Читать книгу Наездник Ветра - Григорий Александрович Шепелев - Страница 4

Был уже полдень. Рыболовецкие лодки шли к гаваням косяками. Во всех городских церквах звонили к обедне. Проехав под гулким сводом ворот, ярл и Калокир погнали коней по залитым солнцем улицам к центру города. Вскоре им пришлось перейти с галопа на рысь, а затем – на шаг. По мере их удаления от окраин на мостовых из ровного, как стекло, булыжника становилось всё многолюднее.

– А куда они все спешат? – спросил Калокир, удивлённо глядя на толпы секретарей, нотариев, табуляриев и писцов, сворачивавших с широкой улицы вправо, где вдалеке виднелась высокая внутригородская стена. Более значительные чины ехали на осликах, а за ними бежали слуги.

– Они спешат во дворец, – объяснил Рагнар, – на большой приём, который ты отменил.

Ах, дьявол! – пробормотал Иоанн, – мне их очень жаль. Они так хотят меня видеть, эти несчастные люди! Может, представиться им сейчас?

– Тогда ты расчувствуешься ещё сильнее, ибо я буду вынужден половину их перебить. Иначе они от счастья тебя задушат.

Прохожие неохотно давали дорогу всадникам на ослах, но с подобострастием расступались перед Рагнаром и Калокиром. Лишь избранным дозволялось ездить по Константинополю на конях. К тому же, многие узнавали Рагнара. Женщины, мимолётно встречаясь глазами с ним, улыбались.

«Как он красив!» – думал Иоанн, переводя взгляд с них на этериарха, – «у него лик, как у Сатаны! И он – славный малый!»

Ярл вдруг сказал:

– Когда мы с Игнатием направлялись к пристани, торгаши, встретившие нас у ворот, сказали, что ты собираешь хлам на прилавках. Я полагаю, ты делал это не потому, что тебе понравился этот хлам?

– Ты очень умён, – признал Калокир, – а раз так, скажи мне – что было бы, если бы в мой спор с Игнатием Нарфиком не вмешался магистр? Меня повезли бы во дворец силой?

– Конечно, нет. Они бы утёрлись. Ведь ты – особа священная! Я нисколько не удивлюсь, если завтра в храме святой Софии будут стоять иконы с ликом Христа, похожим на твой.

Глаза Калокира стали такими, что ни один приличный иконописец не взялся бы рисовать с этого натурщика никого, кроме Иоанна Крестителя после выходки Соломеи.

– Ещё бы, – процедил он, почти не разжав зубов, – ведь Христос – не только Спаситель, но и судья!

– Ты это о чём? – слегка удивился этериарх. Калокир опомнился. Что он делает? Перед ним ведь уже не льстивый и обходительный Лев Мелентий, зависимый от него, а военачальник, и даже больше того – привелигированный скндинавский наёмник! Самому дьяволу неизвестно, что у него на уме, кто за ним стоит! Но даже дураку ясно, что ни одна интрига в стенах дворца не может плестись без его участия. Это было бы несомненно даже помимо слухов о том, что он – близкий друг царицы. А слухи эти могли ли быть пустой болтовнёй? Разве что в том случае, если бы знаменитые на весь мир глаза Феофано были незрячими.

Осознав всё это, Иоанн выругался – негромко, но с таким чувством, что конь скосил на него свой умный, блестящий глаз. По счастью, в эту секунду Рагнар направил вдруг своего коня на большой воз с дынями, перегородивший всю улицу, и обрушил на перепуганного возницу удары плети, крича ему:

– Хочешь на галеры, проклятый турок? Поворачивай своих кляч! С закрытыми глазами ты, что ли, ездишь? Ну, так сейчас ты будешь вовсе без глаз, баран!

Несчастному, наконец, удалось развернуть свой воз, уронив при этом несколько дынь, и всадники вновь обрели возможность продолжить путь.

– Извини, патрикий, – сказал Рагнар, – ручаюсь, Игнатий Нарфик узрел бы в этом коварный заговор!

Иоанну осталось только гадать, что имел в виду молодой варяг – неловкость возницы или же нечто иное.

Дом, к которому скандиннавский воин сопровождал своего попутчика, находился неподалёку от форума Константина. Это был особняк из белого мрамора, скрытый от посторонних глаз высокой стеной. У ворот стояли два воина с алебардами и щитами. Один из них, когда Калокир с Рагнаром подъехали, трижды стукнул большим железным кольцом, которое было свободно прикреплено к воротам. С другой стороны ворот лязгнули увесистые засовы, после чего створки распахнулись, и трое слуг с поклонами вышли навстречу всадникам.

