Читать книгу Придуманная жизнь. Роман - Ирина Федичева - Страница 10

Долгий июньский день завершался золотистым закатом. Наверное, завтра опять будет хорошая погода.

«Замечательное лето, удивительное время года, – радовалась Октябрина. – Тепло-то как! Если бы ещё и с экзаменами пронесло. Четырнадцать человек на место было в прошлом году. А сколько будет в этом?»

Возвращаясь домой троллейбусом, она думала о лесной прогулке с тревогой: куда всё-таки запропастился Вадим?

Но вот и дом родной! Он перешёл к её отцу от его отца – как свадебный подарок. Сам же дед, революционер первой волны, так и не понявший, что происходило в стране долгие годы, ушёл из жизни, беспрекословно веря в чистоту помыслов соратников и тех, кто приходил им на смену. Внутренний террор власти, уничтожение нации казались ему чем-то ирреальным, чудовищной ошибкой, в которую невозможно поверить. Он глубоко и тяжело внутри себя переживал происходящее в стране. И умер от обширного инфаркта, не дождавшись появления на свет внучки. Но непременно порадовался бы её рождению на день революции и связанному с ней имени девочки.

Октябрина открыла входную дверь своим ключом. Из глубины дома доносилась любимая мелодия: «Эти глаза напротив чайного цвета…» Приятные строчки. И пелось в них про её золотисто-карие глаза.

– Это ты… – как бы отрешённо констатировала мама, выйдя в прихожую со сложенными на груди руками.

Мама, показалось Октябрине, была не совсем в своей тарелке. Не такой, как обычно. Другая.

– Что-то случилось?

Мама не ответила, махнув рукой. Потом обеими ладонями прикрыла лицо. Плечи её задрожали. Октябрина встревожилась: мама беззвучно рыдает!

– Что? Что случилось?

– Отец… Отец…

– Говори! Говори же! Что с ним? Он жив? – перепугалась девушка.

Очарования предыдущих часов как не бывало…

– Он… Он… Он ушёл! Он уехал! Навсегда!

– Как ты сказала? – дочь не хотела верить услышанному, но поняла всё без дополнительных объяснений.

Значит, это правда! Октябрина слышала обрывки разговоров мамы с её подругой, из которых уловила: между отцом и матерью что-то происходит. Мама подозревала его в связи с другой женщиной. Мама надеялась на благоразумие отца, на то, что он не станет рисковать карьерой, положением, останется в семье. Кажется, мама его по-своему любила. А он как же? Выходит, не любил или разлюбил? Почему? Куда уходит любовь, если семья создаётся на её основе? Стоп! Была ли любовь между её родителями? Они всегда сохраняли вежливые взаимоотношения, не более. Став взрослой, девушка засомневалась в когда-либо существовавшей хотя бы короткой любви родителей друг к другу. Спроси кто, на чём основываются её предположения, Октябрина не смогла бы ничего объяснить. Она так чувствовала.

Книжная девочка, Октябрина читала о любовных треугольниках в романах семейной библиотеки. В основном в зарубежных. Романы авторов советского периода рассказывали о стройках великих пятилеток, разбавляя повествование любовью на фоне свершений. У их героев и героинь дети, похоже, появлялись на свет как-то иначе. Газеты о таких романах писали взахлёб, называя новой, ни с какой другой не сравнимой литературой.

– И что? – робко поинтересовалась Октябрина. – Он с тобой объяснился?

– Объяснился! – мама недобро усмехнулась. – Объяснился! Как же! Сказал, она ждёт ребёнка… Он не в силах оставить молодую женщину в таком положении. Молодую! Разве я стара?! Между мной и ею каких-то лет десять-двенадцать… Как он посмел! Как хватило совести! А я?! А ты?! А что скажут люди?! Позор! Хотя бы соблюдал приличия! Нет! Он всегда был таким! Всегда – сам по себе! Ох, позор, позор. Что же теперь будет с его карьерой?! Я этого так не оставлю! Я напишу куда надо! Пусть ему подёргают нервишки! Пусть попрыгает, как карась на сковородке! Он меня ещё вспомнит! – мама с каждой минутой распалялась больше и больше.

Дочь не сомневалась – именно так и произойдёт. Бедный папа… Бедная мама… Неужели нельзя как-то иначе обойтись друг с другом – теплее, бережнее. Человечнее, наконец!

