Читать книгу Возвращение солнца. Цикл «Деревянная сабля». Книга первая - Ирина Фургал - Страница 17

А через некоторое количество холодных, дождливых, штормовых дней продолжилось лето. Весь город журчал, сейчас это было царство бегущих наперегонки ручьёв и солнца, сияющего на воде. Так всегда бывает после больших дождей. Вода бежала по склонам, земля дымилась и благоухала, высыхая. Заливались птицы, они трепыхались в тёплых лужицах и блаженствовали, купаясь. О, как пахнут мокрые сосны, как манит море, как радует вид белых убегающих облаков! В наступающей жаре капли падают на макушку с веток яблонь, и с сорняков в саду – на босые ноги.

Ах, что за дождь! Прекрасный и сильный дождь! Он прошёл и принёс красоту и жизнь.

– Что? – спросил Рики. – Что ты стоишь? Ты будешь собираться? Мы папу навестить идём?

Пусть за мной зайдёт Ната. Должна же она понять, как мне плохо? Мне обычно всегда хорошо, и это я прихожу, когда она плачет. Мне было настолько худо в эти дни, что я эгоистично решил отложить на потом лишение Наты надежд насчёт меня, если таковые надежды вообще имели место. Мне нужно было участие, но и Нате тоже. Мы с ней поддерживали друг друга в нашем беспокойстве. А теперь я стою босиком и гляжу через калитку на улицу, и за моей спиной спущенный флаг. За моей спиной с невозможной скоростью носится по лужам Чикикука, то плещится, то зарывается в мокрую траву. Фыркает и кувыркается от счастья.

– Ты погадал бы, – жалобно попросил Рики. – Сразу станет всё ясно. Ты ведь не ошибаешься. А вот если я погадаю – я могу ошибиться. Я ещё маленький.

– Рики, – сказал я, – о человеке, который умер, не беспокоятся. А я беспокоюсь.

– Ты переживаешь.

– А ты пережёвываешь, – огрызнулся я. Помолчал и сознался: – Просто себе места не нахожу. Может, Чудилка ранен?

– Миче!

– Да нет, это я так, просто так.

– Миче!

– Сказал же, что не подумав.

– Да нет, глянь туда, там едут Корки!

Я глянул в сторону сада. По переулку, на замечательных конях, двигался небольшой отрядец. Папаша Корк со своей Коркиней и с несколькими родичами. Куда это они, интересно, по нашей-то улице?

Свернув налево, отряд зацокал вниз мимо моего дома. Цоканье было еле слышно сквозь журчание воды и верещание ласточек. Богато одетые всадники вспыхивали драгоценными камнями сквозь пар, поднимающийся от дороги, волосы и гривы, пронизанные лучами, поблёскивали, сверкающие брызги разлетались от копыт, блестящие капли висели над головами на листьях. Красиво! А я схватился за ворот рубахи и, задыхаясь от злости, смотрел на процессию. Это всё из-за них! По их милости я измотан тревогой, бессонницей и работой. По их милости Чудилка сейчас в море совершенно без меня. Не могу защитить. Наверное, стоило попроситься с ним. Как это я не подумал?

Я же говорю: слухи – это напасть какая-то. В городе только и твердили о том, какой я молодец – сорвал планы пиратов, а откуда это стало известно, я понять не мог. В рассказах, полных невероятного вымысла, упоминался даже амулет Сароссе, о котором я узнал посредством гадания и за который бился – деревянной саблей! – с великанами и дУхами. И все валом валили ко мне со своими проблемами. Все превозносили меня до небес. Собственно, то же самое происходило и с Мальком. Семейный бизнес Мале расцвёл пышным цветом. Своя доля славы досталась и Рики. Мальчишки и девчонки ходили за ним по пятам, но Лалы Паг не было в этой компании.

Всё это было несправедливо, потому что мы втроём весело развлекались несколько дней, добывая амулет, а Чудила, например, безрезультатно бился лбом во все двери, не зная того, что предпринимаем мы, доказывал и портил с кем-то отношения. Это гораздо сложней, уж поверьте. Он ничего не добился, но это не его вина, и о его усилиях не знают, и помнить не будут. Зато вспомнят о наших, если флот союзников потерпит неудачу: нас с Рики, как анчу, растерзают первыми. Вы чувствуете, я всё об одном.