– Не желаешь выпить со мной вина? – спросил Иоанн у этериарха.

– Можно, – ответил тот. Они пересекли двор и спешились возле самых дверей. Коней тотчас подхватили другие слуги.

Дом показался Иоанну почти приличным. По крайней мере, он был довольно просторным, но слишком скромно обставленным – как и всё, что было обставлено по приказу тогдашнего императора. Временному хозяину приглянулась только одна из комнат нижнего этажа. Комната имела восточный облик – пышный ковёр, множество расшитых подушек, мягкое ложе и низкий столик с резными ножками, за которым нужно было сидеть на полу, со скрещенными ногами, как это делают сарацины или китайцы.

– Вот здесь мы и пообедаем, – объявил Калокир и тотчас уселся. Рагнар, сняв меч, сел к столику так же ловко, как Иоанн. Им незамедлительно принесли вина, ключевой воды в глиняных кувшинах, жареных крабов, сыра, тёплого хлеба и овощей. Калокир хотел отпустить слугу, однако этериарх вдруг сказал последнему:

– Погоди! Пусть пошлют кого-нибудь в суконную лавку около Южных ворот – сказать дочери хозяина, что я завтра в полдень приду. Не нынче, а завтра!

Слуга с поклоном ушёл. Рагнар, взяв кувшин, начал наливать вино в золотые чаши.

– Ты будешь разбавлять? – спросил он у своего сотрапезника.

– Нет, – сказал Иоанн, взглянув за оконце, – я ведь не эллин, гибнущий во мраке язычества, а примерный христианин.

– Тогда я лью до краёв.

Пригубив вино, Калокир сразу вспомнил Францию, где ему довелось побывать года два назад.

– Франкское вино, – подтвердил его мысль Рагнар, ставя пустую чашу. Иоанн сделал лишь два глотка. Ему очень нужно было остаться трезвым.

– Попробуй крабов, – предложил он, видя, что молодой варяг лишь грызёт редиску.

– Нет, не хочу, – отказался викинг, – я ненавижу всё, что из моря. В детстве мне приходилось целыми месяцами питаться одним лишь этим.

– Ты из какой страны?

– Из Лапландии.

– А, – кивнул Калокир, – я там не бывал ни разу, но много слышал о неприступной, чарующей красоте северных морей, о мрачных утёсах и о фиордах, мерцающих под полярным сиянием!

– Вздор всё это, – зевая, произнёс воин, – там море серое, а здесь – синее. Там холодные камни, а здесь песок. Там женщины постоянно ходят в мехах, а здесь – почти голые. Без своих земляков я тоже не очень сильно скучаю, их тут навалом.

– Однако, ты оказался среди них лучшим, – выпустил Калокир первую стрелу.

– Мне попросту повезло. Судьба – проститутка. А проститутки …

– Ласкают тебя задаром! Не правда ли?

– Я другое хотел сказать.

– Но ведь это правда?

– Нет, это ложь. Я предпочитаю за всё платить. Вели принести нам мяса!

Калокир свистнул. Слуги, как оказалось, стояли прямо за дверью.

– Разве вам неизвестно, что я люблю баранину с чесноком? – спросил Иоанн, – надеюсь, что мясо уже снимается с вертела? Кстати, пускай какая-нибудь шустрая девчонка сбегает во дворец и скажет, что мы тут сидим с Рагнаром и ждём, когда кто-нибудь там вспомнит, что я люблю кое-что ещё!

Ярл даже не повёл бровью.

– Рагнар, друг мой! Надеюсь, ты не сочтёшь кощунством остаться здесь, когда моя просьба будет исполнена? – выпустил Калокир вторую стрелу, едва слуги вышли.

– Нет, больше девушек я люблю только смерть, – качнул головой начальник дворцовой стражи.

– Это ещё что значит?

– Давай-ка выпьем, потом я тебе отвечу.

– Давай, – сказал Калокир и осушил чашу. Рагнар наполнил её опять, а затем – свою.

– Мы, викинги, верим в Одина, – сказал он, когда обе чаши опять сделались пустыми, – ты ничего не слышал о нём?

– Слышал. Бог-воитель.

– Да. Воины, павшие на полях сражений, пируют с ним за одним столом в небесном дворце. У бога есть дочери, и их больше, чем звёзд на небе. Это валькирии. Каждый воин берёт одну из них в жёны. Или в любовницы, если его характер или её темперамент требует перемен. Валькирии своенравны, но не обидчивы. И, конечно, любят они только храбрецов. Тем, кто умирает от старости, вообще нет места во дворце бога.

