Читать книгу Церковь в истории. Статьи по истории Церкви - Иоанн Мейендорф - Страница 23

Святой Петр: проблема первенства
Апостол Петр в византийском богословии
2. Полемисты XII–XIII столетий

Оглавление

Как нетрудно предположить, далеко не все антилатинские тексты имеют равную ценность; вывести из них последовательную экклезиологию не всегда возможно. Огромное число их связано с полемикой вокруг Filioque и совершенно игнорирует проблему Петра и его преемства. Однако эта проблема становится неизбежной, когда в XII в. византийские богословы и священнослужители сталкиваются лицом к лицу с реформированным и чрезвычайно укрепившимся папством.

Первое серьезное столкновение произошло, когда император Мануил Комнин приступил к политике церковного объединения в надежде возвратить себе прежнее вселенское имперское владычество над Востоком и Западом. Мануил ради этого поддался искушению утвердить западную теорию божественного происхождения римского первенства, но встретил решительное противодействие со стороны патриарха Михаила Анхиальского (1170–1177). Петр, утверждал патриарх, был «вселенский учитель», поставивший епископов не только в Риме, но и в Антиохии и в Иерусалиме, у которых было гораздо больше «божественных» оснований стать центром Вселенской Церкви, чем у Рима; римское первенство было каноническим установлением, обусловленным правоверием римских епископов; после их впадения в ересь первенство переместилось в «новый Рим», Константинополь. Почти те же аргументы выдвигались и другим греческим богословом этого времени Андроником Каматиром[177]. Ясно, следовательно, что реакция византийских богословов опиралась на экклезиологию, содержащую иную концепцию преемства Петра[178].

Среди византийских богословов сформировалось несколько позиций. Наиболее жесткая из них опиралась на логику 28-го правила Халкидонского Собора (451) и ею же поддерживала свои ультимативные заключения: церковная организация строится по «имперскому» образцу; «ветхий Рим» обладал первенством, поскольку был столицей империи; это преимущество сейчас принадлежит Константинополю. Похоже, что такая логика превалировала при императорском дворе. Особенно откровенно она проявилась в знаменитой истории императора Алексия I Комнина, написанной его дочерью Анной. В идее главенства папы над всей ойкуменой василисса видит лишь пример латинской «наглости» и «дерзости». Правда же в том, пишет она, что когда императорская власть, синклит и все правление оттуда перешли к нам, в наш царственный город, то вместе с ними перешла к нам и высшая епископская власть. Императоры с самого начала предоставили эти привилегии константинопольскому престолу…[179]

То же мнение высказал в 1155 г. митрополит Эфесский Георгий Торник в послании к папе Адриану IV, написанном от имени императора, в котором автор утверждает, что «престол Константинополя превосходит престол Рима»[180]. Торник был также автором «Похвалы» Анне Комнине и тесно связан с династией Комнинов. Его взгляды, как и взгляды Анны, разделяет и Никита Сеидский (в речи, представленной по случаю визита в Константинополь архиепископа Миланского Петра Гроссолана), отвергающий «древнее» и чисто политическое первенство Рима во имя Константинополя, «нового Рима», «нового Иерусалима» и воистину «града Божия»[181].

Другая позиция, также сложившаяся в кругу византийских полемистов того времени, заключается в простом отрицании первенства Петра среди апостолов и утверждении, что власть, данная ему Иисусом, также была дана и другим апостолам (см.: Ин. 20:23; Мф. 18:18). Эта позиция, экзегетически довольно слабая и противоречащая существующему признанию личного служения Петра, неизвестная и святоотеческой традиции, будет, несомненно, вспоминаться и позже (впрочем, как и в нынешние времена). Она появляется в отчетах, которые Ансельм Хавельбергский, посол германского императора Лотаря II, отсылал в 1136 г. после дебатов с греческими богословами[182].

Третий, более широкий взгляд на проблему, предвосхищающий то, что будет развито в процессе экклезиологических споров, появляется в тексте «Диалога» императора Мануила I с римскими кардиналами, состоявшегося в 1166–1169 гг.[183] В аргументах, приписываемых лично Мануилу, позиция греческой стороны состоит в признании личной роли Петра среди апостолов, но в отрицании его преемства в одном только Риме. Действительно, служение всех апостолов – и, само собой разумеется, Петра – было служением вселенским: миссия Петра не была ограничена географическим местоположением (как в случае с епископами или первоиерархами более поздних времен). Мы знаем о его деятельности в Антиохии, так же как и в Иерусалиме, но церкви этих городов не претендуют на первенство. Первенства и Рима, и Константинополя – имперского, а не божественного установления, они обусловлены лишь исповеданием истинной веры: это условие было нарушено «ветхим Римом» добавлением Filioque в Символ веры.

