Читать книгу Придуманная жизнь. Роман - Ирина Федичева - Страница 16

Октябрина вернулась из «библиотеки» довольно быстро. Всё-таки впереди дорога, нужно перепроверить, не забыла ли чего. Она открыла дверь своим ключом, почти бесшумно прихлопнула её.

Услышав голоса в гостиной на первом этаже, Октябрина прислушалась: кто пожаловал? А-а-а… Так и есть. Мамина подруга, Марь Ванна, пришла покапать слезами в мамину отвергнутую душу. «Скорее бы поезд», – посетовала Октябрина еле ползущему времени. Марь Ванну она терпела, так как та много лет считалась другом семьи. Её грубоватые подшучивания нередко коробили Октябрину. Но положиться на эту громоздкую тётку было можно – ничего не выдаст никому и никогда, хоть пытай её, хоть жги калёным железом.

Октябрина собиралась было незаметно проскользнуть в свою комнату, но тут до неё кое-что донеслось. Она замерла у двери. Противница подслушивания, девушка остановилась и сдвинуть её с места в ближайшие минуты вряд ли кому-то удалось бы. Мама говорила негромко, но отчётливо. «Как диктор на радио», – отметила девушка.

– Этого я ожидала столько, сколько лет Октябрине. Я чувствовала: что-нибудь обязательно случится.

– Сама беду и притянула. Меньше надо было об этом думать и бояться, а лаской надо действовать, лаской, даже если и с души воротит, – ворчала Марь Ванна. – Когда б перетерпела, когда б сама приластилась. Глядишь, притянула бы к себе. Мужчина он неплохой, опять же, ответственный работник. Ну так мужиком остаётся и генерал, и министр, и забулдыга. Как хлебнёт от ласки женской – так не оттащишь. По себе знаю, как их лучше-то прибирать к рукам. Видно, допекла ты его, раз на молоденькую девицу польстился, не сдержался да и ребёночка ей сварганил. Молодая девчонка – это сладко, да ведь и мы не лыком шиты, умеем чего и побольше. У неё что! Тельце молоденькое! А у нас опыт. Вон у меня, помнишь, сразу два молодых было, чуть в дверях не сталкивались – не оторвать. Так я ж ласку не жалела. Купленная она у меня, что ли?

– Что ты такое говоришь, Маша… Как ты выражаешься! «Сварганил»! Влюбился он. Он не такой, чтобы «варганить». Влюбился и не устоял. А насчёт молодых – согласна. Один раз и у меня был молодой парнишка. Ой! А знаешь, как? – мама оживилась, голос её повеселел. – Ходили мы на свадьбу. Дружок жениха меня пригласил танцевать. Раз пригласил, второй, третий. А тут чувствую, сама понимаешь. Вышли мы воздухом подышать, ну я и не удержалась, прямо в саду! Как в космос полетела! Как новая стала. Этот мальчик потом приходил ко мне ещё несколько раз. Вот и весь мой женский опыт. Возможно, с этим молодым человеком я и узнала силу плотской любви и страсти. Муж мой… бывший теперь… Глеб, тоже имеет право на любовь. Была ли она между нами? Не знаю. Короткая страсть была, но до того, как поженились.

– Твой-то? Влюбился? Этот сухарь? Влюбился! Да знает ли он что-нибудь о любви-то?!

Октябрина тихо изумлялась. Ну и мама… Ну и папа… Ну и Марь Ванна!!! Эта мамина подруга давно казалась ей совсем старой лошадью. Конечно! На целых десять лет она старше мамы. А ей любовь подавай… Ну и дела! Октябрина покраснела, ей стало жарко. Она заволновалась. Но слушала дальше.

– Знает Глеб о любви, – ответила мама. – Хорошо знает, не понаслышке. Чего уж там! Слушай тогда… Расскажу, раз так… Ты этой истории не знаешь. Ты ж позже сюда приехала. У него была девушка. Она же нас и познакомила незадолго до их уже назначенной свадьбы. А я, знаешь, была такая смелая, на грани отчаянности. Ничего не боялась. В общем, мы с девчонками поспорили, что я его отобью. Ко мне многие ребята подъезжали. Я была такая яркая, статная – всё при мне: и рост, и фигура. Да и сейчас я, видишь ведь, очень даже ничего… И лет мне немного. Октябрину родила и девятнадцати не было. А тогда – волосы ручьём до колен. Мне семнадцать с половиной, учусь в медицинском техникуме. Это уж после наш медицинский окончила. Глеб заставил. А тогда он только что вернулся из армии. Высокий, широкоплечий, остроумный. Вскоре после знакомства я пригласила его с девушкой ко мне на чай. Девушка задерживалась в институте, и отправила его одного. Я пекла пироги. Я ж прирождённая хозяйка… Вот у дочки этого нет… Витает где-то в облаках, истории сочиняет. Пишет, пишет… Может, она не совсем в себе? Так я водила её к психиатру. Он ничего не обнаружил. На меня даже как-то странно посмотрел… А что я?! О ней же забочусь. Всё для неё! Кому нужна эта писанина? Не понимаю. Ничего не понимаю… – Октябрина слушала мамины слова с обидой и нарастающим удивлением.– Да… У меня тогда парень был. Хороший парень, добрый. Уже окончил офицерское училище, начал службу – постарше меня лет на шесть… Или на семь… Точно сейчас не помню… Мы собирались пожениться, когда мне исполнится восемнадцать… Любил меня без памяти, а я его любила, казалось, больше жизни. Но он уехал на уборку урожая, куда-то на восток. Тогда многих посылали туда. Армию – в первых рядах. Ну и вот. Словно бес попутал, словно кто перечеркнул мою судьбу! А поспорили с девчонками знаешь, на что?

