Читать книгу МЕТАМОРФОЗА - Иосиф Раскин - Страница 6

Супруга Бутенковского Любовь Лазаревна в это время тоже готовилась отойти ко сну.

Она сидела перед краснодеревным раннеклассическим трюмо работы славного мастера Томаса Чиппендейла и критически рассматривала собственное изображение. Свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи…

– Порядок, полный порядок, Ваше сиятельство! – докладывало трёхстворчатое зеркальце очень ухоженной и вполне ещё молодой (попрошу! без всяких там «вполне ещё», а просто молодой) даме с волосами цвета благородной платины и несколько великоватым носом. Хотя не такой ли нос сподобил Сашу Чёрного на бессмертную строку: «…Нос её – башня Ливана…»? Сама мадам Бутенковская Чёрного, естественно, не читала и даже как-то закатила плюху неосторожному поклоннику, процитировавшему про башню, но потом добрые люди ей всё объяснили.

Не доверяясь бодрому отчёту чиппендейловского зеркальца, Любовь Лазаревна самолично сканировала своё изображение, как доблестный пограничник на контрольно-пропускном пункте железнодорожной станции Чоп.

Лоб средней высоты, гладкий – ажур. Две брови соболиные, выщипанные и вытатуированные в самую меру – ажур. Веки не набрякшие – ажу… стоп!! Неужели левое веко опущено? Так и есть! Буквально на два миллиметра, но сомнений никаких!

Помимо любви к антикварной мебели и мангово-фисташковому мороженому, Любовь Лазаревну одолевала страсть к медицинским наукам. Примерно раз в три месяца мадам Бутенковская распознавала в себе очередной смертельный недуг, доводя до исступления всех окрестных врачей. Однако эти болваны, похоже, всерьёз уверовали в её бессмертие.

Она переместилась к ноутбуку и изящными пальцами в ещё не снятых на ночь брильянтах принялась лихорадочно гуглить.

Ну, так и есть! Опущение века… то есть птоз… Причины… Та-ак… Опухоль в вилочковой железе, рак лёгкого и совершенно безжалостная болезнь со звучным названием «миастения гравис»… Приехали. Недаром в последнее время она ощущала какую-то тяжесть в левой половине тела после поздних обедов!

Придётся срочно звонить профессору Самуилу Преображенскому. Ну, не срочно, а завтра утром. Самуил совсем избаловался. В прошлый раз, когда она позвонила ему в два часа ночи сообщить, что вот-вот умрёт от болезни бери-бери, профессор послал её к чьей-то (неразборчиво) матери не просыпаясь.

– Вот так-то, Володенька! – укоризненно сказала мадам раззявившему пасть компьютеру. Впрочем, Володенька, как мы знаем, был далеко и её не слышал.

Для успокоения нервов Любовь Лазаревна приняла внутрь рюмочку хеннесси, вздохнула и отправилась в холодную постель.

«А может, бросить всё и махнуть куда глаза глядят? – подумала она, потихоньку расслабляясь под пуховым одеялом. – Пока они ещё глядят. В Австралию, к этим, к страусам марабу… Говорят, марабу испытывают влечение к людям. Хоть напоследок почувствовать, что ты кому-то небезразлична…»

Приятное тепло начало распространяться по всему телу…

…Во сне мадам прохаживалась по знойной австралийской набережной под кокосовыми и финиковыми пальмами с длинноногим птицем. Птиц не спускал с неё огромнейших страусиных глаз, лучившихся любовью. Затем прямо на набережной страус начал расстёгивать на ней шиншилловую шубу, пуговичку за пуговичкой…

Вдруг раздался пренеприятнейший шум. Её кавалер резко наклонился вперёд, стукнулся клювом об асфальт и упал без чувств.

«Ох, не к добру это», – подумала Любовь Лазаревна, поворачиваясь на левый бок, но не просыпаясь.