– Беременная? А сколько ей лет? – удивилась Октябрина, которой отец казался пожилым человеком – ему то ли около сорока, то ли на год-два больше… Октябрина не очень хорошо разбиралась в физиологии мужчины и женщины такого возраста. Можно сказать, совсем не разбиралась. Откуда ей, девочке из хорошей семьи, знать такие подробности? Литературу на эти темы невозможно найти. Разве что подпольно из рук в руки передавались книжечки подобного содержания, да ведь и они не отвечали на все вопросы.

– Она ему чуть ли не в дочери годится. Ей двадцать пять! Шалаве! – мама, обычно сдержанная, злилась и ругалась несвойственными ей словами.

Сухой и педантичный, отец почти не замечал дочери – разве только тогда, когда в доме было что-то не в порядке. Он бесстрастно выговаривал ей нравоучительные слова ровным низким голосом, глядя как бы сквозь девочку. Он считал своим долгом воспитывать её как можно строже и обязательно пенять на любой промах, невзирая ни на что, – иначе кто из неё вырастет?! Мама в таких случаях принимала его сторону. Мама и впоследствии ни в чём не поддерживала Октябрину, стараясь при случае уколоть любой мелочью.

После такого «воспитания» дочь чувствовала себя так, словно на неё вылили ведро ледяной воды. Ей было неуютно, зябко. Она подолгу не могла согреться. Несправедливые обвинения превращали её нервы в лёд, таявший частыми слезами.

Ей захотелось уехать из дому лет в тринадцать, а, может, и раньше… Она мечтала об учёбе в другом городе, как о наиболее вероятном выходе из положения. Представляя свою будущую семейную жизнь, девочка не сомневалась, что уж отцом-то её детей будет тёплый и чуткий человек. Она же как мать не позволит себе оскорбительных для достоинства детей требований, поступков и слов.

Взрослея, Октябрина постепенно научилась отдельно воспринимать каждого из родителей. Она наконец разобралась: мама и папа – это два полюса. Они не уступают своих позиций, не вникают в интересы дочери. Внешняя благопристойность была им важнее реальности.

…Мама ругалась и ругалась. Весьма «тёплый» вечер накануне отъезда.

Хорошо зная маму, Октябрина видела: она переживает. Но не потому, что отец ушёл. А потому, что ушёл к молодой и уже беременной.

Уходя, отец сказал: «Я люблю эту женщину. Она напоминает мне ту, что была до тебя. Можешь меня не прощать. Ты знаешь: моей вины нет ни в чём. Это нас догнало наше прошлое. Дочери при необходимости помогу, чем смогу. Перед нею в одинаковой степени виновны и ты, и я…»

Но мама не передала этих слов Октябрине, и дочь обиделась на отца, сочувствуя матери уже чисто по-женски.

Чутьём понимая, что происходящее сейчас приведёт к чему-то новому, Октябрина ощущала неясную тревогу, искала её причины, докапывалась до них, отгоняла прочь и… вновь погружалась в сегодняшнюю ситуацию. Легко ли будет справиться с ней девочке, не имеющей жизненного опыта? Но она давно привыкла к внутреннему одиночеству. Может быть, оно-то и помогало ей.

…И хорошо, что сейчас никто не догадывается о существовании Вадима. До поезда – чуть больше суток. Нужно собрать вещи, учебники, чтобы в чужом городе не метаться в поисках необходимого.

У неё есть своя комната. Небольшая и уютная, она расположена вдалеке от теперь уже бывшей родительской спальни. Каким чудом её деду удалось в трудные времена жёстких ограничений выстроить такой замечательный дом? Это лучший дом на их удалённой от центра города улице.

Октябрина вздохнула. Не успела окончить школу – навалилась взрослая жизнь, резко захлопнув дверь в детство. Вчера, на выпускном, ничто не предвещало столь мгновенных перемен. Родители, красивые внешне, выделялись среди прочих гостей элегантностью. Будто бы они – другого «тестозамеса», будто выпечены они из лучшей «муки». Вчера Октябрина любовалась ими.

И танцевали они красиво. И на отца восхищённо смотрели чужие мамы. Чужие папы с восторгом оглядывали маму. «А ведь уже знал, что уйдёт… Непостижимо!»

Добрых два часа девушка в своей комнате готовилась к отъезду. В доме стояла тишина. Забеспокоившись, Октябрина поднялась на второй этаж. Мамы в спальне не было. Она отыскалась в гостиной на первом. Укрывшись одеялом, мама безмятежно спала, уютно пристроившись на огромной тахте.

«Больной пошёл на поправку», – пошутила Октябрина и успокоилась: если мама спит, значит, о её состоянии не надо беспокоиться. Видно, не так уж сильно переживает, а больше накручивает себя, для какого-то ей одной ведомого призрачного «порядка». Шёл второй час ночи.