Отряд уже миновал мои ворота, когда ехавший во главе его папаша Корк, резко развернул коня и быстро поцокал назад. Должно быть, он очень зол на меня – я сорвал его планы. Должно быть, его друганы-пираты уже давно обязаны были хозяйничать в нашей столице и посадить его на престол. А их всё нет и нет, а по городу ходят слухи о Миче, добывшем Доброе Сердце Эи, похищенное и спрятанное злоумышленниками в пещерах анчу.

Да, Корк, конечно, впал в бешенство при виде меня, но он не знал, насколько взбешён я.

Хлопнув калиткой, я выскочил на дорогу и встал перед его конём, как был: босиком, в наполовину расстёгнутой рубашке и лысый почти (вы же не думаете, что я всё ещё щеголял с чёрными кудрями? Я их сбрил).

– Ты, урод белоглазый… – яростным шёпотом начал Корк, свесившись с коня. И заткнулся. А что он скажет? Сознается, что готовил переворот, а я сорвал его замысел?

– Это всё? – спросил я, трясясь от злости.

– Ты… Ты… – заквакал он и, не зная, к чему придраться, ляпнул: – Ты что опять сделал с моим сыном?

– Что я опять сделал? Ну, скажи! – Я вцепился в уздечку его коня.

– Ты знаешь!

– Понятия не имею.

Наклонившись ниже, он закричал:

– Когда-нибудь на узкой дорожке я тебя убью.

Я рассмеялся ему в лицо:

– Давай, попробуй. И береги свои мозоли, если не разминёмся.

– Миче, не связывайся с ним, – послышалось сзади. Соседи выбежали на улицу мне на помощь, и у некоторых в руках были вилы, лопаты и палки. – Уезжайте себе, господин Корк.

– Эй, анчу, тебе что надо? – закричали из свиты.

– Отпусти уздечку, выродок, – шипел этот подонок.

Я бы отпустил, но это не я к нему лез изначально. Это он цеплялся ко мне и вывел-таки из себя. В ярости не подумав о животном, я дёрнул ремень, конь взвился на дыбы, Корк кувыркнулся и брякнулся. Я подскочил и схватил его за шкирку, пока он не пришёл в себя. Я сунул свои губы ему в ухо и шепнул кое-что:

– Помолись своему пиратскому богу за то, что я догадался, но не сказал. Облобызай ему ножки, потому что я не скажу. Не ради тебя. Ради других.

И я отшвырнул его от себя. И вот теперь меня убьют. Жаль, что волосы не успели отрасти – хотелось бы помереть с нормальными.

– Держите Рики за забором, – крикнул я соседям.

– Держите наглеца! – взвыл чёртов Корк.

Всадники надвинулись на меня, а чьи-то руки дёрнули меня назад, в толпу соседей.

– Расступись! – орала Коркова родня, пытаясь до меня добраться. – Выдайте преступника, напавшего на высокородную особу.

Соседи перегородили улицу, а на выставленные вперёд вилы особо не попрёшь.

Как по заказу появилась полиция. Знакомый лейтенант, дядя Вэт, крикнул что-то про порядок и суд, но Корк уже взгромоздился на коня и повёл своих в атаку. Ох, до чего ж плохи наши дела! Соседи в заботе обо мне крепко держали меня за руки. Они никогда не помнят, что я волшебник, и что руки магу нужны для колдовства и для их же защиты.

И тут звонкий голос перекрыл весь этот гвалт:

– Корабли! Смотрите, корабли!

На ограде, напротив моего дома, стояла Ната в платьице в горошек и показывала на море.

Схватка заглохла, не начавшись. Крики взвились до небес. Корки умчались вниз. Соседи бестолково заметались, покидали через заборы домашние орудия убийства и понеслись следом. Лейтенант Вэт похлопал меня по плечу и сказал:

– Миче, мальчик, обратись в суд, тебе говорю. Может, Корков попустит.

Через мгновение его уже не было в поле видимости.

Я остался дурак дураком посреди улицы, и даже едва сообразил помочь Нате слезть. Из калитки осторожно выглянул Рики с Чикикукой на руках.

– Ну, вообще, Миче, ну ты даёшь! – только и сказал мой очень младший брат. Зверушка уткнулась ему в шею и дрожала от усов до кончика хвоста.

Мы помолчали.

– Могут вернуться, – наконец выдавил я из себя. – Кораблей-то нет.

– Но надо же было что-то делать, – пробормотала Ната.

Я притянул её к себе и обнял её, как Рики обнимал Чикикуку. А Ната вела себя также, как зверушка: уткнулась и дрожала.