Сразу же после захвата Константинополя латинянами (1204), в годы, когда Рим впервые решил поставить епископов в восточные епархии, и в частности, в Константинополь, реакция византийцев ужесточилась. К предпринятым Иннокентием III назначениям епископов они отнеслись как к реальному вызову со стороны римской экклезиологии. Греки больше не могли верить, что претензии «ветхого Рима» действительно не изменят древнюю каноническую процедуру епископского избрания или что римская централизация не будет распространена за пределы Запада.

Историками неоднократно описаны гибельные последствия Kрестовых походов для отношений между христианами Востока и Запада. После захвата Константинополя крестоносцами в 1204 г. взаимные обвинения перешли в настоящий взрыв ненависти. Как известно, Иннокентий III начал с формального протеста против насилия крестоносцев, но потом решил извлечь выгоду из создавшейся ситуации и действовать так, как действовали его предшественники на других восточных территориях, отвоеванных у мусульман. Он назначил в Константинополь латинского патриарха. Эта акция была воспринята всем христианским Востоком не только как религиозная санкция на завоевание, но и как своего рода богословское оправдание агрессии. Избрание латинского императора в Византии еще могло бы интерпретироваться как продиктованное законами войны, но по какому праву или обычаю патриарх Запада назначил своего собственного кандидата венецианца Фому Морозини на кафедру свт. Иоанна Златоуста?

Во всех антилатинских документах того времени мы находим упоминания об этом т. н. праве папы, – праве, о котором понятия не имела Восточная Церковь. Таким образом, это действие Иннокентия III стало началом полемики против первенства Рима. Внезапно Восток в полной мере осознал, каким путем пошло развитие западной экклезиологии, которое уже слишком поздно было пытаться остановить.

Несколько кратких документов, непосредственно касающихся назначения Фомы Морозини, позволяют увидеть потрясение, пережитое на Востоке:

1) два письма к Иннокентию III, написанные между 1198 и 1200 гг. законным патриархом Константинопольским Иоанном Каматиром (1198–1206)[184];

2) трактат, иногда ошибочно приписываемый свт. Фотию и озаглавленный «Против тех, кто называет Рим первым престолом»[185];

3) два сочинения ученого диакона Николая Месарита, очень близкие по содержанию к псевдо-Фотиеву трактату: первое в форме диалога с Морозини (диалог действительно состоялся в Константинополе 30 августа 1206 г.)[186], второе – памфлет, написанный Месаритом уже в бытность его архиепископом Эфесским[187];

4) письмо патриарха Константинопольского, чье имя неизвестно, патриарху Иерусалима[188];

5) статья анонимного греческого автора «О том, как усилился против нас Латинянин», отвергающая назначение Морозини с особым неистовством[189].

Аргументация этих протестов не всегда хорошо продумана, например, некоторые из них (Месарит, псевдо-Фотий и автор анонимного памфлета) пытаются – впервые – противопоставить апостоличность Константинополя, предположительно восходящую к апостолу Андрею, апостоличности Рима. Ф. Дворник доказал весьма позднее происхождение легенды, на которой основывается эта концепция, но в любом случае аргумент был совершенно не важен для византийцев, поскольку суть их действительно сильной и православной позиции заключалась в ином понимании самой апостоличности[190].

Все документы приводят доводы, касающиеся первенства апостола Петра среди Двенадцати и связанные с проблемой его преемства. Письма [неизвестного] патриарха особенно настаивают на первом пункте. Автор анонимного памфлета, напротив, полностью отвергает первенство Петра, как поступали и оппоненты Ансельма Хавельбергского. Что касается Николая Месарита, то он, хотя и использует как вспомогательный аргумент легенду об апостоле Андрее, все же справедливо основывает свой главный довод на том, что православная позиция состоит не в отрицании первенства, но в отличном от латинян понимании преемства Петра.

Все, за исключением автора анонимного памфлета, называют Петра «первым апостолом», «корифеем» и «камнем». Но Иоанн Каматир старается умерить размах этих определений, противопоставляя им другие тексты Нового Завета; Церковь созиждена не только на одном Петре, но и «на апостолах и пророках» (ср.: Еф. 2:20); если Петр «первый» и «корифей», то Павел – избранный сосуд (Деян. 9:15), а Иаков занимает первое место в собрании Иерусалима. Неизвестный патриарх Константинопольский в письме патриарху Иерусалимскому идет еще дальше в попытке умалить роль Петра: «Телу невозможно лишиться головы, – пишет он, – и Церкви невозможно быть телом без головы». Но ее Глава – Христос. «Глава, по-новому вводимая латинянами, не только излишняя, но вносит беспорядок в тело и опасна для него»[191]. Римляне, следовательно, больны той же болезнью, от которой страдала Церковь коринфян, когда Павел писал им, что ни Кифа, ни Павел, ни Аполлос – но Сам Христос есть Глава [ср.: 1 Кор. 3:21–23].