– Стой, погоди! – прервал Иоанн, – это слишком просто! Но я всё равно запутался. Получается, что ты любишь смерть ради женщин, которых любишь чуть меньше? Ты сам мне это сказал! Так как же прикажешь тебя понять? Здесь что-то не сходится.

– Всё здесь сходится, – возразил Рагнар, – я ведь не сказал, что люблю именно свою смерть.

– Ты думаешь, смерть бывает либо своей, либо ещё чьей-то? Ты разделяешь эти две смерти?

Этот вопрос был чересчур сложным для ярла. Поэтому он его не услышал. Он продолжал, взяв ещё редиску и кусок хлеба:

– От смерти не убежишь, она всё равно догонит. Она сияет над всеми, как небеса. Биться с нею так же бессмысленно, как с бушующим океаном. Зачем же тратить на это силы? Разве и небо, и океан не прекрасны? А смерть не только прекрасна, она ещё и умна, и трогательна, и чувственна, и умеет быть благодарной. Смерть надо любить, как женщину. А что главное в отношениях с женщиной? Да конечно же, твёрдость и своевременность. Это осчастливливает обоих. Также важна прелюдия. Почему македонский царь Александр остался непобедимым и до сих пор никто не может сравниться с ним? Потому, что он совсем не боялся смерти и прославлял её, как никто, идя к своему могуществу по дорогам, выложенным телами! За его твёрдость и утончённость в любовных играх смерть отдалась ему своевременно, и от их соития родилась бессмертная слава!

– Ты не сочиняешь стихов? – спросил Калокир, невольно проникнувшись этой странной лирикой.

– Я был скальдом, – признался молодой викинг, – но к двадцати годам голос мой огрубел, и мне пришлось вместо лютни взять в руки меч, чтоб не умереть с голоду. Полсвета я прошёл и проплыл, охраняя разных купцов. И вот – оказался в Константинополе.

– Как давно ты здесь?

– Шестой год.

– Мне трудно поверить в то, что ты смог пять лет оставаться на одном месте, служа одному господину, – выпустил Калокир новую стрелу, и тут же, не удержавшись, пустил ещё одну вслед за нею, – или, быть может, следовало сказать – одной госпоже?

Рагнар улыбнулся.

– Да, у меня были к тому причины, – ответил он, – давай ещё пить.

– Давай.

На этот раз чаши наполнял Иоанн. Пока Рагнар пил, а его любознательный собеседник лишь делал вид, что пьёт, вошли двое слуг и загромоздили стол двумя блюдами. На обоих лежали куски жареной баранины с чесноком. Рагнар, утирая рот рукавом, поглядел на слуг как-то странно.

– Подите вон, – молвил он, тяжело вздохнув, – вон! Не вздумайте ещё раз появиться здесь, не то я срублю вам головы! Впрочем, нет. Несите ещё вина!

– Дружок мой, Рагнар, – начал Калокир, провожая взглядом слишком уж церемонно попятившихся лакеев. Те потрудились исчезнуть за один миг, и он завершил свою мысль, – я вижу, что ты несчастен!

– Да, – подтвердил Рагнар, – так и есть. Вряд ли для того, чтоб это заметить, нужна особая проницательность!

– Это видно с первого взгляда. Также могу я тебе сказать, что ты хочешь смерти, а никаких причин для этого, кроме вздора про Александра Македонского, я не вижу. И я заметил это ещё на пристани. Вот поэтому пригласил тебя пообедать и побеседовать.

– Иоанн, да как это ты не видишь причин! – возмутился викинг, – возможно ли в этом городе быть счастливым хоть на минуту?

– Разве ты пленник здесь?

Рагнар, не ответив, опустил голову.

– Вероятно, – предположил Калокир, – тебе много платят?

– Да, – был ответ, – мне очень хорошо платят.

– Так что же тебе не нравится?

Не ответив, Рагнар налил в свою чашу много вина и стал его пить большими глотками. Калокир за ним внимательно наблюдал почти трезвым взглядом.

– Ты не ходил с василевсом на сарацин? – поинтересовался он, когда викинг, поставив чашу на стол, потянулся к мясу.

– Нет, не ходил. Моё место – здесь.

– Странные слова для варяга! Здесь нет сражений.

– Ты надо мной решил пошутить? Какой из меня варяг? Я уже давно не варяг, а чёрт знает что! На моих руках – словно цепи, в глазах – туман. Мне давно не хочется ничего – ни любви, ни жалости, ни веселья! Если я и хожу порою по кабакам, то лишь затем, чтобы…

Рагнар недоговорил. Калокир глядел на него с печалью и грыз редиску.

