Читать книгу Наследство Карны - Хербьёрг Вассму - Страница 14

Утром Бергльот понесла фрёкен Анне горячую воду для умывания. В зале она оторопела. Поставила трясущимися руками кувшин с водой и сделала реверанс:

– Простите, господин доктор! Я не знала…

Вениамин мгновенно проснулся. Его пронзило раскаяние. К тому же он лежал голый, даже без перины.

Служанка была уже у двери.

– Подожди! Подожди, Бергльот. Я, кажется, попал сюда по ошибке и оставил фрёкен Анну без ночлега.

Он вскочил и начал искать свою одежду.

Бергльот забилась в угол, не смея уйти, и со страхом смотрела на голого Вениамина.

– Где же она спала? Ты должна… Бергльот, это должно остаться между нами, слышишь?

Она серьезно кивнула и хотела что-то сказать, но не смогла.

– Ты ее видела?

Бергльот покачала головой.

– Может, фрёкен Анна… наверное… она в комнате господина доктора?

Вениамин наконец надел брюки, схватил рубашку. Пробегая мимо Бергльот, он вспомнил, что они теперь союзники, и погладил ее по щеке.

– Это наша с тобой тайна! Слышишь? Ты не пожалеешь! Никому ни слова!

Бергльот было семнадцать. Эта светловолосая добрая девушка из хорошей семьи уже второй год жила в Рейнснесе, обучаясь домоводству и хорошим манерам. Она в жизни еще не видела голого мужчину.

– Ни слова!

Бергльот выскочила за дверь.

Вениамин нажал на ручку и обнаружил, что дверь заперта. Значит, Анна спала в его комнате. Позвать ее он не решился.

Порог был стерт, и в середине под дверью образовалась небольшая щель. Вениамин вернулся в залу, нашел перо и чернила и написал: «Милая Анна! Берег свободен! Прости меня, прости меня! Твой Вениамин».

Он прислушался, тихонько вышел из залы, просунул записку в щель и подождал. Они стояли каждый со своей стороны двери и знали о присутствии другого. Он слышал ее дыхание.

Потом она повернула ключ и появилась перед ним. В очаровательном голубом халате. Платье ее лежало в комнате на стуле.

В эту минуту в коридор вышла Ханна.

Женщины обменялись взглядом.

Вениамин попытался вспомнить, что говорят в таких случаях. Но мучительная головная боль мешала разумному поведению.

Ханна глубоко вздохнула.

– Доброе утро! – сказала она. – Надеюсь, вы хорошо спали?

– Это не то, что ты думаешь, – заикаясь, проговорила Анна.

– Меня это не касается, – сказала Ханна и подошла к перилам лестницы.

– Это я виноват… – начал Вениамин.

Ханна угрюмо засмеялась:

– Не сомневаюсь. Я помню, что ты не любишь спать один!

Он бросился к ней. И только потом понял, что непременно ударил бы ее, если б успел. Но Ханна вихрем слетела по лестнице.

Анна прошла мимо, не удостоив его взглядом. Лишь когда за ней закрылась дверь залы, Вениамин оценил размеры катастрофы.

Он вошел в залу не постучавшись.

Анна стояла у окна спиной к двери и делала вид, что не слышала, как он вошел.

– Анна!

– Я знаю, это твоя комната, но, будь добр, уйди и позволь мне привести себя в порядок.

Голос у нее был ледяной. Он поразил Вениамина. Кажется, в нем звучала горечь.

– Прости меня, идиота!

– Я простила тебя четыре года назад. Но я не могу простить, что ты и меня выставляешь идиоткой. В глазах своей семьи, своих слуг. Я слишком хороша для этого.

Она обернулась к нему. Глаза лучились яркой синевой, как ледник. Он узнал прежнюю Анну. Да, это была Анна. Гневная. Умная. Холодная. Прекрасная. Женщина, которая умела пользоваться своей силой. Умела усмирять. Ставить на место.

Он пригладил волосы.

