Читать книгу МЕТАМОРФОЗА - Иосиф Раскин - Страница 10

Елена Феодоровна Джамшиди в первой молодости была девицей кавалергардского роста и гвардейской выправки, занималась фехтованием, фигурным катанием, выездкой и полулегальным тогда ещё карате и на правах старшей шефствовала над субтильной Любовью Лазаревной (тогда просто Любкой). Это шефство продолжилось и по сей день, хотя необходимость поделиться последним кондомом или в прыжке заехать ногой по яйцам тому или иному общему знакомому давно отпала.

В начале девяностых почти одновременно с университетскими выпускными церемониями Союз нерушимый республик свободных неожиданно дал дуба, родители Елены как-то быстро умерли, не поучаствовав в разделе постсоветского пирога, и оставили её без гроша и с бесполезным гуманитарным дипломом.

Она побывала коротенько замужем, довольно скоро поймала мужа на промискуитете и выкинула его из дома, предварительно избив вусмерть и сломав ему два ребра в педагогических целях. Дело происходило в шальные девяностые, и В. С. Бутенковскому, ставшему к тому времени мужем Любке и бескорыстным другом Елене, пришлось задействовать самые неаппетитные из своих знакомств, чтобы разрулить ситуацию без излишних издержек. В результате Елене досталась довольно большая квартира в центре с высокими дохрущёвскими потолками и видом на тенистый двор. Там она и проживала до сих пор.

С возрастом (который последние десять лет именовался «под сорок») она прибавила чуть-чуть веса и стала неотличима от атаманши разбойников из старинного мультфильма «Бременские музыканты».

К Владимиру Сигизмундовичу Елена относилась снисходительно, но тепло, как к непутёвому младшему брату. Она была единственной Любкиной подругой, с которой ему так и не удалось переспать. То есть на заре их знакомства Володька попытался зафиксировать Елену на диване, но та беззлобно провела смачный апперкот слева в челюсть и потом долго прикладывала лёд к покосившейся роже Владимира Сигизмундовича. Бутенковский исключил её из охотничьих списков и произвёл в звание «своего мужика».

Иногда Елена с Любовью Лазаревной вдвоём выезжали вместе на отдых в какую-нибудь карамельную южную страну и позволяли себе излишества. В последний такой выезд дамы уступили домогательствам двух любознательных местных молодых джентльменов и привели их к Елене в номер. Любовь Лазаревна отпала после двух раундов, и Елена, приняв весь удар на себя, после четырёхчасового ожесточённого секса вывесила обоих туземцев проветриваться на веранде, а сама отправилась играть в теннис с британским посланником.

Независимый и скептический ум, острый, как старинная бритва «Жиллетт», язык и тяжёлая рука привели к тому, что Елена так и не пристроилась на тёплое местечко в койку к какому-нибудь новообразовавшемуся мультимиллионеру, а вела вольную жизнь не обременённой семейными обязательствами взрослой женщины.

В отличие от многих других знакомых Любови Лазаревне разведённых дам, финансовое положение Елены было совсем неплохо: она держала косметический салон в центре Москвы, занималась вычислительной астрологией и проводила курсы продвинутого орального секса для офисных работников. Всё это не вынимая сигареты «Голуаз» изо рта.

Избранных клиенток, желающих поговорить за жизнь в неформальной обстановке, она принимала у себя дома, где мебель с изогнутыми бронзовыми подлокотниками, портреты Мэрилин Монро на полстены и плюшевые портьеры цвета бордо создавали тот самый стиль, который в архитектурных журналах для домохозяек называется «стилем мадам Помпадур с московским акцентом».

Вот и сейчас Елена открыла роскошный серебряный портсигар – подарок на расставание от бывшего любовника – хозяина фабрики ювелирных изделий в предгорьях Джомолунгмы – и протянула его Любке, уютно расположившейся в ободранном многими поколениями котов мягком кресле и за чашкой сладкого густого кофе с кардамоном заводившей очередную песнь о своём никудышном здоровье. Но Любовь Лазаревна, всерьёз обеспокоенная катастрофическим ухудшением упомянутого здоровья, уже два часа как бросила курить (что с ней, впрочем, происходило каждые два-три месяца).

– Господи, опять ты свои глупости, – вздохнула Елена, недовольным жестом закрывая портсигар и откладывая его в сторону.

– Никакие это не глупости, Ленок. Я делаю вполне обоснованные заключения! Я как прочитала на этом сайте – ты же знаешь, я нашла сайт, где по жалобам можно определить свой диагноз, безо всяких докторов, – у меня волосы на голове зашевелились! Ни одного варианта, который был бы чем-то простеньким. Всё сходится к болезням головного или спинного мозга! Или даже злокачественному раку – чур меня, чур меня!!!

В ответ бессердечная подруга лишь закатила глаза и пустила безукоризненное кольцо дыма в высокий потолок.

– Не веришь – не верь, – с вызовом сказала Бутенковская. – Можно подумать, ты в этом разбираешься. Откуда тебе знать, что птоз не бывает сам по себе?! Это симп… симп… симптоматический нерв повреждён. Он меня уже в прошлом году беспокоил!

– Ну обследуйся, Любка. А пока не получишь результат, не вешай носа, – устало сказала Елена, подумав: «Всем бы твои проблемы».

– Знаешь что, дорогая… Мне, может, жить осталось меньше года! Встань на моё место, и посмотрим, где будет твой нос! – бушевала Любка.

