобы обозначить досаду.

– Напрасно я не сдержался! Мои слова – это оскорбление Бога.

– Твоего Бога? Но почему? Они так красивы!

– В этом-то всё и дело. Я никогда не находил для него более красивых и честных слов. Да, клянусь, ни разу, даже когда просил сохранить мне жизнь!

Как он и предполагал, по её челу пробежало лёгкое облачко.

– И о чём же ты хочешь просить меня? – прозвучал вопрос.

– Ни о чём. К сожалению, ты – не Бог. А я – не язычник, чтоб обращаться к ветру.

– Значит, я – ветер?

– Да. Ты умеешь открывать звёзды и гасить их.

Соскочив с борта, она перегнулась через него и стала глядеть в морскую пучину. Потом спросила:

– А как ты понял, что я сама сочиняю песни?

– Да очень просто. Все они – про тебя.

– Тебе ли судить об этом? Ты меня знаешь только два дня!

– Нет. Это ты меня знаешь только два дня. А я тебя знаю уже два года.

Выпрямившись, она взглянула на него дико.

– Как это может быть? Ведь я тебя прежде нигде не видела!

– И я тебя тоже нигде не видел. Прежде. Я видел тебя потом.

– О, боги! – не удержалась она от громкого возгласа, – Иоанн! Ну что ты за человек? Ты меня измучил! Я скоро сойду с ума от твоих загадок! Как ты мог видеть меня потом? Потом ещё не настало!

– Тише, Настася, тише! На нас ведь смотрят!

Действительно – не только гребцы, но и все вчерашние сотрапезники Калокира, собравшиеся в эту минуту на корме завтракать, обернулись на крик Настаси.

– Давай присоединимся к ним, – сказал Иоанн.

– Нет, – решительно замотала головой девушка, – расскажи мне всё! Я желаю знать.

– Я всё тебе расскажу. Только не сейчас.

– А когда? Когда ты раскроешь мне свою тайну?

– Ночью.

– Ну, хорошо. Я тебе поверю.

Гребцы чередовались у вёсел, так что корабли двигались с быстротою неторопливо идущего человека. Солнце палило сильно.

– Когда мы увидим берег? – спросил Георгий Арианит, наливая себе вина. Всеслав был довольно мрачен и молчалив.

– Если повезёт, то через два дня, – проговорил он, – а если, к примеру, случится буря, то вряд ли мы его вообще увидим.

– А что, есть признаки приближения бури?

Всеслав ответа не дал. Он быстро ел мясо и пил вино.

– Ветер будет, – посулил Хват, – может быть, не сильный, но будет.

– Настася что-то не в духе, – заметил Спирк, поглядев на девушку, – что с тобой, моя драгоценная? Чем тебя обидел патрикий?

– Со мною всё хорошо, – раздражённо дёрнула головой Настася, будто желая прогнать со лба комара, – отстань от меня!

Разговор не клеился. Все устали от зноя. Опорожнив второй ковш, Калокир поднялся. Ему ужасно хотелось спать. Он спустился по четырём дощатым ступенькам в трюм, заставленный ящиками и бочками, отыскал среди них свободное место, и, растянувшись прямо на просмолённом полу, мгновенно уснул.

А через пятнадцать часов он вновь сидел на корме и курил гашиш. Было за полночь. Все, кроме двух десятков гребцов, старательно делавших своё дело, на судне спали. Одна из пяти ладей двигалась за главной, отстав на четверть версты. Прочие за нею были едва различимы. Луна, слегка красноватая, плыла по небу, иногда скрываясь за тучи. Дул ветерок. Иоанн предавался грёзам. Ему мерещились то вновь кладбища, то вновь церкви, то святой преподобный Феодор Стратилат, то лица людей, которых он никогда не видел. Вдруг появилось вроде бы знакомое лицо. Ну да, это было лицо Настаси.

– Чем это ты занимаешься? – полюбопытствовала она, присев рядом с ним на палубу. Он сказал, заставив себя очнуться:

– Вдыхаю дым.

– Это гашиш?

– Да.

– Зачем он тебе?

– Когда он во мне, ты – на мне.

Она рассмеялась.

– Ты меня правда любишь?

– Давно уже.

– Ты сказал, что знаешь меня два года.

– Прибавь к этим двум годам ещё пять, и будет семь лет.

– Какие ещё пять? – вконец растерялась девушка. Калокир глядел несколько мгновений в её глаза, а потом ответил:

– Те, что будут после этих двух лет.

– Иоанн! – трепетно вздохнула Настася, – клянусь тебе, ты меня убьёшь!

– Не я, – прошептал патрикий, глядя на горизонт, очерченный лунным светом.