– Анна, – сказал он, – у меня не было злого умысла. Мой поступок отвратителен. Если хочешь, я дам в «Тромсё Стифтстиденде» объявление на две колонки, в котором принесу тебе свои извинения. Только, ради бога, прости меня!

– Это уже многим известно?

– Никому! – солгал он.

– Ханна считает, будто ей известно.

– Я объясню…

– Это бесполезно, вспомни ее последние слова.

– Если хочешь, я сам все объясню домашним.

– Что именно ты хочешь им объяснить?

Она лихорадочно перекладывала предметы женского туалета со стула на стул.

– Знаешь, как я злюсь! – Она старалась говорить спокойно.

– У тебя есть для этого все основания. Эти гости… Они вывели меня из себя. Я ведь почти не спал в предыдущую ночь… А вечером выпил лишнего и плохо соображал. Глупо получилось.

– Еще как глупо, Вениамин!

– Что же мне теперь делать?

– Сначала уйди отсюда, чтобы я могла умыться. Потом последи, чтобы не выпить лишнего за завтраком. И мы совершим с тобой долгую прогулку по берегу. Только вдвоем. Но ты должен быть трезвым!

* * *

Ночью прошел дождь. Когда он шел к уборной, пахло мокрой травой и березами.

Он запер дверь на крючок и перевел дух. Наконец он остался наедине с собой и своим нестерпимым желанием. Желанием ощутить ее кожу.

Почти теряя сознание, он закрыл глаза.

Все было сделано быстро. Потом он оттолкнул Ханну и оставил рядом с собой Анну. Она легко прикасалась к нему.

Ханна завтракала на кухне. Это была демонстрация.

Вениамин решил поговорить с ней в тот же день. Или на следующий. Во всяком случае, скоро. Когда подвернется возможность.

Анна почти не разговаривала. Скрежет ножа и вилки о тарелку раздражал Вениамина. Кофейная чашка, поставленная на блюдце, вызвала грохот обвала.

Хлеб был какого-то странного цвета, и Вениамин не прикоснулся к нему. Масло выглядело неаппетитно, как и варенье. Неужели у него хватало сил всего полчаса назад испытывать страстное желание?

Он был опустошен. Голова словно отсутствовала. Ему хотелось только лечь и не двигаться.

Из кухни донесся голосок Карны, и Вениамин сообразил, что забыл о ее существовании. Не было ли у нее ночью еще одного припадка? Такого же тяжелого? Хотя обычно припадки случались не так часто.

Будто стараясь успокоить свою совесть, он стал думать о том, что повезет ее в Христианию или в Копенгаген. Покажет врачам. Может, ей поможет бром?

– Тебе что-нибудь передать? – Анна кивнула на стол.

– Анна, мне так стыдно!

Он вдруг обнаружил в ее глазах смех. Ох уж эти женщины! Никогда не знаешь, чего от них ждать.

Разве только что она не объяснила ему, как отвратителен его поступок? А теперь смеется? Смеется, хотя ему так плохо, хотя он признался, что ему стыдно? Конечно, он смешон. Неужели единственное, что им нужно, – это поставить мужчину на колени? Ну что ж, она поставила его на колени.

Вениамин быстро осмотрелся – дверь в буфетную была приоткрыта. Он наклонился над столом и прошептал:

– Я так хотел тебя. Ни о чем другом я весь вечер не думал. Я устал, злился и все равно хотел тебя.

Анна чуть не улыбнулась, но вовремя прикусила губу. Губа покраснела и стала полнее. Анна все знала! Знала!

Вырез на ее платье был неглубокий. Легкая ткань то поднималась, то опускалась. Ямка на шее. Узкий кружевной воротничок. Анна теребила его двумя пальцами.

Наверное, ей нравится, что он не спускает с нее глаз? Она наслаждается, видя его таким несчастным и бледным с похмелья. Видит, что у него кусок не лезет в горло, но он все-таки пожирает ее глазами.

