Читать книгу Церковь в истории. Статьи по истории Церкви - Иоанн Мейендорф - Страница 11

Именно стремление сохранить древние принципы в рамках нового церковного устройства, сложившегося в результате исторических обстоятельств, послужило причиной создания 6-го канона. Известно, что Первый Вселенский собор исходил из общего правила, согласно которому структура Церкви должна была быть приведена в полное соответствие с организацией Римской империи, с которой Церковь теперь была неразрывно связана. Вот почему 4-й канон Никейского собора гласит, что епископы должны назначаться своими собратьями из той гражданской провинции (επαρχια), где находится вдовствующая кафедра. Их решение должно быть подтверждено епископом митрополии – то есть получить κυρος. Правило 5-е определяет сроки созыва поместных соборов[54].

Эти определения частично утверждали уже существовавшую на тот момент практику. Признание и поставление нового епископа его собратьями из соседних Церквей и в особенности подтверждение его избрания со стороны епископа главной Церкви области – это принципы, которые признавались и до Никейского собора. Основное нововведение Собора – это право митрополита утверждать избранных епископов в своей провинции. Таким образом, теперь его власть приобретает юрисдикционный характер.

Впрочем, применение правил, принятых в Никее, всегда будет происходить с оглядкой на ситуацию, сложившуюся ранее. Например, хотя в большинстве случаев митрополичью кафедру, находившуюся в административной столице провинции, считали «матерью-церковью» (но которая, впрочем, всегда и была самым древним и самым чтимым церковным престолом, так как христианство распространялось в первую очередь в крупных городах), митрополитами продолжали считать и епископов некоторых древних кафедр, даже если «их» город и не являлся столицей провинции: это, по-видимому, относится к Саламину, где пребывал митрополит Кипра, – притом что светской столицей был Пафос.

В 6-м каноне Никейского собора было установлено еще одно важное исключение из общего правила, согласно которому административные единицы в Церкви должны были совпадать с гражданскими провинциями:

Да хранятся древние обычаи, принятые в Египте, и в Ливии, и в Пентаполе, дабы александрийский епископ имел власть (την εξουσίαν) над всеми сими. Понеже и римскому епископу сие обычно (επειδή καί τώ εν τή Ρώμη επισκοπώ τούτο σύνηθές έστιν). Подобно и в Антиохии, и в иных областях (έπαρχίαις) да сохраняются преимущества (τά πρεσβεία) церквей. Вообще же да будет известно сие: аще кто, без соизволения митрополита, поставлен будет епископом: о таковом великий собор определил, что он не должен быти епископом. Аще же общее всех избрание будет благословно, и согласно с правилом церковным: но два или три, по собственному любопрению, будут оному прекословити: да превозмогает мнение большего числа избирающих[55].

Это правило стало объектом многочисленных, часто противоположных по смыслу толкований. Оно ставит целый ряд проблем, не интересующих нас напрямую. Ограничимся тем, что рассмотрим смысл ссылок на обычай, принятый в Римской Церкви, характер привилегий (πρεσβεία), которые на Соборе были признаны за определенными Церквами, и, наконец, возможные причины, побудившие отцов Никейского собора признать особые привилегии за кафедрами Рима, Александрии, Антиохии и некоторых других городов.

1. Текст 6-го правила относится в первую очередь к ситуации Церкви в Египте. В ходе развернувшегося там в первые годы IV в. открытого конфликта столкнулись сторонники централизации, желавшие сконцентрировать исключительное право поставления епископов в руках первоиерарха Александрии, и партия тех, кто хотел разбить Египет на небольшие церковные округа, в которых общины группировались бы вокруг местной митрополичьей кафедры. Стоит ли говорить – вторая тенденция, которой придерживался Мелетий, епископ Ликопольский, куда больше, по крайней мере внешне, отвечала традиции, тогда как стремление александрийского папы сосредоточить власть в своих руках являлось для христианского мира случаем исключительным. И потому отцам Никейского собора пришлось создать в его поддержку поистине исключительное правило, поскольку они не могли и не желали умалить авторитет великого противника Ария свт. Александра Александрийского. На самом деле привилегии Александрии шли вразрез с древней церковной структурой, основанной на признании полноты кафоличности за каждой поместной евхаристической общиной, и Никейский Собор пытается по возможности сохранить традицию – в частности в том же самом 6-м правиле, которое во второй своей части подтверждает общее положение, согласно которому в делах провинции компетенция признается только за Поместным собором.