– На что? – переспросила Марь Ванна.

– Смешно говорить… На большой арбуз. Вспомни, какое было время! Ни денег ни у кого нет, ни еды в достатке… И тут – чудо! Зима в самом разгаре! А к нам тогда привезли огромные арбузы из Средней Азии. В первый раз! Хотелось так, что сил не было… Так вот. Сроку мне дали мало – два дня всего. Нужно было сделать так, чтобы он от меня ни на шаг. А потом мы бы ему объяснили всё, как полагается. Нужно мне было его собою увлечь. Всем хотелось арбуза. Сколько раз потом думала: почему ж не пошли и не купили? Скинулись бы и купили… Спор дурной организовали… Ну и что ты думаешь? Я не особо хитрая-то и сейчас, а тогда что? Девчонка и есть девчонка. Ничего такого я не придумала – попросила помочь с маленьким ремонтом. Карниз для занавесок сломала перед самой встречей. Вот в тот же вечер всё и произошло. Когда его девушка пришла, мы вида не подали. Он был неопытный. Я была неопытной. Но разобрались. Он оказался таким горячим, ненасытным… это я сейчас понимаю. А тогда было интересно. С первого раза у нас всё и получилось. Ярко! Мне очень понравилось. Меня к нему тянуло каждую минуту. Это потом мы быстро остыли, после свадьбы. Очень скоро я поняла, что уже не одна… Я, конечно, не рассказала девчонкам подробностей. Они сами сообразили. Но молчали. Он приходил каждый день. А я как представлю его – так вся дрожу. Короткая страсть моя как родилась, так и сгинула. Его девушка не была моей подругой, просто знакомая девчонка. До сих пор себя корю – зачем соглашалась на тот глупый, никчёмный спор? Он к ней на свидания перестал приходить. Тут я и сообщила ему о беременности. Отнесли в загс заявление. Свадьба прошла тихо. Медового месяца вроде как и не было. Всю его страсть ко мне как кто сглазил. А девчонка его потом отравилась, но её откачали. Она осталась инвалидом. Он совестью и мучается. Денег ей посылает. Так что всё закономерно. За всё нужно платить. Пришла и моя очередь. Вот это и есть моё наказание за ту шутку.

– Дела-а-а… – Марь Ванна пригорюнилась. – Судьбу на коне не объедешь.

– Ох, Маша, смотря какой этот конь-то.

Мама Октябрины, наверное, решила выговориться за все годы мучительных одиноких переживаний:

– После того несчастного случая с его бывшей девушкой мы с ним стали как чужие. Он хотел сына. Когда дочка родилась, немного потеплел. Нянчился с нею. Однажды сказал мне, грубо так: «Вот уж ей-то глупые шутки в голову не придут! Я сам её воспитаю. Она вырастет порядочной девушкой и будет порядочной женщиной!» Меня будто кипятком облили. Потом я потихоньку, чтобы он не видел, много плакала. Да что ж поделаешь! Сама виновата. А он девчонку воспитывал строго – слова ласкового не говорил. Изредка разве что. Думаю, мы ей дали мало тепла. Я тоже – вся в думах. Она росла вроде в стороне от нас: сыта, обута, одета не хуже других, но в фантазиях витает. Мне её и жалко бывает временами, а больше – раздражает она меня. Веришь ли? Вот и дочь. А любви не чувствую. Знаю: надо любить, а сердце холодно. Отец вроде больше её любит. Из-за неё у меня всё пошло наперекосяк. Не забеременей я тогда! И говорить стыдно. Не знаю, люблю ли её. Делаю вид, что люблю. Разумом понимаю, да сердце к ней не лежит. Раздражает она меня буквально всем. Так бы и прибила порой! Видишь, сколько лет так пролетело. Жалко молодости.