– Анна… я потерял рассудок… ты так близко, но… Я похищаю тебя! Мы пойдем на пастбище за скалы. Или лучше в горы. Там мох мягкий как бархат. Вот увидишь…

– Доктор Грёнэльв! – Ее предупреждение прошелестело, словно дуновение ветра. Глаза сияли, она раскраснелась и снова прикусила губу.

Они шли по пастбищу к озеру, все стало уже обычным.

– Ты скучала вчера, когда я был у больного? – спросил он.

– Почему ты все время об этом спрашиваешь?

– Была непогода, и этот забытый Богом край…

– Глупости! Я изучала модные журналы Ханны и боялась, что ты утонешь. Очень боялась. Потом мы с Карной вели глубокомысленные разговоры о муравьиной куче за хлевом. Она умная девочка. Жаль, что у нее бывают эти припадки. Надеюсь, мой отец сможет помочь ей или порекомендует кого-нибудь, кто сможет. Потом я зашла в конюшню. Ваш Фома такой добрый, мне он нравится. Он сказал, что, когда твоя мать жила здесь, у нее была верховая лошадь. Что тогда здесь все было иначе.

Вспомнив Фому, Анна улыбнулась.

«Фома, – мог бы сказать ей Вениамин, – понимаешь, Анна, Фома – мой отец!» Но вместо этого он сказал:

– По-моему, Фома и Дина знали друг друга всю жизнь.

– Ты получаешь от нее письма?

– Редко.

– Карна сказала, что ее бабушка живет на чердаке.

– Да, она так считает. Мы с ней иногда говорим о Дине. А вот Андерс – никогда, если его не вынуждают к этому обстоятельства. Ты ведь знаешь, что они женаты?

– Он и Дина? Странные тут у вас семейные связи!

– Еще какие странные!

Они сели на большой плоский камень. Солнце стояло высоко и просвечивало сквозь березовую листву.

– Расскажи о своей семье.

– Дина вышла замуж за Андерса, чтобы Рейнснес и я попали в хорошие руки.

– Только поэтому? Ведь он видный мужчина.

– И все-таки она уехала от него! А может, от самой себя.

– Что ты имеешь в виду?

– Сам не знаю, – уклонился он от ответа.

– Может, одной любви ей было мало?

– Андерс так считает… Но у него осталось горькое чувство.

– Почему он не поехал за ней?

– Андерс – человек моря, он бы умер в большом городе.

Они помолчали.

Еще недавно Анна сердилась на него, теперь они могли вместе даже молчать, не испытывая при этом неловкости.

– Раз уж мы заговорили об этом… Скажи, почему ты не женился на ней? Я вчера весь вечер думала об этом.

Анна зашла с тыла. Это было нападение. Он взглянул на нее, сделав вид, что не понимает вопроса.

– На ком?

– На Ханне. Ведь она любит тебя. Разве ты не знаешь?

«Знаю ли я?» – подумал Вениамин.

– Потому что мы вместе выросли? Ты это имеешь в виду? – безразлично спросил он.

– И это тоже. Ханна красивая… и хорошо относится к Карне!

– А почему ты не вышла замуж за Акселя?

– Он некрасивый и не такой хороший, как Ханна, просто мы с детства знали друг друга, – со смехом ответила она.

Он невольно улыбнулся. Все стало проще. Все, что касалось Ханны.

– Ты однажды сказала, что все любят Акселя. Помнишь?

– Помню. А Ханну? Ее тоже все любят?

– Думаю, да.

– И ты тоже?

Как просто было бы сказать: «Нет, я не люблю». Но что-то подсказало Вениамину, что Анна ему не поверит. И его ложь будет напрасной.

– Конечно. Люблю и всегда любил. Но…

– Но?

– Это совсем другое.

– Чем что?

Следовало сказать: «Чем то, что я чувствую к тебе». Но Вениамин и этого не сказал.

– Ты понимаешь, о чем я, – сказал он вместо этого.

Она промолчала.

– Ты знаешь, что Аксель и Дина живут в Берлине вместе? – спросила она погодя.

Вениамин глотнул воздуха.