– Спасибо, – говорил я, гладя её волосы и пытаясь успокоить. И всякий раз в таких случаях мне хотелось так прижимать её к себе всю жизнь. Я вспомнил, что мне ведь надо отказаться от этого, но прогнал кошмарную мысль, решив додумать её потом.

Ната не могла отсюда видеть корабли, если бы они входили в гавань. От моего дома открывается вид на то место, где пляжи, но не на порт. Но её крик взбудоражил всю округу. Люди с воплями пробегали мимо нас, скакали верхом, ехали в экипажах, всё вниз.

– Корабли! Корабли! – кричали все. – Что стоите? Наши вернулись! Победа! Победа!

– Победа?

Рики понёсся за угол и возвратился оттуда с дикими глазами:

– Корабли! На самом деле! Я их видел! Там!

Над Няккой грянули колокола, ликующий перезвон ворвался в безмятежное небо.

– Миче, стой! Обуйся хотя бы, – удержала меня за рукав смеющаяся Ната.

Очень скоро мы бежали вниз вместе со всеми, и в просветы видели на горизонте возвращающийся флот.

– А вдруг пираты? – испуганно крикнул я.

– Ты что? Это наши! Я узнаю корабли. Вон тот – флагман «Великая Някка», а вон там – «Решительный». Тот – самый красивый – «Роза Заполья». Вид у него потрёпанный. На том меня в детстве разок прокатили – смотрите, это «Прекрасная Ориес». Надо же! «Северянин»! Он такой строгий! Ой, глядите туда: даже маленький цел, «Малыш Клю». Он участвовал во всех сражениях и всегда возвращался почти невредимым. «Летящий»? … Нет, не он. Это «Энн Кари». «Летящего» нет, я не вижу. На тот дали деньги какие – то прошлые Корки. «Золотая мечта» называется. Понятно, какая у них мечта. Нет «Красавицы запада». Честно, нет её. Может, не дошла ещё, а? «Грозный Дук», его отняли у пиратов давным-давно. Его нет. Не вернулся. И двух новых нет. Миче, помнишь, мы смотрели, как спускали на воду «Лилию». Ужас какой! Где она? Миче, думаешь, все они… утонули?

– Не знаю, – охнул я.

Меня всегда изумляла страсть Наты к кораблям. Она знает их все, характер каждого, время постройки, имена капитанов. Кое с кем из них водят знакомство её родители, и Ната спокойно может попросить покатать её, взять в плавание и, представьте, ей доверяют штурвал и даже покомандовать. Она знает страшное количество морских песен и разбирается в рыбе, потому что её отец был сначала простым рыбаком, а теперь – один из трёх известнейших торговцев этой скользкой добычей. Мало того. Ната может водить речные торговые суда по прекрасной Някке, нашей реке.

– Ната, а где Чудилка? – теребил её Рики.

– Что ты, разве можно увидеть?

Судя по тому, что Петрик уезжал в порт с Далимом и королём, он должен быть на «Великой Някке», хотя вовсе не обязательно.

Команды сойдут на берег ещё не сейчас, но люди на набережной будут ждать. Пока переправляли раненых, и в порту грузили их на санитарные повозки. Я нагло отвёл глаза стоящим в оцеплении солдатам. Я бродил там и каждого встречного-поперечного спрашивал, не слышал ли он чего о Петрике Тихо. Зря я сюда пришёл. Невозможно было смотреть на этих искалеченных людей, заглядывать в их бледные, измученные лица. Война, это, знаете ли, не игра, не праздничное шествие. Это беды и боль. Надо было подождать вечера и прийти к госпиталю, где вывесят списки. Я не нашёл Петрика, зато меня затошнило и потемнело в глазах. Я ринулся было уходить, когда заметил долговязую фигуру приятеля – младшего доктора Шу, и пристал к нему с этим вопросом.

– Не знаю я, – вздохнул он. – Я не видал Чудилу. Где тут его найдёшь, смотри, что творится. С чего ты вообще взял, что ранен, почему сразу сюда пошёл? Здесь полно других моих знакомых, Миче.

Я знаю. Я сам склонялся над ними и звал их по имени, но не все откликались. Моя душа была полна ужаса, а живот сводили спазмы.

– Ты, Миче, или помогай или шуруй отсюда, – сказал Шушик.

– Но… Что делать надо?

Сколько-то времени я таскал носилки, потому что больше почти ни на что не годился. Когда вернулся домой, то рухнул на кровать, как полено, и проспал часа два, пока меня не разбудили.