Отцы Никейского собора оправдывают это очевидное исключение из общего правила другим принципом, которым они руководствовались: недопустимостью покушения на исключительные прерогативы, уже существующие в некоторых Церквах. Власть (έξουσίσ.) епископа Александрии допустима, «понеже и римскому епископу сие обычно», и «подобно и в Антиохии, и в иных областях да сохраняются преимущества Церквей». Здесь следует отметить, что правило совершенно четко ссылается на личные преимущества епископа Римского, тогда как ссылка на обычаи, принятые в «Антиохии и других областях», более обобщенная. Вполне вероятно, что если имела место дискуссия по вопросу о привилегиях Александрии, то отцы Никейского собора склонились перед аргументами александрийцев, в числе которых должен был быть и принцип, провозглашенный еще сщмч. Иринеем Лионским: «…ad hanc ecclesiam necesse est omnem convenire ecclesiam [необходимо, чтобы с этой Церковью пребывала в согласии всякая Церковь]»[56]. Римский обычай, в соответствии с которым единственному епископу предоставлялось право утверждать своих уже избранных собратьев за пределами одного гражданского административного деления, стал для Никейских отцов поводом к тому, чтобы допустить существование того же самого обычая и в Александрии. Итак, здесь мы располагаем явным свидетельством той безграничной и исключительной власти, которой пользовался епископ Рима в христианском мире в начале IV в.

Однако католических историков часто смущает это равенство между Римом и Александрией, провозглашенное в Никее – равенство, которое, по их мнению, еще допустимо отнести к патриаршим привилегиям римского престола, но только не к его вселенскому первенству. Однако сомнительно предполагать, что для отцов Собора 325 г. существовало такое различение. В любом случае, именно в силу того, что за Римом признавалось вселенское первенство, отцы могли решить сослаться на пример Римской Церкви ради того, чтобы допустить те особые преимущества, на которые претендовал епископ Александрии. В их понимании первенство состояло в том, что все признавали за римским престолом авторитет и всегда воспринимали эту Церковь как пример и образец. То, что было принято в Риме, не было юридически обязательным, но могло служить оправданием для применения другой Церковью такой же практики, какая допускалась в Римской, – не потому, что та обладала вселенской юрисдикцией, а потому, что то была Церковь «величайшая, древнейшая и всем известная Церковь, основанная и устроенная в Риме двумя славнейшими апостолами Петром и Павлом»[57], а также по той причине, что она вследствие этого обладала «преимущественной важностью»[58]. Одним словом, речь здесь шла не о юридической власти, а о моральном авторитете.

2. Это понимание подтверждается значением термина «presbe‹a», упомянутого в обобщающей фразе: «Подобно и в Антиохии, и в иных областях да сохраняются преимущества (τα πρεσβεία) Церквей». Определенные кафедры – римская, александрийская, антиохийская и некоторые другие – обладали привилегиями в силу древности, апостоличности, морального авторитета, которые Собор намеревался сохранить. Происходило это путем преобразования привилегий в юридическую власть. И поэтому было допущено, чтобы «πρεσβεία», которые являются αρχαία έθη [древними обычаями], могли перевоплотиться в εξουσία. Эта власть состоит в основном в свободе поставлять епископов во всех гражданских провинциях[59].

3. В 6-м правиле упомянуты три Церкви, обладающие πρεσβεία: Римская, Александрийская, Антиохийская. Прямая аналогия проведена между двумя первыми. Намек на Антиохию гораздо более расплывчатый – ведь в то время Антиохийская Церковь не претендовала на такие широкие права, как Александрийская. Ее моральный авторитет, прообраз будущей патриаршей власти, распространялся на большое количество епископов, но ее власть не кажется такой непосредственной, как власть александрийского папы. Однако очевидно, что эти три Церкви вместе выделены отцами Никейского Собора, поскольку обладают особым авторитетом, выходящим за рамки обычной церковной структуры.