– Да, но я не знал, что и ты…

– Она… Дина прислала мне два письма.

– Тебе? – Вениамин был изумлен.

Анна не позволила себе этого заметить.

– В первом она спрашивала, не знаю ли я чего-нибудь о тебе. – Она помолчала. – И еще о том, хочу ли я выйти замуж за Акселя или… Если я предпочитаю Акселя, она тут же отправит его домой. Но при одном условии.

– Какое же это условие?

– Я должна простить его.

– Черт, этого еще не хватало!

– Тебе интересно, что я ответила?

Он глупо поглядел на нее.

– Я ответила, что она может оставить его себе. Что мы с Акселем знали друг друга с детства. И не больше. Через некоторое время она написала мне и спросила, кого я предпочитаю.

Анна встала и, упершись руками в бока, с вызовом посмотрела на него. Словно чего-то ждала.

Вениамин растерялся. Он не мог ей признаться, что никогда не получит должность окружного врача. Сейчас не время и не место для таких признаний. Это было бы слишком много для одного дня.

Она поплотнее закуталась в шаль. Ветер рвал шаль у нее из рук. Трепал платье и волосы.

– Смотри, какой ветер! – только и смог сказать он.

Она отвернулась и пошла по тропинке к полю. Шаль надулась парусом у нее за спиной. Желтая бахрома в белом свете.

– Анна! – крикнул он.

Она остановилась и оглянулась.

– Мы только путешественники, – сказала она. – Вот и все. – Голос у нее был грустный.

И она быстро пошла прочь. Он бросился за ней, но, когда догнал, их уже могли видеть из окон дома.

Из-за похмелья, из-за волнения и сознания, что их могут увидеть, Вениамин едва не лишился чувств. Ловя ртом воздух и забыв обо всяком достоинстве, он жалко ухватился за Анну. Но она не убежала.

– Я не смею просить… Не могу запереть тебя здесь… Ты здесь просто умрешь. Я сам с трудом выдерживаю.

– Тогда давай уедем отсюда. Вместе! – Она стиснула его руку.

– Карна…

– Возьмем ее с собой!

– Она будет тебе обузой.

– Почему же обузой?

– Она не твой ребенок.

– Ты тоже не мой. И все-таки я делаю тебе предложение. Ты согласен?

Он забыл, какой бывает Анна.

– Ты хорошо подумала?

Она накинула на него свою шаль.

– Я думала четыре года. И приехала к тебе. Одна. Про Софию мы придумали, чтобы успокоить маму. Иначе о поездке не могло быть и речи. В последнюю минуту София притворилась больной, и я уехала одна. Неужели ты ничего не понимаешь? Идиот!

Вениамин аккуратно сложил шаль. Посмотрел на нее. Сложил еще раз и сунул в карман. Шаль не поместилась туда целиком и медленно вытекла из кармана. Ветер подхватил ее и обвил ею его ноги, бахрома зацепилась за ширинку.

– Я согласен!

– Это уже немало! Значит, ты признаешь…

– Нет! Я хотел сказать, что принимаю твое предложение. Но сперва я должен кое-что рассказать тебе.

В ее глазах мелькнуло подозрение.

Вениамин с огорчением развел руками. Это выглядело глупо, словно речь шла о каком-то несчастье. И все-таки он еще раз развел руками.

– Норвежские власти не дают мне лицензию на лечение больных! – вырвалось у него.

Она с изумлением смотрела на него. Все кончено. Ну и пусть. Зато это уже позади.

– В чем же ты провинился?

– Ни в чем. Но они не признают диплом, полученный в Копенгагене.

– Не может быть!

– Может! Господа в Христиании считают именно так! Теперь понимаешь, что мне нечего предложить тебе?

Она по-прежнему не спускала с него глаз. Что ей еще нужно? Он был готов провалиться сквозь землю.

– Я хочу, чтобы ты сделал мне предложение независимо от этой лицензии, – вдруг сказала она. – Я могу давать уроки музыки. Мы будем сажать картошку.