– Вставай, Миче, – наш приятель Воки Ловкач тряс меня за плечо. Но мой организм сопротивлялся возвращению из забытья в эту кошмарную действительность. Открыв глаза, я снова закрыл их и отвернулся к стене. Мне всё мерещились эти раненые в порту, эти люди, с надеждой глядящие в море, эта беременная женщина, которую всю в слезах увели с набережной, эти слова Наты: «Миче, ты думаешь, все они утонули?»

И этот Ловкач, который, помнится, был замечен рядом с Назикой, укравшей амулет Сароссе. Я больше ему не верил, и это было горько. Что мы знаем о нём? Он не учился с нами. Он служил на таможне, и мы познакомились с ним через Малька, который привёл его на одну из пирушек по его просьбе. «Прицепился потому что», – объяснил Лёка. Я рассказывал уже, что сам он Ловкача не любил, но тот вошёл в нашу компанию и считался нашим приятелем.

– А ты, Воки, чего одет, как моряк? – спросил я Ловкача вместо приветствия.

– Ну вот тебе и здрасти, – засмеялся тот. – Я только что с корабля.

– Откуда?

– Миче, ты что? Я уходил с флотом. И, представь, не просто так, а на «Северянине». Хоть и простым матросом, но интересно же!

– Стоп! – сказал я. – А почему мы ничего об этом не знали? Почему ты не сказал, что уходишь в море, когда мы тебя встретили у ворот? Почему не знал Малёк, а он работает с тобой? Подожди, он сказал, ты уволился, но ни разу потом не зашёл ни на службу, ни к нам. А мы тоже не могли зайти, потому что адреса твоего не знаем. Где ты живёшь, Воки?

– Как же я мог зайти, Миче, если я был в море? Я для того и уволился, чтобы поступить на корабль. А ко мне заходить нечего. Ты знаешь: отец пьёт, и всё такое.

– Но мы беспокоились. Даже пьяный отец может сказать, где его сын. Ты живёшь в Пониже? Или за городом? – прицепился я. Никто из нас не бывал дома у Ловкача, а вот он у нас постоянно крутился. Что-то он соврёт?

– За городом, – сказал Воки.

– На востоке? На севере? – домогался я, хитрый анчу. – Из каких ворот ты выходишь, Ловкач?

– На севере, – кивнул он.

– Да нет, погоди, в прошлый раз ты говорил, что вышел через Западные ворота и пошёл домой.

– Да? Когда?

– Да когда-то давно.

– Наверное, я сделал крюк. Наверное, надо было куда-то зайти.

Хитрый Ловкач, но я хитрее. Наш город с запада на север можно обходить весь день. Хорош крючочек. Брешет наш дружок. Никогда вообще не было речи ни о каких воротах и месте проживания Ловкача.

– Отца-то как зовут? Встречал он тебя? Мы – так сразу побежали к морю.

– Встречал? – хмыкнул Воки. – Да он совсем допился. Вряд ли он знает, что флот отсутствовал, а я вместе с ним.

– Ты как-то странно к отцу относишься. Пусть допился, но он же тебе отец. Ты даже имя его не вспоминаешь.

– Да ну его, Миче, не о том мы говорим. Ты спроси меня, как всё было. О, как мы расчихвостили пиратов!

Но я не дал себя уболтать.

– Вот видишь, – с упрёком сказал я. – Видишь, ты сражался, ты молодец. Тобою надо гордиться. Я замолвлю словечко – и твоего папашу в Лечебнице превратят в нормального человека. Будет у тебя хорошая семья.

– Да мне и так неплохо. Это у тебя хорошая семья, Миче, вот ты и не понимаешь меня.

– Да у тебя нет сердца! – фальшиво возмутился я. – Даже не надо в Лечебницу. Вот я сделаю снадобье – и ты станешь давать его папаше два раза в день. Будет как огурчик. Кстати, я вспомнил. Ты говорил, его зовут Джоуш Тэрю. Это важно, Воки, ведь над снадобьем надо четырежды произнести имя клиента. Я дам его тебе через две недели, приходи тогда. Итак, что там случилось в море?

– Да, – ошарашено произнёс Ловкач, выпучив от удивления глаза. Когда это он сообщил мне имя папы-пьяницы? Ну, вы-то поняли, что никогда, что ему сейчас приходилось врать и изворачиваться. – Да, – повторил он выдуманное мной имя: – Да, Джоуш. А что было? О! Мы напали на пиратов у острова Куа, мы даже не дали им выйти из бухты. Знаешь, кто сказал, что они прячутся там и ждут, пока мы отбудем на Лийские острова?