– Видимо, кое-кто действительно недалёк умом, раз держит такого усталого человека на такой должности, – бросил он довольно небрежным тоном.

– Да, – признался Рагнар, – я очень устал.

– Поэтому ты несчастен?

– Конечно, нет! И ты бы меня ни о чём не спрашивал, если б думал, что это так. Причина совсем другая.

– Какая же? – спросил Иоанн, принявшись за мясо. Оно оказалось довольно нежным и сочным, в меру прожаренным. Долго длилось молчание. А потом Рагнар дал такой ответ:

– Счастлив тот, кто не любит!

– Даже в том случае, если его самого не любит Никто? – спросил Иоанн.

– Это про меня! Но и не совсем про меня, как ты понимаешь. Я не могу не любить.

– Стало быть, ты любишь, но без взаимности? Я не верю! Это безумие. Это попросту невозможно!

– Только безумие и возможно. Вся моя жизнь наполнена им! Ничего нет больше.

– Вот оно что! Тогда я спрошу, не слишком ли ты ревнив?

– Кажется, не слишком. Ничего лишнего вот уже шестой год в моей жизни нет.

Услышав эти слова, Иоанн задумался. «Чёрт возьми!» – шепнул ему в ухо как будто кто-то чужой, – «да тут целый заговор! Логофет ничего об этом не знает, а у меня в запасе – лишь два-три дня!»

– Наливай, Рагнар, – произнёс он вслух, – а когда мы выпьем, я кое-что тебе сообщу.

Рагнар взял второй кувшин и исполнил просьбу. Себе пришлось ему налить много, а Иоанну – чуть-чуть, ибо его чаша была наполнена на три четверти. Звонко чокнулись. Часть вина при этом выплеснулась на стол. Рагнар допил первым. Калокир снова оставил в чаше большую часть её содержимого. Хорошенько вытерев рот платком, он понаблюдал за Рагнаром, который стал есть баранину, и сказал:

– Рагнар! Если ты всерьёз мне тут излагал свою философию, то в ближайшие года три твоё отношение ко всему, что делается в Империи и, боюсь, во всём остальном христианском мире, круто изменится …

И вот тут ему всё испортили проститутки. Они пришли. Они были злы и кричали слугам, которые попытались сперва о них доложить, что ждать не намерены, время – деньги! И ворвались с чудовищным шумом. И никуда нельзя от них было деться. К счастью, их было всего лишь две. Одна из них сразу же послала Рагнара ко всем чертям, решительно заявив, что даже за мешок золота ей не нужен холуй дочери трактирщика из Пелопоннеса, и взяла за руку Иоанна. Это была невысокая, худенькая француженка лет двадцати четырёх – с благородным носом, надменным взглядом и белокурыми волосами. На ней был плащ с капюшоном. Оставив этериарха в объятиях второй девушки – ослепительной агарянки ростом почти с него, Иоанн перешёл с белокурой стервой в другую комнату, дверь которой сразу же запер.

– Можно мне выпить? – тотчас осведомилась француженка, углядев на столике возле ложа кувшин с вином и два кубка. Иоанн молча кивнул. Он сидел на ложе, следя за девушкой с любопытством. Нос у неё был пожалуй что длинноват, но всё остальное выглядело вполне безупречным.

– Как тебя звать? – спросил Иоанн, когда она осушила кубок.

– Мари. А тебя?

Иоанн ответил. Поставив кубок, француженка села в кресло. Полы её плаща слегка задрались. Поглядев на то, что они скрывали, владелец дома решил ни о чём серьёзном больше не спрашивать.

– Неплохие у тебя ножки!

– Да, ничего, – согласилась девушка, не особо польстившись на комплимент. И мигом дала возможность полюбоваться также своими зубками, широко и шумно зевнув. Похоже было на то, что она сегодня встала не с той ноги.

– Как ты очутилась в Константинополе? – вновь посмел обратиться к ней Иоанн.

– Я, вообще, из Франции…

– Это слышно.

Да, говорила она с акцентом. Голос был слегка хриплый, резкий, похожий на стрекотание белочки. Помолчав, она продолжала:

– Когда моя мать умерла, её третий муж отдал меня за долги одному купцу. Тот в Марселе перепродал меня генуэзцам. Мне пришлось плыть с ними в Константинополь. Тут я от них сбежала и без труда затерялась. Город – огромный, и в нём кишит такое число людей со всех концов Света, что бесполезно было меня искать! Никто и не стал этим заниматься.