– Насчёт дочки ты зря. Дитя не виновато. Оно на свет не просилось. А вот насчёт тебя самой… Выживешь! Беда, если б ты его любила, а так у тебя сейчас – просто досада. Пройдёт. Так и мы ж ещё не стары! Тебе до сорока сколько ещё! Ты в самом соку! Красавица – посмотри на себя! Ещё и встретишь кого… А тот парень-то твой что же? Который на уборку урожая-то ускакал?

– Да была б одна – убил бы. Люди его удержали. Вернулся, а у меня уж и живот не спрячешь. Всё понятно. Смотрел с презрением. Когда девочка родилась, уехал. Сейчас живёт на Урале, генерал. Два мальчика у него моложе моей. Он тогда уже старшим лейтенантом был, когда уезжал… Написал рапорт. Просил перевести в далёкий гарнизон. Ну его на Север, в Заполярье отправили, а там служба по-другому идёт. До сих пор его люблю. Как подумаю, что его дети могли быть моими, не нахожу места. Не поверишь, люблю этих детей, хоть никогда не видела. Стараюсь о них не думать. Заходится душа. А лет пять назад проездом был у нас. Десять минут и виделись. Просил прощения. Говорит, глупый был, молодой. Надо было простить, забрать с собой. И я просила прощения – тоже глупая была, неопытная девчонка. Что с меня возьмёшь!

Ошеломлённая услышанным, Октябрина отворила дверь своей комнаты. Теперь она знает о причине холодности матери, теперь способна объяснить её внезапные вспышки ярости и гневливости по отношению к себе. Понятна и строгость отца. Её неяркое детство ушло в прошлое. Она, неизбалованная любовью родителей, должна надеяться на себя. На себя! Только на себя! Октябрина заплакала. Что же это такое! Родители для неё – главные, самые авторитетные люди. Но она всегда доказывает им, что она тоже человек. У неё есть права на самостоятельность и хотя бы на какую-то свободу. Её почти не хвалили, воспитывали, поучали, ставили на место, приводили в пример каких-то девочек и мальчиков.

Ещё в раннем детстве Октябрина хорошо усвоила, какой она должна быть, а какой быть не должна. Она уходила в мир книжных героев. Представляла себя Ассоль или Золушкой. Время от времени становилась королевой Марго, иногда – принцессой несуществующего Золотого государства, где все живут в одном гармонично выстроенном мире. Там всё хорошо. Там ни за что не надо бороться. И постепенно этот мир разрушается, а счастье уходит в никуда… Сказки. Это её сказки.

В мире, где живут она, Вадим, родители, другие люди, так не бывает. Немного бы улучшить этот мир или создать свой, где все счастливы и хорошо понимают друг друга. Таким золотым микромиром непременно станет её будущая семья. Уж она-то постарается сделать для этого всё возможное и невозможное.

Октябрина проверила вещи… Скоро заедет отец, отвезёт на вокзал, проводит до вагона. Грустно. Отцу и маме было плохо вместе. Хорошо ли ему сейчас? Октябрина желала отцу счастья. И незнакомой девушке, его любимой, – тоже.

Она отворила окно в сад, впустила в комнату вечер. Ее любимцы фруктовые деревья что-то нашёптывали, шелестя листвою: счастливую дорогу? счастливую любовь?

Обострился аромат цветов на клумбе. Всё, как всегда. «Нет, – подумала Октябрина. – „Как всегда“ больше не будет. Наша семья изменилась. У всех началась новая жизнь. Наверное, я не скоро сюда вернусь. Мой дом был не очень тёплым. Но это – мой родной дом. В нём остаются мои маленькие радости. Маленькие радости – большое счастье моей души…»

Весело улыбаясь, она вошла в гостиную.

– Вернулась? Собралась? – вежливо вопросил голос мамы.

Глаза мамы оставались равнодушными. Мама выполняла долг. Она столько лет несла ношу, как тяжёлый крест на свою личную Голгофу… Наверное, у любого есть высшая точка для самых тяжёлых испытаний. Который год мама тащила свой жизненный груз. Глупая шутка! Какой-то арбуз… И – поломано столько судеб. «Нельзя поддаваться обстоятельствам! Надо беречь любую мелочь хорошего в своей судьбе, любую песчинку добра… – противилась Октябрина услышанному. – Моя жизнь выстроится иначе. Я сберегу любовь. Не сломаю своей судьбы. Буду терпима и терпелива».

С улицы просигналила «Волга». Водитель молча взял вещи. Мама проводила до порога, не переступив его. Поцеловала, едва коснувшись губами лба дочери. Октябрина улыбалась. Она оставалась хорошей дочерью.

Папа, не такой, как обычно, сидел на первом пассажирском сиденье.

– Готова? – спросил строго, не допуская и сейчас ничего похожего на сантименты. Дочь кивнула. – Поехали!

Город жил привычной летней жизнью. Машина словно самолёт летела по вечерним улицам. Лёгкий ветерок шевелил волосы отца.