– Догадываюсь. Чудила? Он был на «Великой Някке»?

– Да! Да! Его очень ценит адмирал. Они вечно вместе, – с некоторой обидой подтвердил Ловкач. – Представь, никто не знал, что планы меняются. Всё случилось в последнюю минуту, когда адмирал собрал всех капитанов. Приказ короля. Мы сначала шли намеченным курсом, потом вдруг ночью повернули назад, к острову Куа. Говорят, что это Чудила заранее попросил кого-то из рыбаков или из моряков пошпионить и выяснить, где могут скрываться пираты. Прямо в море подобрали человека на яхте, который очень спешил шепнуть ему об этом. Мог не успеть. Мог просто разминуться.

Вы посмотрите, каков Петрик, наш тайный полицейский! Пока мы с Мальком и Рики рыскали по пещерам, а сам Чудилка сидел под домашним арестом, он ухитрился выслать разведку. У него везде приятели! И точно – могли не успеть разузнать и отчитаться, слишком мало было времени до отхода кораблей. Но вот что интересно: мне померещилось или я и впрямь уловил в голосе Ловкача злые нотки? Он продолжал:

– А следующей ночью был шторм – и мы напали на них, хоть это было опасно.

– На пиратов нападать всегда опасно, – буркнул я.

– Да, но я в смысле шторма. Такая драка была… Страшно, Миче. Ещё так темно, и волны, и дождь. Но это ещё не всё. Пришлось гоняться за теми судами, что улизнули. Ужас, я просто с ног валился.

– Ты бегал за кораблями пешком? – усмехнулся я.

– Нет, просто всё время на ногах, всё время в работе. Ещё дожди без конца. Бои… – голос Ловкача дрожал, он смотрел мимо меня, должно быть, заново переживая все эти ужасы: сражения, смертельную опасность и усталость, угрозу со стороны переменчивого моря. – Мы сражались ещё позавчера. Мы разбили пиратов даже в их логове, на Лийских островах. Да, мы добрались и туда – надо же покончить с пиратством. Часть кораблей контролирует побережье…

Он ещё что-то говорил, наш новоиспечённый моряк. Я смотрел на него и думал: вот так рушатся приятельские отношения. Враньё насчёт папы, нарочно выброшенный, якобы украденный кошелёк… Что ещё?

– Ты, Миче, не знаешь, кто тот человек, который для Петрика шпионил?

Откуда мне знать, меня не было в городе, я не виделся с Чудилой, я не успел нормально с ним поговорить. Я хотел бы знать, какое дело Ловкачу до имени этого человека, моряка или рыбака. Тем более, этих людей, скорей всего, было несколько.

– Ну… Он же герой! Заслуживает всяческих почестей за такую смелость, – объяснил наш товарищ свой интерес.

– Где Чудила, Воки? – спросил я.

– Где?

– Я тебя спрашиваю.

– Ну, вообще-то я думал, что застану его у тебя. Может, он домой пошёл? Может, приехали его родители, и он сейчас с ними? Может, он ранен?

– Ты когда его видел? – спросил я.

– Позавчера.

– До боя или после?

– Во время. Мелькнул где-то, когда мы…

Дзинь – дзинь!

Я вскочил, как потревоженный заяц. Кто-то пришёл!

По дорожке ко мне бежал зарёванный Рики.

– Нигде нет Петрика, – захлюпал мой ребёнок, уткнувшись мне в живот. – Хозяйка обещала сразу сообщить, если объявится.

Чикикука льнула к его ногам и жалостно на меня смотрела. Часто мне казалось, что она понимает человеческую речь.

Следом за Рики вошли Ната и Малёк.

– Пропал без вести, – сказали они. – Вывесили списки. Петрик Тихо пропал без вести. Позавчера.

– Но это ведь значит, что он найдётся? – проскулил мой очень младший брат.

Мы переглянулись беспомощно.

* * *

Пришли наши родители… Ах да, я не сказал, что папу уже отпустили домой. Он уже даже не ходил на процедуры, и выкинул не только костыли, но и палку. Врачи в Лечебнице удивлялись тому, что папа вдруг так быстро пошёл на поправку. Мы с Рики навещали отца почти ежедневно, болтали, а Чикикука забиралась ему на колени. После каждого посещения папе становилось всё лучше и он, смеясь, утверждал, что это от нашей большой любви и внимания… Родители пришли, и мы сидели, не зажигая огня.

