Читать книгу МЕТАМОРФОЗА - Иосиф Раскин - Страница 12

Актовый зал клуба «Красное ретро» («У нас вы ощутите себя опять в славном советском прошлом!») выглядел весьма ностальгически: по углам скромно, но с достоинством зеленели лакированные фикусы; гладко выбеленные стены вызывали неукротимое желание украсить их портретами победителей социалистического соревнования и тем или иным моральным кодексом; и только в центре над небольшим подиумом висел широкий белый экран, а не портрет хитро щурящегося дедушки Ленина.

Клуб ныне покойной текстильной фабрики в процессе развала социалистической системы хозяйствования пошёл по рукам и в конце концов совершенно неисповедимыми ни для еврейского бога, ни для налоговых органов путями оказался собственностью местной синагоги. Самой синагоге клуб был ни к чему («Ни в пиз… кхе, кхе… ни в борозду, ни в Красную Армию» – как выразился, слегка краснея, матерщинник и выпивоха старший раввин Шляпентох), поэтому зал сдавали в аренду подённо кому попало, при условии, что эти кто попало не совсем уж забубённые фашисты.

Некоторые организации проводили здесь регулярные собрания и митинги, поэтому их знамёна, транспаранты и прочие параферналии хранились прямо тут, в задней комнате, и завхозу рабби Мойше (в миру Михаилу Александровичу Либерзону), не обременённому никаким образованием, приходилось с большим напряжением всех извилин головного мозга запоминать, когда надо вывешивать Иоанна Кронштадтского, когда далай-ламу, а когда Че Гевару. Иногда завхоз ошибался, и происходили пренеприятнейшие казусы.

Так, сегодняшнее совещание актива общественно-политического движения «Слово и Дело», солидарного с правящей партией, но занимающего гораздо более принципиальную позицию по вопросам защиты православных ценностей и самостийного русского пути, проходило под сенью вообще-то не входящего в официальный пантеон «Слова и Дела» Иосифа Виссарионовича Сталина, изображённого неизвестным художником на белом коне (возможно, нижняя часть портрета осталась от невостребованного маршала Жукова) и с нимбом над головой.

Ошибка рабби Мойше была, впрочем, извинительна, поскольку тотемом «Слова и Дела» был Добрыня Никитич, чаще всего восседавший на точно таком же белом коне и, наверное, принадлежащий кисти того же мастера постреалистического изобразительного искусства.

Сталина заметили все присутствующие, кроме главного идеолога «Слова и Дела» Василия Ивановича Фурманова – высокого живого брюнета с подозрительным на предмет неславянства крючковатым носом, энергично жестикулировавшего и расхаживавшего по сцене спиной к генералиссимусу и корифею всех наук.

Василий Иванович был автором одного из фундаментальных тезисов движения о том, что главным злодеем российской истории был Пётр Первый, понавёзший в блиндированных вагонах немцев и голландцев на погибель русской посконности и самобытности. Кроме разработки партийной теории, Фурманов отвечал за повседневную воспитательную работу среди молодёжи движения, то и дело норовившей впасть в какую-нибудь ересь.

Сейчас Василий Иванович с напором моложавого бультерьера излагал свои воззрения насчёт православного самодержавия как единственно приемлемой формы правления в России, но мысли его витали в далёком южном Азербайджане.

Прошло уже четыре дня с тех пор, как стал точно известен объём бюджетных денег, выделенный в этом году Кремлём на формирование политически правильных взглядов сетевых пользователей. Действовать надо было быстро, а наиболее почётный, уважаемый, влиятельный и вхожий в нужные сферы член движения как сквозь землю провалился. Задержался в командировке, по сотовому недоступен. Морской дьявол бы его побрал.

Присутствующие в зале две дюжины коротко стриженных молодых людей, три переметнувшиеся от коммунистов пенсионерки и трое-четверо людей средних лет в дорогих деловых костюмах, ничего не подозревая о тревоге, снедавшей Фурманова, глядели, как он рассуждает о самодержавии и народности на фоне Иосифа Виссарионовича, и гадали, что бы это значило. Неужели планируется возвести на пустующий российский престол династию Джугашвили?

– Василий Иванович, – наконец решился один из молодых людей, – у меня тут вопрос…

– Людям, плохо представляющим, что такое православная монархия, – осадил его идеолог, раздосадованный таким нарушением гладкого течения своей речи, – предлагаю воздержаться от высказываний, чтобы великую идею не запятнать. А плохо представляют себе это практически все, потому как питаются тем, чему учила бесовская антимонархическая советская власть.

Бывший инструктор идеологического отдела Черновицкого горкома комсомола прекрасно знал, о чём говорил. Но только Василий Иванович собрался отослать проштрафившегося молодого человека к идеологически правильной литературе, как тот уточнил, что интересуется изменением отношения господина Фурманова к товарищу Сталину.

– Я не понимаю, чем вызван вопрос. И при чём вообще тут Сталин? – удивился Василий Иванович. – Вы, мой друг, совершенно не следите за ходом моей мысли.

– В том и дело, раньше вы о нём никогда не говорили, и вдруг… – Молодой человек смолк и указал рукой в сторону изображения Иосифа Виссарионовича.

Василий Иванович обернулся, приподнял брови домиком, но быстро взял себя в руки.

– Зачем он здесь, не ведаю. Но раз спросили, отвечу. Иосиф Виссарионович Сталин был великим человеком, гениальным менеджером и, при всех его мелких недостатках, оказал неоценимые услуги России. Он разогнал и изничтожил еврейскую ленинскую гвардию, восстановил Церковь, возродил буквально из пепла патриотизм и величие империи Российской и многое другое. Но самый точный для меня показатель – дружная к нему ненависть нынешних либералов и демократов, этих гнусных прихвостней американского госдепа. Это, друг мой, есть вернейший признак того, что Сталин был России необходим.

Других вопросов не последовало, так что присутствующие дослушали тезисы о самодержавии и перешли к более злободневным вопросам: общим голосованием предали анафеме кощунников, подбросивших в штаб-квартиру движения листовку с изображением распятого Христа и подписью «Казнён за оскорбление чувств верующих», просмотрели репортаж о торжественной поступи русского народа во время Первомая, выбраковав несколько эпизодов, где поступь была не слишком торжественной, а народ выглядел недостаточно русским, обсудили необходимость обратить в правильную веру известного писателя и националиста, по странному стечению обстоятельств впавшего в грех зороастризма, и на десерт вскрыли очередную попытку либералов расшатать общественные устои государства Российского путём пропаганды гомосексуализма и прочей распущенности.

Жизнь шла своим чередом под мудрыми взглядами вождя народов и его белого коня.