– Любочка, во всех остальных отношениях ты вполне адекватна, но тут…

– Ты просто не слышишь, что я тебе говорю! Такой симптом не бывает просто так!

– Ша, киндер! Ты так орёшь – тебя и мёртвый услышит. Может, тебе к невропатологу зайти? Как у тебя, кстати, там всё с Володькой?

– Господи, ну при чём здесь это! Не знаешь, что ли, Бутенковского? Затрахал он меня уже. Сейчас в командировке, так я отдыхаю. Кайфую от одиночества. Прогнала к чертям собачьим и обслугу, и охрану. Есть ещё вопросы?

Елена выпустила ещё одно кольцо дыма, стряхнула пепел в тёмно-красную пепельницу муранского стекла, задумалась на несколько секунд и, пристально разглядывая календарь с видом ночного Парижа на стене, сказала следующее:

– Намедни у меня была одна моя клиентка, Наталья Гурашова. Ничего не говорит имя? Так вот, разговорились мы с ней, выпили по капельке арманьяка, она разоткровенничалась, и выяснилось, что она – нынешняя Володькина лахудра. Он ей вроде модельное агентство покупает.

– Подумаешь, удивила… Одной блядью больше, одной меньше… Ладно, давай подробности! – без афишированного интереса произнесла Любовь Лазаревна, но всё же потянулась к портсигару.

Елена не заставила её долго ждать.

Наталья Гурашова была двадцативосьмилетней точёной блондинкой с широко расставленными перманентно изумлёнными глазами и приятными выпуклостями во всех правильных местах, которые она обыкновенно подчёркивала платьями с высокой талией.

С госпожой Джамшиди у Натальи довольно быстро установились доверительные отношения на почве любви к японской поэзии, французскому коньяку и персидским котам. Третьего дня она забежала в салон перед самым закрытием с триумфальной улыбкой на лице и пузатой бутылкой в руках и прямо с порога попросила её поздравить.

– Он депутат городской думы, владелец пивзавода и ещё каких-то там пароходов. В общем, баблоса вагон, – удобно расположившись в кресле, щебетала Наталья, потягивая арманьяк. – Баб у него, конечно, тоже немерено. Как в сору в них роется. Но даже он понятия не имел, чего терял в жизни, пока не попал в мои руки! А я… я понятия не имела, как это клёво, когда мужик может подарить тебе на день рождения агентство! Представляешь, настоящее модельное агентство! Теперь ломаю голову, под каким соусом подать это всё своему благоверному.

– Ну что ж, снимаю шляпу. Хороший улов. А сколько ему лет? Он женат? – задавала Елена наводящие вопросы, почуявши, о ком идёт речь, впрочем, стараясь выглядеть совершенно незаинтересованной.

– Сорок два. Женат на какой-то старой грымзе, своей ровеснице, – отозвалась наглая тварь.

Любовь Лазаревна, конечно, знала, что Бутенковский не хранит ей верность, и даже неоднократно говорила Елене, что не имеет ничего против, главное – чтобы не принёс в подоле и не пустил их по миру. Конечно, кривила душой, ну а что делать?

Возвращаясь от Елены домой, она бесчисленные разы прокручивала в голове переданную ей в лицах сцену, прикидывала урон, нанесённый лахудрой семейному бюджету, и разрабатывала план ответных действий.

«Ну ничего, профура, я тебе ещё покажу. Полетят от тебя клочки, блин, по закоулочкам!» – хмурясь, думала Любовь Лазаревна, как вдруг зазвонил её мобильник.

Номер был незнаком, но, движимая нехорошим предчувствием, мадам Бутенковская ответила и услышала приятный мужской голос:

– Любовь Лазаревна?

– Да, это я.

– С вами говорит полковник Мышкин, Александр Николаевич. Федеральная служба безопасности. Когда вы в последний раз созванивались с Владимиром Сигизмундовичем?

– Федеральная служба безопасности? Да буквально недавно созванивались. Два дня назад. А в чём, собственно, дело? – испуганно выдавила Любовь Лазаревна, бледнея и отгоняя от себя мрачные видения самого драматического толка: портрет Володеньки, объявленного в федеральный розыск; его тело, обглоданное кровожадными тигровыми акулами во время заплыва в бакинской бухте или порубленное тонкими ломтиками кривыми ятаганами кавказских мафиози…

Когда Любовь Лазаревна услышала, что её муж всего-то не ночевал в гостинице и не явился на утреннюю предотъездную встречу, она вздохнула с облегчением и опять разозлилась. Опять загулял, кобелинушка. А фсбшникам больше нечем заняться, кроме как трепать её и без того растрёпанные нервы.

Все эти перепады настроения не прошли незаметными для её собеседника. Повесив наконец трубку, полковник Мышкин вынес из беседы вполне отчётливое впечатление, что Владимира Сигизмундовича уже нет в живых и что вдова сама его и заказала. Тем более из общих соображений в Баку расценки на этот сервис должны быть ниже, чем в Москве. Азия-с. Мотив тоже налицо. Ревность. По материалам дела, в последние несколько месяцев Бутенковского неоднократно замечали в компании молодой блондинки, некоей Натальей Гурашовой.

Кстати, за мужем этой Гурашовой тоже бы неплохо установить наблюдение и прослушку. Как и за Бутенковской, естественно. Не мешало бы и прошерстить все их связи. В таких делах без сообщников не обходится. Любовник, друг семьи, подруга… Рано или поздно что-нибудь вылезет…