Эти аргументы против первенства Петра, часто выдаваемые последующими православными полемистами за свои собственные, не достаточны, однако, для непризнания роли апостола Петра. Следовательно, для нас важнее другие, экклезиологически более внятные места патриарших писем.

Прежде всего, нам необходимо обратить внимание на существенное различие, которое проводится между служением апостольским и епископским; служение Петра, как и других апостолов, – свидетельствовать всему миру, в то время как епископское служение ограничено одной Поместной Церковью. Мы уже встречали это разграничение у блж. Феофилакта Болгарского и в «Диалоге» Мануила I Комнина. Согласно Иоанну Каматиру, Петр – «вселенский учитель». Хотя, добавляет он, Апостольский собор в Иерусалиме поставил Петра апостолом обрезанных, это не географическое ограничение, и не должно, следовательно, отождествлять служение Петра со служением епископа Рима или связывать его с одним лишь Римом[192]. Анонимный автор антилатинского памфлета также настаивает, что апостольское служение никогда не ограничивалось каким-либо определенным местом[193]. Эта мысль еще яснее выражена в письме патриарху Иерусалимскому:

Христос есть Пастырь и Господин, и Он передал пастырское служение Петру. Однако сегодня мы видим, что это же самое служение имеют все епископы; следовательно, если Христос предоставил первенство Петру, когда давал ему пастырское попечение, пусть это первенство будет также признано и за другими, так как они – пастыри и тем самым все будут первыми[194].

Неназванный патриарх так же интерпретирует исповедание Петра и его последствия:

Симон стал Петром, камнем, на котором воздвигается Церковь, но другие тоже исповедали Божественность Христа, следовательно, они тоже камни. Петр лишь первый среди них[195].

Итак, византийские богословы толкуют новозаветные тексты, касающиеся Петра, в русле более общего экклезиологического контекста, в частности, – различая епископское и апостольское служения. Апостолы отличаются от епископов тем, что задача епископов – управлять одной Поместной Церковью. Но каждая поместная церковь имеет ту же самую полноту благодати; все они – Церковь в ее целокупности: пастырское служение полностью представлено в каждой из них, и все они основаны на Петре. Мы увидим, как эта идея позже разовьется византийскими богословами; сейчас же подчеркнем, что и Иоанн Каматир, и неизвестный автор письма в Иерусалим признавали аналогию между первенством Петра среди апостолов и первенством епископа Рима среди других епископов.

Признавая определенную аналогию, – пишет Иоанн Каматир, – как подобие в геометрии, между отношениями Петра с другими учениками Христовыми, с одной стороны, и отношениями церкви римлян с другими патриаршими престолами, – с другой, мы должны исследовать, подразумевал ли и содержал ли в себе Петр других учеников Христовых, и подчинялся ли хор учеников ему, повиновался ли ему как главе и господину, предоставляя, таким образом, подобное вселенское первенство Римской Церкви. Но слушание слов Евангелия полностью устраняет наши затруднения[196].

И вот вывод Каматира:

Мы согласны почитать Петра как первого ученика Христова, почитать его более других и провозгласить главой других; мы чтим церковь Рима как первую по рангу и чести среди равных сестер-церквей <…> но мы не видим, чтобы Писание обязывало нас признавать в ней мать других церквей или почитать ее как заключающую в себе другие церкви[197].

Примерно того же мнения придерживается и неизвестный патриарх; он подчеркивает общность всех Поместных Церквей как положение основополагающее и утверждает:

Мы признаем Петра корифеем, сообразуясь с необходимым порядком <…> но Петра, а не папу. В прошлом, когда его мысль и разум были в согласии с нашими, папа был первым среди нас. Пусть восстановится единство веры, и тогда первенство к нему возвратится[198].

Иными словами, папа только тогда преемник Петра, когда он пребывает в вере Петра.