В силу каких же особых заслуг эти три города приобрели такой авторитет, который подтверждается соборным правилом? В силу своей апостоличности? Вероятнее всего, что нет – особенно если говорить об Александрии. Предание о том, что Церковь в этом городе была основана апостолом Марком, вряд ли является достаточным основанием для того, чтобы Александрия могла претендовать на привилегии, сравнимые с римскими, – огромное число восточных церквей могли похвастаться гораздо более впечатляющей и достоверной апостоличностью, подтвержденной новозаветными текстами. Это как раз случай Антиохии, которая тем не менее всегда будет довольствоваться третьим местом после Рима и Александрии. Впрочем, как неоднократно отмечалось историками, апостоличность какой-либо Церкви была на Востоке слишком тривиальным аргументом, чтобы иметь такое значение, какое она имела на Западе, где римская кафедра была единственной учрежденной апостолами и при этом – основным «опорным пунктом» в распространении благовестия. Так, например, понтифик Египта никогда не ссылался на апостоличность своей кафедры – к тому же неподтвержденную, – даже когда возникала необходимость, как это было после Константинопольского Собора 381 г., защищаться перед лицом епископа столицы империи. Только в V в. александрийские папы станут подчеркивать апостоличность александрийской кафедры, которую они понимали как апостоличность Петрову: эту Церковь основал ученик апостола Петра, а Петр, прежде чем отправиться в Рим, был епископом Антиохии. Эта теория, изложенная в знаменитом Decretum Gelasianum, явно притянута за уши и не объясняет повсеместно признанного превалирования Александрии над Антиохией. На Востоке она никогда не находила отклика – даже в тех кругах, которые могли быть заинтересованы в том, чтобы умалить престиж Константинополя.

Не исключая идеи апостоличности, которая могла играть некоторую роль в возвышении Александрии и Антиохии, мы должны поискать что-то еще, что позволит более полно объяснить 6-е никейское правило. Сам текст канона не дает нам никаких указаний. Однако интересно привести его латинскую версию (по рукописи Кьети), распространенную в Италии. Вот как она звучит:

Ecclesia romana semper habuit primatum. Teneat autem et Egyptus, ut episcopus Alexandriae omnium habeat potestatem, quoniam et Romano episcopo haec est consuetude. Similiter autem et qui Antiochia constitutus est et in ceteris provinciis primates habeant ecclesiae civitatum ampliorum[60].

В этом латинском пересказе, где подчеркивается римское первенство, открыто перечисляются кафедры, получившие по решению Собора и по аналогии с Римом главенствующее положение соответственно значимости городов. Этот текст подтверждает, по крайней мере, что в IV в. существовало такое истолкование 6-го канона и что оно было относительно распространенным[61].

Действительно, на Востоке бесспорным первенством вплоть до правления Константина обладала Александрия. Достаточно упомянуть важность христианского «Дидаскалейона»[62], который сам по себе может служить достаточным основанием престижа христианской общины Александрии. Что касается Антиохии, Иосиф Флавий говорит о ней как о городе «τρίτον έχουσα τόπον [занимающем третье место]»…[63]

Однако это не означает, что в степени значительности городов мы можем видеть единственный критерий, на основе которого выстроилась иерархия будущих патриарших кафедр: их положение было предопределено прежде всего авторитетом и престижем самих христианских общин. Частично этот престиж был обусловлен апостоличностью Церквей, но ведь и сами апостолы направлялись с проповедью именно в крупные города империи, где существовала идеологическая полемика или где большие еврейские общины могли стать благоприятной почвой для проповеди. Таким образом, Римская Церковь сумела соединить в себе несколько элементов, которые в полной мере могут оправдать ее первенство по авторитету. Расположенная в первом городе империи, привлекшем в свое время апостолов Петра и Павла, она благодаря этому приобрела исключительное право на апостоличность. Ее община была многочисленной, находилась в центре государства, и, что важнее всего, ее епископы всегда были безукоризненно ортодоксальны – все это и создало основание для ее первенства. Эти разносторонние элементы были перечислены, в частности, в послании, направленном в 340 г. восточными иерархами папе Юлию в ответ на его приглашение прибыть в Рим[64].

Таким образом, епископ Рима, благодаря различным достоинствам этой кафедры, ставившим ее на совершенно особое место в христианской Церкви, занимал первое место в рамках вселенского епископата, но его авторитет, несмотря на это, вовсе не оборачивался для него юридической властью.

Именно соборы облекут это первенство каноническом статусом. Однако поскольку римское первенство по природе своей было лишь первенством по престижу и авторитету, которые апостоличность лишь дополняла, Древняя Церковь допускала и существование иных «первенств»: у Александрии, у Карфагена и вскоре – у Константинополя. С другой стороны, поскольку апостоличности в этом вопросе не придавалось исключительной важности, она и не влекла за собой признания вероучительной непогрешимости: она лишь служила дополнением к авторитету той или иной Церкви, авторитету, который должен был подтверждаться фактами. В случае с Римской Церковью на протяжении первых шести веков существования Церкви он был неоспорим.