Он засмеялся, это было какое-то безумие. Но все было уже решено! Решено, черт побери! Раз и навсегда! Они будут вместе!

– Ты выйдешь за меня замуж?

– Когда? – практично спросила Анна.

– Когда хочешь! Осенью. Нет! Чем раньше, тем лучше! Ветер мешал ему дышать, но в груди робко зашевелилась радость.

Анна сияла. Голубые глаза лучились. Он уже видел у нее такие глаза. Ему стало тяжело.

Справится ли он? Будут ли ее глаза лучиться от радости всю жизнь?

– У тебя такие глаза…

– Какие? – Она прижалась к нему.

– Когда-нибудь ты упрекнешь меня за то, что я на тебе женился.

– Я люблю тебя, Вениамин!

Он крепко обнял ее. Она была слишком легко одета. Их закачало вместе. Он расставил ноги, обхватил ее бедра и прижал ее к себе. Она была такая податливая. Мягкая, но упругая.

На небе показались детские колени покойной Карны. Между ними на шхеры текла красная река.

Неужели он осмелится, чтобы Анна когда-нибудь забеременела?

* * *

Практичность женщин всегда приводила Вениамина в изумление.

Анна решила тут же уехать в Копенгаген, чтобы подготовиться к свадьбе. Он должен будет приехать потом. Ей хотелось немедленно сообщить обо всем домой. Времени в обрез. Нужно все хорошенько обдумать. Иначе «мама просто умрет, когда узнает об этом».

Он сказал, что не может на несколько недель уехать от Карны.

– Возьми ее с собой. Рано или поздно им придется смириться с тем, что у тебя есть дочь.

Его испугала решительность, звучавшая в ее голосе, но вместе с тем стало легче – она так просто отнеслась к этому!

В тот же вечер он созвал домашних, чтобы сообщить им важную новость.

Они с Анной обручились.

Никто не удивился. Это не было неожиданностью.

Сидя на своей табуретке в открытых дверях кухни, Олине сокрушалась, что свадьба будет не в Рейнснесе. Но больше для вида. Ей это было бы уже не под силу. Она была более слабой, чем хотела признаться.

Андерс обрадовался и поцеловал Анне руку.

– Будь я молодым, я бы поехал на свадьбу!

– Ты должен приехать! – сказала Анна.

Он улыбнулся и поцеловал ее в обе щеки.

Ханна с серым, застывшим лицом подошла их поздравить. Взгляд темных глаз был прикован к чему-то за спиной Вениамина. К чему-то, что было далеко-далеко.

– Чтобы управлять Рейнснесом, нужна настоящая дама, – тихо сказала она.

В ее словах звучала едва уловимая насмешка. Вениамин вспыхнул. Он надеялся, что Анна ничего не поняла. Ему следовало заранее подготовить Ханну. Но как к такому готовят?

* * *

На другой день Ханна собралась обратно в Страндстедет. Она должна сшить платья для сестер Олаисена. Они едут в Берген.

Вениамин предложил отвезти ее домой. Он назвал «домом» комнаты, которые она снимала в Страндстедете. Еще накануне он бы так не сказал.

Но Ханна уже обо всем позаботилась. В Рейнснес приедет Олаисен, ему надо что-то обсудить с Андерсом. Он сам заберет ее.

Сделав многозначительное ударение на слове «сам», Ханна посмотрела на него. Глаза у нее блестели, как у больной. Ресницы дрогнули и словно два опахала легли на щеки.

Вениамин кивнул. Прекрасно, она будет в надежных руках.

Они не разговаривали после того злосчастного утра возле его комнаты. Он не мог бы сказать, кто из них избегал разговора.

– Когда-нибудь я приеду в Страндстедет и посмотрю, как ты живешь, – сказала Анна.

– Милости прошу! У меня не так роскошно, как в Рейнснесе, – весело сказала Ханна.

Прибежала Карна, Ханна наклонилась и обняла ее.

– Ребенку нужна мать! Желаю удачи! – сказала она Анне.