В сочинениях Николая Месарита и в тексте, приписываемом Фотию, мы обнаруживаем ту же идею, даже более ясно выраженную. Месарит проводит также различие между апостольством и епископством. Он пишет:

Действительно, Петр, корифей учеников, ходил в Рим; в этом нет ничего поразительного или необычного; в Риме, как и в других городах, он был наставником, а не епископом. На самом деле первым епископом Рима, выбранным святым и божественным апостольским собранием, был Лин, затем – Сикст, и на третьем месте Климент, священномученик, которого Петр сам назначил на престол понтифика. Следовательно, неправда, что Петр когда-либо был епископом Рима. Вселенского наставника итальянцы превратили в епископа одного города[199].

А вот другой, еще более ясный текст:

Вы пытаетесь представить Петра учителем одного только Рима. Хотя святые отцы упоминали об обещании Спасителя, данном Петру, как о имеющем вселенское значение и относящемся ко всем, кто веровал и верует; вы впали в узкое и ложное толкование, приписывая его одному Риму. Если бы это было правдой, то было бы невозможным ни для одной церкви верующих, кроме Рима, обладать Спасителем лично, и ни одна церковь не могла бы считать себя основанной на Камне, т. е. на исповедании Петра согласно обетованию[200].

В доктрине исключительно римского Петрова преемства Месарит видит иудаистское преуменьшение искупляющей благодати. Он пишет:

Если вы говорите о тексте Ты – Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, то знайте, что это сказано не о церкви Рима. Было бы по-иудаистски и убого ограничивать божественность благодати землями и странами, отрицая ее способность действовать равным образом во всем мире. Говоря о Единой, Соборной и Апостольской Церкви, мы не подразумеваем, как это делает дерзкое римское невежество, церковь Петра или Рима, Византии или Андрея, Александрии, Антиохии или Палестины, мы не подразумеваем церкви Азии, Европы или Ливии, или северного Босфора, но Церковь, распространенную во всей вселенной[201].

Если оставить в стороне полемическую горечь этих текстов, ясно, что византийские богословы, столкнувшись с римской экклезиологией, отстаивали онтологическое тождество и равенство по благодати всех Поместных Церквей. Римской претензии на универсализм, основанный на учрежденном центре, они противопоставили кафоличность веры и благодати. Благодать Божия равно явлена в каждой Церкви Христа, везде, где двое или трое соберутся во Имя Мое [Мф. 18:20], т. е. всюду, где она существует в сакраментальной и иерархической полноте.

Но почему же в таком случае Римская Церковь обладает первенством среди других Церквей, первенством, «аналогичным» первенству Петра среди апостолов? У византийцев был ясный ответ на этот вопрос: римское первенство возникло не в связи с Петром, чье присутствие было более эффективным и лучше засвидетельствованным в Иерусалиме или Антиохии, нежели в Риме, а в силу того, что Рим был столицей империи. С этим согласны все византийские авторы: для них 28-е правило Халкидона – аксиома. Николай Месарит допускает, правда, что первенство Рима связано с древней, еще до-Константиновой традицией, более ранней, чем христианская империя. Оно проявилось уже во время суда над Павлом Самосатским: об осуждении Павла на соборе в Антиохии в первую очередь сообщили в Рим. По мнению Месарита, это первенство было признано за Римом для того, чтобы дать римскому епископу больший авторитет в отстаивании интересов Церкви перед императорами-язычниками[202]. Но, невзирая на историческую недостоверность этой схемы, основная идея Месарита верна, и состоит она в том, что первенство, признанное за Римом с общего согласия, полезно для церкви, но должно зависеть от исповедания Римом православной веры.

Таким образом, первая экклезиологически осознанная реакция Востока на западную доктрину была не попыткой отрицать первенство Петра среди апостолов, но стремлением интерпретировать его в свете концепции Церкви, отличной от той, которая развилась на Западе.

177

Взгляды Михаила Анхиальского выражены в форме диалога с императором Мануилом; диалог опубликован в: Лопарев Х.М. Об униатстве императора Мануила Комнина // ВВ. Т. 14. 1907. С. 334–357. Об Андронике Каматире см.: Hergenröther J. Photius, Patriarch von Konstantinopel: Sein Leben, seine Schriften und das griechische Schisma. Bd. 3. Regensburg, 1869. S. 813.

178

Этот абзац был снят автором в издании 1992 г.

179

Anna Comnena. Alexias, I, 13, 3. – T. 1. P. 48 [Алексиада. С. 82]; англ. пер.: The Alexiad of Anna Comnena / transl. E.R.A. Sewter. Baltimore, MD, 1969. P. 62.

180

Об этом документе см.: Hofmann G. Papst und Patriarch unter Kaiser Manuel I. Komnenos: Ein Briefwechsel // EEBS. T. 23. 1953. P. 74–82; и особенно: Darrouzès J. Les documents byzantins du XIIe siècle sur la primauté romaine // REB. T. 23. 1965. P. 42–88.