– А кто же?

– Он. В полумаске.

Она вскочила.

– Ты прекратишь, дурак? Или нет?

– Я сделаю всё, что тебе угодно, – спокойно сказал патрикий, – а то, чего ты боишься, случится только через пять лет. Но мне всё же кажется, ты сама к этому идёшь.

– К чему – к этому?

Он решительно заявил, что не собирается ничего рассказывать до тех пор, пока она вновь не сядет и не умолкнет. Она опасливо села, повернув голову, дабы ни на одну секунду не упускать из виду лицо льстивого прохвоста. Её глаза сияли из сумрака, как глаза оттасканной за хвост кошки, к которой вновь тянут руку. Патрикий сделал затяжку. Звёзды над морем скользнули вниз, чтобы настоящая кошка по имени Бесконечность успела скрыться. Но бесконечным был её хвост. Крепко намотав его на руку, Иоанн приступил к рассказу:

– Я видел летнюю ночь со множеством звёзд и очень большую реку. Река эта была шире, чем Днепр, Нил и даже Итиль. Скорее всего, это был прекрасный синий Дунай. На его крутом берегу стоял мрачный город, имевший сильные укрепления и знамёна на своих башнях. Вокруг него простёрлись долины, которые накануне ещё цвели. Теперь они были покрыты трупами. Далеко – от южного горизонта до берега и от западного до города. Лошадиных трупов было не меньше, чем человеческих. Над землёй вздымался тяжёлый запах. Минувшим днём здесь было сражение. В нём сошлось примерно полмиллиона воинов. Продолжалось оно весь день и даже часть ночи – до той минуты, пока у тех, кто ещё стоял на ногах, в глазах совершенно не почернело. Только тогда они разошлись, истекая кровью, оставив на поле битвы павших товарищей. Ни единой живой души в ночи я не видел, хоть свет луны давал большой простор взгляду. Вдруг появилась женщина. Она шла по полю, порой склоняясь к отдельным трупам, чтоб рассмотреть их страшные лица. Из глаз её текли слёзы. То была ты, слегка повзрослевшая. Лет на пять. Но это ещё не всё. Навстречу тебе шёл воин, примерно равный по росту мне. Он был в иссечённых, залитых кровью доспехах и полумаске. Поэтому я не смог разглядеть лицо его выше губ. Но ты, очевидно, его узнала, ибо потоки слёз на твоих щеках вдруг остановились. Он тоже тебя узнал, потому что простёр к тебе обагрённые кровью руки в стальных перчатках. Ты повернулась и пошла прочь, жестом поманив его за собою. И он за тобой последовал. Иногда он замедлял шаги, утрачивая решимость. И тогда ты, оборачиваясь, досадливо повторяла призывный жест свой. Воин опять нагонял тебя. Так, переступая через трупы, вы ушли вдаль. Этот сон я видел два года тому назад, и с тех пор душа моя мечется в слепых поисках.

Тут Иоанн умолк, исчерпав запас вдохновения. И стал слышен лишь плеск воды за бортом. Луна отражалась в море всё ярче и всё печальнее.

– А какие были у него губы? – осведомилась Настася, задумчиво помолчав.

– Не помню, – проговорил Калокир, закашлявшись, – я смотрел не на его губы, а на твои.

– Как всё это странно! А почему на нём была маска?

– Она спасала его лицо от клинков и стрел. Он в ней встретил смерть.

– Так он что, был мёртв? – ужаснулась девушка.

– Да.

– А я?

– Ты тоже была мертва.

Это обстоятельство почему-то не огорчило Настасю.

– А ты? – спросила она.

– Я не был ни жив, ни мёртв. Я был Смертью.

– Смертью всех тех, кто лежал на том страшном поле?

– Да.

– Откуда ты это взял?

– Видишь ли, во сне мы знаем гораздо больше, чем наяву. К несчастью, мы редко запоминаем сны. Однако, тот сон я очень хорошо помню.

Настася крепко задумалась.

– У меня осталось только пять лет, – сказала она, – но, может быть, мы встретимся с ним и раньше! Может быть, завтра! А я ещё ничего не умею. Иоанн, друг мой! Ты должен меня научить всему. Немедленно. Всему. Слышишь?

– Слышу, но совершенно не понимаю, – проговорил Калокир, крайне озадаченный такой постановкой вопроса.

– О, боги! Научить этому!

И она его обняла, не очень-то неумело припав губами к его губам. Патрикий от неожиданности закашлялся, уронил чубук. Мотнув головой, он кое-как вырвался.

– Ладно, ладно! Только не здесь.

Они заползли в палатку.