Что же мне делать теперь? Петрик мне дорог совсем как Рики. Кто будет будить меня дикими воплями, входя в окно вместо двери? Кто будет болтаться у меня по выходным с утра до вечера, лазая с Рики по черешням и ругая меня за то, что я никак не куплю ребёнку ролики? Как мне быть без его упрямой веры в меня и готовности помочь во всём в любой час? Он был частью моей жизни и частью жизни моей семьи. Его родители были далеко, и он приходил к нам, чтобы провести вечер с моим папой за кошмарной умственной игрой королей, в которую я всегда проигрываю, а Чудила как раз наоборот. А если мама за его чудачества запускала в него мокрой тряпкой, он не обижался, а покорно шёл помогать мыть посуду, если у кухарки был выходной. Думая о Петрике, я вспоминал, что у нас и некоторые привычки были похожи, и мы перенимали друг у друга разные словечки и выражения быстрее, чем прочие наши друзья. У нас даже в уголке правого глаза было по одинаковой родинке, только у Чудилы она нормальная, а у меня – розоватая такая. И нас обоих это не смущало, а почему это должно смущать нас, мужчин, если нашу красивую королеву такая же родинка в уголке глаза ничуть не портит? Надеюсь, хоть у неё в семье всё нормально.

Не успел я так подумать, как папа вздохнул, встал и зажёг настольную лампу. Лучше бы он этого не делал. Мы заморгали красными опухшими глазами, а папа грустно сказал:

– Что ж, это цена победы. Но раз сказано, что пропал без вести, значит, надежда есть.

Заговорила мама Малька, всегда бывшая в курсе всех сплетен:

– Король с королевой, бедные люди, у них тоже такое же горе.

– Какое горе? – спросил Ловкач.

– Так ведь наш королевич тоже не вернулся. То ли убит, то ли взят в плен, а может, просто утонул. Не все умеют плавать.

Моя мама вдруг залилась слезами, припав к плечу мамы Наты, и плакала так горько, что у меня сердце едва не разорвалось.

Папа поджал губы, засопел и отвернулся.

– Никому не пожелаешь, – тихо сказал он, – тем более другу юности и детства.

– Кто друг? – поинтересовался Рики, обнимая маму.

– Как кто? Мы с Охти учились вместе. Только в ту пору никто не звал его «ваше величество», а дразнили Котофеем. Очень хороший человек. Мой и мамин товарищ.

Удивительное признание! Даже я не знал, хоть я старше.

– А что же сейчас вы не дружите? – пристал простодушный Рики.

– Почему-почему, не ясно что ли? – пробурчал Малёк. – Кто дружит с величествами? Только вон Миче.

– Если у человека горе – надо пойти и пожалеть, – не сдался мой очень младший брат. – Тем более, если человек – друг юности. Пойдёшь, па?

– Кто ж его пустит во дворец? – постучал по лбу Ловкач. – И у нас у самих горе.

Натина мама сказала:

– Но может, королевич найдётся? Может, и Петрик найдётся, раз без вести?

Ната тихонько заплакала. Чикикука заскулила. А я почему-то вдруг резко вышел из ступора. Я не могу, когда при мне скулят.

– А что я сижу-то? – заговорил я, подскочив. – Если Чудила живой, я найду его! Эх, сколько потеряно времени! Что же я сидел-то? Больше никогда! Только сразу! Рики, давай, тащи, что нужно. Почему я не додумался погадать? Вспомнил! Полдневный Поиск после полудня было поздно проводить.

– Проведёт, значит, что-то другое, – пояснил присутствующим Малёк.

– Говорил я тебе, – не сдержался братец.

– Я узнаю, жив ли он, и сразу отправлюсь искать. Но мне нужна Петрикова вещь какая-нибудь.

Говоря это, я уже раскладывал гадательные принадлежности трясущимися руками при свете пододвинутой к себе лампы.

– Рики, – лихорадочно восклицал я, – тащи какую-нибудь Чудилкину вещь. Их полно тут. Скорее.

Получилось так, что я сидел в круге света, а края комнаты тонули в полумраке, потому что это была маленькая настольная лампа, вроде ночника. Раскрылась дверь, ведущая в коридор, и оттуда вылетело и закачалось в проёме, в тени, привидение. Самое настоящее. Оно качалось в воздухе туда и сюда, окутанное чем-то вроде облака, а полы его белого балахона развевались. Все мы ахнули в один голос, а храбрый Рики заплакал. Чикикука спряталась под диван.