181

Разбор этого текста на основе рукописи Athen. gr. 483 см.: Darrouzès J. Op. cit. P. 55–57.

182

PL 188, col. 1121c.

183

«Диалог» содержится в рукописи Monac. gr. 229; его разбор см.: Darrouzès J. Op. cit. P. 74–77.

184

Письмо, содержащееся в рукописи Paris. gr. 1302 (XIII в.), опубликовано А. Пападакисом и Э.-М. Талбот с комментариями: Papadakis A., Talbot A.-M. John X Camaterus confronts Innocent III: An Unpublished Correspondence // Byzantinoslavica. Vol. 33. № 1. 1972. P. 26–41; ср.: Grumel V. Les Régéstes des actes du patriarcat de Constantinople. Vol. 1: Les actes des patriarches. Fasc. 3. P., 1947. № 1196; ср. краткие отрывки в: Jugie M. Theologia dogmatica christianorum orientalium… Vol. 4. P. 341–342.

185

Впервые опубликован в: Synodicon sive pandectae canonum sanctorum apostolorum et conciliorum ab ecclesia graeca receptorum / ed. W. Beveridge. Vol. 2. Oxford, 1672. Этот документ сейчас можно найти в критическом издании: Gordillo M. Photius et primatus romanus // OCP. Vol. 6. 1940. P. 5–39; издатель приписывает памфлет автору начала XIII в., и это мнение разделяют некоторые русские ученые: Курганов Ф. К исследованию о патриархе Фотии // ХЧ. 1895. Т. 1. № 1/2. С. 198; Россейкин Т. Восточный папизм в IX веке // БВ. 1915. T. 2. № 7/8. С. 421. Аргументы, приведенные Ф. Дворником против авторства свт. Фотия, могут рассматриваться как решающие: Dvornik F. The Photian Schism: History and Legend. Cambridge, 1948. P. 125–127; Idem. The Idea of Apostolisity in Byzantium… P. 247–253.

186

Издано А. Гейзенбергом в: Heisenberg A. Neue Quellen zur Geschichte des lateinischen Kaisertums und der Kirchenunion. Bd. 2: Die Unionsverhandlungen vom 30. August 1206. München, 1923 (Sitzugsberichte der bayerischen Akademie der Wissenschaften, Philosophisch-philologische und historische Klasse, Jahrgang 1923, 2).

187

Впервые опубликовано архим. Арсением в ЧОДП за 1891 и 1893 гг.; переиздано A. Гейзенбергом в: Heisenberg A. Neue Quellen… Bd. 3: Der Bericht der Nicolaos Mesarites über die politischen und kaiserlichen Ereignisse des Jahres 1214. München, 1923 (Sitzugsberichte der bayerischen Akademie der Wissenschaften, Philosophisch-philologische und historische Klasse, Jahrgang 1923, 3).

188

Павлов А. Критические опыты по истории древнейшей греко-русской полемики против латинян. СПб., 1878. С. 158–168; относительно датировки этого письма (1229–1235) см.: Darrouzès J. Op. cit. P. 51.

189

Арсений (Иващенко), архим. Три статьи неизвестного греческого писателя начала XIII века в защиту православия и обличения новостей латинских в вере и благочестии. М., 1892. С. 84–115.

190

Ср.: Dvornik F. The Idea of Apostolisity in Byzantium… P. 289–294.

191

Павлов А. Указ. соч. С. 164–165.

192

Papadakis A., Talbot A.-M. John X Camaterus confronts Innocent III… P. 39.

193

Арсений (Иващенко), архим. Указ. соч. С. 107–111.

194

Павлов А. Указ. соч. С. 165.

195

Ср.: Там же.

196

Papadakis A., Talbot A.-M. John X Camaterus confronts Innocent III… P. 37.

197

Paris. gr. 1302, fol. 272v.

198

Павлов А. Указ. соч. С. 167.

199

Heisenberg A. Neue Quellen… Bd. 2. S. 22.

200

Ibid. Bd. 3. S. 34–35.

201

Ibid. Bd. 2. S. 24; ср. высказывание псевдо-Фотия в: Gordillo M. Photius et primatus romanus // OCP. Vol. 6. 1940. P. 12.

202

Heisenberg A. Neue Quellen… Bd. 2. S. 22–23; ср.: Gordillo M. Photius et primatus romanus // OCP. Vol. 6. 1940. P. 12–13.

Церковь в истории. Статьи по истории Церкви

Подняться наверх