– Давно ты здесь?

Она призадумалась.

– Год. Нет, два! А может, все три. Короче, давно.

– Тебе, стало быть, понравился этот город?

– Я говорю – легко затеряться! И заработать.

– Сколько же заплатил тебе логофет?

Красивые брови вскинулись.

– Логофет? Вот странное имя! Нет, оно мне незнакомо.

– Это не имя. Кто тебя нанял, чтоб ты меня развлекала?

– Я обещала не выдавать его, – равнодушно ответила проститутка, как бы нечаянно ещё выше оголив ноги.

– Если ответишь, дам тебе золотой.

– Никифор Эротик, – сразу же прозвучал ответ. Иоанн слегка приподнялся.

– А как он выглядит?

– Как, ты его не знаешь? Странно! Он мне сказал, что ты – его друг.

– Как он выглядит? Такой уже немолодой, да?

– Нет, наоборот, совсем ещё юноша. Можно я ещё выпью?

– Нет, погоди! А ты его раньше где-нибудь видела?

– Да, конечно. Множество раз. Этот человек служит во дворце. Его знают все.

– Во дворце? И как, ты сказала, его зовут?

– Его зовут Никифор Эротик!

Ответив так, Мари поднялась, подошла к столу, и, схватив кувшин, стала пить большими глотками. Приняв сидячее положение, Иоанн задрал на ней плащ до рёбер. Под ним никакой одежды не оказалось.

– У тебя очень гладкая кожа, – вымолвил Иоанн, проводя рукой по её бедру. Мари, тяжело дыша, утирала рот.

– Что? Гладкая кожа? Очень возможно. Я – всё же знатная дама, а не крестьянка!

– Поставь кувшин.

Она это сделала. Распахнув на ней плащ, Иоанн дал волю рукам. Француженка застонала, дрожа ресничками. Но вдруг вырвалась. Нежность мигом исчезла из её глаз – как пыль с подоконника, по которому прошлись тряпкой.

– Прекрасный юноша! Ты мне кое-что обещал.

– Сперва сними плащ.

Но Мари опять залезла с ногами в кресло. Взор её пылал гневом.

– Я презираю людей, бросающихся словами! Ты, как я вижу, один из них!

– А не призираешь ли ты людей, продающих друга за золотую монету?

– Он мне не друг! Так, приятель!

– И тем не менее.

– Никаких оговорок здесь быть не может! Никаких тем не менее! Меня продали не дороже! Кто ты, вообще, такой, чтоб судить меня? Знаю я вас, таких судей! Когда-нибудь я вас всех убью! Я – знатная дама, а не добродетельная подстилка! Я – из Гаскони!

– Ангел мой, выпей ещё вина.

Но Мари в ответ ощерилась так, что юноша вздрогнул. Не сводя глаз с француженки, он нащупал в кармане своих штанов арабский динар и молча швырнул его знатной даме. Монета была поймана на лету.

– Не путай меня с гречанками, – посоветовала Мари, пряча золотой, – я – дочь рыцаря!

Иоанн любовался ею.

– Знаешь ли ты ещё кого-нибудь из дворца? – спросил он.

– Да, знаю. Рагнара, который в соседней комнате.

– А ещё?

– Больше никого. Когда эти свиньи приходят к нам, они, как ты сам понимаешь, не представляются. Кто из них из дворца, кто ещё откуда, почём я знаю?

– Мари, ты – прелесть!

– Да, ничего, – холодно кивнула Мари, – остались ли у тебя ещё какие-нибудь вопросы ко мне?

– Разве что один. Хотела бы ты встречаться со мной почаще?

Она презрительно усмехнулась левой стороной рта.

– Ну, давай ещё про свадьбу заговори!

– Ого! А если заговорю?

– Будешь послан в задницу! Если я тебе очень нравлюсь – назови цену, и я подумаю, что смогу тебе предложить.

– Ты не хочешь замуж?

– Нет, не хочу, – холодно качнулась гордая, белокурая голова, – и думать об этом нет у меня желания. Выйдешь замуж – начнутся дети. А я ещё не убила кое-кого.

Глаза её потемнели. Встав, она снова взяла кувшин.

– Налей мне, – потребовал Иоанн. Приняв из её рук кубок, он осушил его и вновь лёг. Мари ещё долго бродила взад и вперёд по комнате, бормоча какие-то глупости. Иоанн за ней наблюдал. Потом он закрыл глаза. Он уж засыпал, когда ощутил прижавшееся к нему упругое тело девушки. Её плащ валялся посреди комнаты.