Анна смутилась. Словно поняла: Ханна сомневается, что она способна справиться с ролью матери.

Вилфред Олаисен прибыл с кожаной папкой. Он показал Вениамину чертежи новой пристани и заговорил о сотрудничестве с Рейнснесом в отношении фрахта.

На пристани он поставит здание. Там будут почта и отделение для будущего телеграфа. Ему необходимы почта и телеграф. Олаисен хотел обсудить с Андерсом важный вопрос. Как он слышал, дела со скалами, которые расчистил Фома, идут неважно?

Вениамин кивал, не вслушиваясь в слова Олаисена.

И вздохнул с облегчением, когда Андерс увел гостя в контору при лавке.

Он не помнил, чтобы кто-нибудь без всяких на то причин был ему так же неприятен, как Вилфред Олаисен. И Ханна, взяв Исаака, отправилась с этим человеком по неверному морю!

Вместо того чтобы вздохнуть с облегчением, Вениамин стоял у окна с таким чувством, будто его обокрали. Но так ведь оно и было, черт побери!..

Андерс ушел на «Лебеде» в Берген. Теперь Вениамину не надо было делить Анну ни с кем. Не помня себя от радости, он бросился в залу и нашел Анну в слезах.

До нее дошли разговоры: Ханна страдает. Страдает из-за того, что Вениамин предпочел Анну.

– Кто тебе это сказал? – вырвалось у него.

– Я слышала, как это говорила служанка. Она думала, что вы с Ханной обручились на Троицу. Ее нисколько не смущало, что я могу это услышать, хотя Бергльот и просила ее говорить потише.

Анна высморкалась и вытерла глаза:

– Она сказала, что у вас был такой вид, будто вы обручились.

– И ты этому поверила?

– Карна сказала мне, что «настоящая» Ханна плакала перед отъездом, потому что хотела остаться с папой, – прошептала Анна.

Вениамин потерял самообладание. Карна?

Он бросился из комнаты, чтобы сейчас же найти Карну. Напрасно Анна звала его обратно.

Вениамин обогнул дом и выбежал в сад, он громко звал Карну. Хотя понимал, что она не отзовется, пока он так сердит. Когда он вернулся в залу, то нашел Карну в объятиях Анны.

Вениамин рванул ее к себе. Она испугалась и громко заплакала, но он не отпустил ее.

«Сейчас я наделаю глупостей, потому что боюсь потерять Анну», – думал он, унося брыкающуюся Карну из комнаты.

– Я хочу на чердак, к бабушке! – кричала Карна.

Он молча поставил ее на пол и открыл крышку лаза. Потом поднял Карну на чердак.

– Я скажу бабушке, что сегодня ты злой!

– Говори что хочешь, сопливая девчонка!

– Я больше никогда не спущусь!

– Я сам спущу тебя!

– Ты меня не найдешь!

– Найду, тебе нигде от меня не скрыться! Во всем мире у нас никого нет, кроме друг друга!

– Это правда, папа?

Она обернулась к нему, продолжая держаться за край лаза, как он учил ее.

При виде ее испуганного личика гнев Вениамина улетучился. И на смену гневу пришло бессильное чувство стыда.

Постучавшись, он вошел к Анне. Она была сдержанна, но спокойна. Он закрыл дверь и шагнул к ней:

– Прости, что я вспылил.

Она кивнула, перебирая что-то на комоде.

– Ханна страдает, – сказала она, стоя к нему спиной.

– Что же нам делать? Нам с тобой?

– Мы должны соблюдать приличия.

– И в чем же состоят эти приличия? Может, нам включить Ханну в наш союз? И жить втроем на мой знахарский доход?

Она обернулась к нему:

– Она не виновата, что любит тебя.

– А я виноват?

– Не знаю, но я поеду в Страндстедет и поговорю с ней. Одна!

– И что это даст? – спросил он резче, чем хотел бы.

– Не знаю.

– Это глупо, Анна!

– Не уверена, – упрямо ответила она.