– Ищешь вещь, принадлежащую твоему другу? – обратился ко мне призрак загробным голосом. – Подойдёт ли душа Петрика Тихо?

– Нет! – отказался я.

– Подойдёт. Как это нет? – настаивало привидение. – Подойдёт-подойдёт.

Оно опустилось на пол и бесшумно скользнуло ко мне:

– Уже подошла.

– Что подошла? – совершенно обалдев, прошептал я.

– Душа.

– Петрик! – дошло до меня. – Петрик, это ты?! Ты умер? Нет, ты не умер!!! Ну так я убью тебя!

Вмиг это чудило было облеплено нами с ног до головы. Мы тискали его и вытирали счастливые слёзы о различные его части тела. Малёк отвесил ему подзатыльник, а потом выдрал его из рук моих родителей в свою пользу. Рики прирос к Петрику, как привитая веточка к молодой яблоне. Чикикука скакала у нас под ногами на задних лапах. Моя мама благородно простила балбесу испорченный мой любимый пододеяльник и обрезанную бельевую верёвку. Папа высказал предположение, что Петрик голодный, Ната сбегала на кухню и принесла еды. Старшее поколение её семьи и семейства Мале водило вокруг хоровод. Ловкач тоже радовался.

– Я на минутку! – говорил Чудила.

– Садись ешь.

– Да я потом…

– Ешь сейчас.

– Мне бы пойти…

– Куда ты пойдёшь?

Он улыбнулся:

– У меня же есть свои родители? А? Есть? Так они же меня не отпустят. Поэтому я сначала к вам. Но на минутку!

– Так поешь, а потом пойдёшь.

Чудила сел за стол. А куда ему деваться? Он был бледным и оборванным, а левая рука перевязана грязной тряпкой, но это не мешало Петрику махать ею во все стороны.

– Ты что? Родители умрут, увидев тебя в таком виде. Миче, дай ему во что переодеться. И посмотри, что у него с рукой. Пошепчи там или что.

Я вынул Петрика из-за стола и уволок в свою спальню. Он умылся, переоделся, а руку я ему быстренько залечил. Ну, почти. То была маленькая ранка.

– Ужас, Миче, я просто с ног валюсь. Вы бы меня отпустили, а то я не дойду. Усну на газоне. Я завтра приду и всё расскажу.

– Устал, а играешь в привидение, балуешься иллюзиями и воздушными эффектами, – попенял я. – Ты поешь, а мы тебя довезём. Мы тебя проводим.

– Я не знаю, Миче, мне как-то неудобно. Мои родители останавливаются во дворце. Найму извозчика.

– Представь, – сказал я, – оказывается, мой папа и наш король дружили в юности. А теперь получается, не дружат. А что, собственно, тебе неудобно?

– Мне неудобно, что я вроде как задаюсь. Или что? Ничего? А ты знаешь, бывают в жизни такие ситуации, когда в жертву обстоятельствам приносится дружба.

– Дурацкие обстоятельства.

Чудила вдруг рассердился:

– Не говори ерунды! Если не знаешь, лучше молчи.

Я удивился. Чудила – это не я. Он гораздо спокойней, и редко выходит из себя. Значит, дело серьёзно, и лучше я пока буду молчать. Я махнул рукой на обстоятельства, всё равно из папы или из Петрика я когда-нибудь вытяну, что тут за секрет.

Мы вышли в столовую, и Чудилу снова усадили за стол. Глядя на то, как он ест, я понял, что мой друг просто смертельно голоден.

– Что с тобой случилось, Петрик? – спросили мы его, когда он немного уже наелся.

– Мы вообще не спали, всё время переживали, – укорил его Рики, ласкаясь к Чудиле, как котёнок.

– Да всё было нормально, всё как у всех. Сражались мы. А позавчера меня какая-то скотина столкнула в воду. Бой был на палубе.

– Оступился, наверное, – предположил Ловкач.

– Столкнула скотина, – упрямо стоял на своём Петрик. – Во время боя стукнула меня по голове. Только я не отключился, а так, немного дезориентировался. Так меня эта дрянь схватила за ноги и перекинула через борт. И уже когда я упал, там, внизу, ударился сам и потерял сознание. Смотрите, какая шишка. Убиться же можно было! Или даже вообще утонуть. Чёртов пират! – поморщился Чудила, поглаживая себя по темечку, а Чикикуку, забравшуюся ему на макушку, по спинке. – Знаете, в чём дело? На обратном пути, позавчера, наткнулись мы на пару их судов. Они сначала где-то затаились, а потом решили рвануть домой, в своё пиратское логово. Да не вовремя высунулись. Им было без шансов уцелеть. Я очнулся после падения, гляжу – нигде никого. Сам я на каком-то обломке. Думал, думал, куда двинуть, потом сообразил. Поймал доску, чтобы грести – и вперёд. Не так уж далеко от берега.

– Ну ты и сказанул! – ахнул Ловкач. – Тебе оттуда было грести и грести.

Чудила легкомысленно ответил:

– Да догрёб бы ведь когда-нибудь. Шуровал я доской до глубокой ночи, а потом случайно заснул. Устал. Тут меня будят…

– Среди моря? – не поверил Натин папа.

– Ну да, среди моря. Но уже значительно ближе к берегу, я же так быстро работал доской! – (Вы видите, в этом весь Петрик, он никогда не отчаивается). – Я открываю глаза, о! – передо мной шлюпка, полная пиратов. Мама моя! Я чуть со своего плота не свалился. Я так и сказал: «Кошмар какой!» – говорю. А они хохотать: «Не дрейфь, сынок, залазь, нам по пути. Ты к берегу, и мы к берегу». Я им: «Вот уж нет, не залезу». Они опять гогочут: «Надо бы тебя притопить, да жаль. Молоденький ты ещё. Давай, грузись, довезём. Только, – говорят, – долг платежом красен. Ты уж нас не выдавай на берегу. Мы, – говорят, – затеряемся где-нибудь, будто нас и не было вовсе». Я забрался в шлюпку. Нормально добрались и разошлись в разные стороны. Я гляжу – шлюпка уже никому не нужна, ну и воспользовался ею. До города ещё далеко, а по воде я сократил расстояние. А ворота закрыты, ночь уже.

– И что ты сделал?

– Проник через водосток. Там, где в Някку впадает Икка. Надо бы решётку поставить попрочней, я её оторвал.

– Зачем такие сложности, Петрик? Почему бы нормально не войти в ворота?

– Ждать утра? Мне захотелось сейчас. У меня тут вы. У меня мама и папа. Кстати, я бы уже к ним поехал. Спать хочу невозможно. Сейчас приду и завалюсь.

– Ну, давай, давай, – засуетились наши родители. – Давай иди, мама с папой, конечно, с ума сходят. Бедный Петрик, тебе надо скорей отдохнуть. Мы тебя довезём. Нет? Почему? Ладно, найдём извозчика. Давай, Миче, ступай, найди.

Таможенник Малёк возмутился:

– Так что, по окрестностям бродит тьма-тьмущая пиратов?

– Да ерунда, – отмахнулся Чудила. – Они рассеялись. Кто-нибудь займётся чем-то мирным, другие – обычным воровством. Особые неудачники сразу попадутся дозорам. Банды, в которые некоторые потом сплотятся, перебьют. Пройдёт много времени, прежде чем пиратство снова обретёт силу. Я, знаете ли, кокнул их вождя.

– Кого кокнул?

– Какого вождя?

– Ты кокнул?

– Ты лично?! Сам?

– Самого Длинного Когтя?

– Ну да, ну да, – подтвердил Чудила, – ещё в первом сражении, когда был шторм. У острова Куа. Его было легко узнать: злобный, бородатый анчу.

– О! О-о-о!!! – взвыли мы в полном восторге. – О, Чудила, а говорят, он сражается, как бог, и вообще непобедим!

– Враки. Легенда. Какое там непобедим, если даже я с ним справился?

Мы снова повисли на нём, но помня, что Петрик очень устал, быстро отцепились, нашли ему извозчика и отправили к маме и папе. От провожатых он отказался.

Мы вернулись домой слушать похвалы наших собственных мам и пап. Какие мы у них молодцы! Как они нами гордятся! Как они нас любят! Это очень, очень приятно.

Но под восторженное обсуждение подвига Петрика, я хмурился и кусал губы. Я помнил, что рассказывал дед: пираты мстят и убивают тех, кому не повезло расправиться с их вождями.

– Так значит, правда, – спросил Ловкач, – что ты, Миче, приложил руку к разгрому пиратов? Это благодаря тебе корабли сменили курс?

– Да, это благодаря ему, – с гордостью сказал мой папа.

Зря он это сказал. Лучше бы с Ловкачом не разговаривать вообще. Мне стало казаться, что это неподходящее для меня знакомство.